Владимир ПЫЛАЕВ

«В  списках живых не значатся...»

Победу в великой Отечественной войне ковали и миллионы заключенных в лагерях

Говоря о вкладе дальневосточников в Победу, мы нередко упускаем из виду тот факт, что накануне и в период войны на Дальнем Востоке была развернута огромная сеть учреждений ГУЛАГа (Главного управления исправительно-трудовых лагерей и колоний), в которых через труд «перевоспитывались» сотни тысяч советских граждан. Наравне с тружениками тыла они также работали на Победу, причем в несравнимо более тяжелых условиях.
Чтобы можно было представить, насколько ужесточилось законодательство в предвоенное и военное время, достаточно привести несколько примеров. Скажем, по закону от двадцать шестого июня 1940 года, который предусматривал различные сроки заключения за прогулы и опоздание на работу, только за два последующих года в стране были осуждены 2,6 миллиона человек. По Указу Президиума Верховного Совета СССР от двадцать шестого декабря 1941 года, нарушение трудовой дисциплины, самовольный уход с предприятий карались тюремным заключением на срок от пяти до восьми лет. По аналогичному указу от тринадцатого февраля 1942 года лица, уклоняющиеся от мобилизации для работ на производстве и строительстве в течение сорока восьми часов предавались суду и направлялись на принудительные работы. А по указу от пятнадцатого апреля 1942 года к исправительно-трудовым работам приговаривались колхозники, не выработавшие обязательного минимума трудодней или уклоняющиеся от мобилизации.
Только вдумайтесь в цифру: всего в 1941–1945 годах в СССР были осуждены 17,3 миллиона человек, из них более двухсот тысяч человек приговорены к высшей мере наказания, 6,2 миллиона человек — к лишению свободы, а 6,9 миллиона человек — к исправительным работам, штрафам, условному осуждению и другим мерам*. И это в воюющей стране, где каждый штык был на счету...
На территории Хабаровского края в предвоенную пору размещались пять самостоятельных управлений: самый крупный по количеству спецконтингента и объемам выполняемых работ — Дальлаг, Ново-Тамбовлаг, Райчихлаг, Ушосстройлаг и Железнодорожное строительное управление НКВД, в которых находилось  двести семьдесят семь тысяч заключенных и более пятнадцати тысяч вольнонаемных. Необходимость строительства второй железнодорожной магистральной линии с выходом к Тихому океану (Транссиб находился под угрозой нападения японцев) привела к созданию Байкало-Амурского лагеря с центром в Свободном. Уже во второй половине 1935 года его численность составляла сто девяносто тысяч человек.
Кроме того, в Дальневосточном регионе в центральном подчинении НКВД в первые годы войны находились Буреинский лагерь (ст. Известковая ДВЖД), Нижне-Амурский лагерь (г. Комсомольск-на-Амуре), Севвостоклаг (г. Магадан), Свободлаг (г. Свободный), Среднебельлаг (ст. Средне-Белая Амурской железной дороги), Умальстрой (пос. Умальта Буреинского района, где сооружался молибденовый комбинат), Управление исправительно-трудовых лагерей и строительство №201 (Николаевск-на-Амуре), Управление ИТЛ и строительство №263 (Советская Гавань), а также Управление ИТЛ и колоний Приморского и Хабаровского краев. Каждое управление состояло из десятков подразделений.
К примеру, в январе 1941 года только ИТЛ и колонии Приморского управления имели тридцать четыре самостоятельных производственных подразделения и сто девяносто три производственные точки. Владивостокский лагерь имел в своем составе три колонии, пересыльный пункт, шесть подразделений по добыче рыбы, четыре — дорожного строительства, три — занятые заготовкой леса, три — оборонными работами, два — сельскохозяйственными работами, одно — гражданским строительством.
Среди осужденных было и немало вчерашних военнослужащих. Многих из них буквально вытащил из тюремных застенков и лагерей командующий войсками Дальневосточного фронта генерал армии И. Р. Апанасенко. В условиях военного времени его распоряжения обязаны были выполнять все местные органы власти, включая партийное руководство края. А перед командующим была поставлена задача: не ослабляя охрану дальневосточных границ, скрытно организовать отправку дивизий Дальневосточного фронта на запад.
Иосиф Родионович принял решение на месте убывающих соединений под их номерами комплектовать новые. Для этого была объявлена всеобщая мобилизация мужчин всех возрастов до пятидесяти пяти лет включительно. Кроме того, Апанасенко расширил подготовку новобранцев — призывники стали прибывать в части Дальневосточного фронта из других республик и даже из Москвы. Позже стали выборочно призывать и представителей малочисленных коренных народов, из которых прежде брали на службу только добровольцев. Но и этого оказалось недостаточно. И тогда командующий приказал прокуратуре проверить дела лагерных заключенных, и всех, кого можно, освободить и отправить в войска. С этим приказом в лагеря были разосланы офицеры. Только из одного Нижне-Амурского лагеря в 1941 году были освобождены более пятнадцати тысяч человек. Апанасенко вернул в армию из мест заключения очень многих командиров (большинство из репрессированных военнослужащих отбывали срок как раз на Дальнем Востоке). Доносы на генерала от начальников лагерей потоком шли в адрес Берии. Но Сталин, который знал Апанасенко еще по Гражданской войне, можно сказать, дал командующему карт-бланш. И Иосиф Родионович сумел помочь воюющим фронтам, не ослабляя Дальневосточный. Хотя бы только за этот гражданский подвиг И. Р. Апанасенко заслуживает того, чтобы память о нем была увековечена в нашем крае.
Но вернемся к труду лагерных подразделений. На Дальнем Востоке они строили заводы и фабрики, порты, аэродромы и железные дороги, добывали драгметаллы и уголь, выполняли ремонт автомобилей, тракторов, электромоторов и разнообразных строительных механизмов, изготавливали запчасти к ним и инструменты, выпускали изделия металлообработки (в годы войны, в частности, боеприпасы), шили обувь и обмундирование, заготавливали лес и собирали мебель, выпускали специальную тару, ловили рыбу и собирали дикоросы, занимались сельскохозяйственным производством и выполняли различные подрядные работы. В частности, строили Бираканскую бумажную фабрику, Хабаровскую электростанцию, завод им. Орджоникидзе, Хорский лесозавод, судоверфи в Николаевске-на-Амуре, обслуживали морфлот на Сахалине и Камчатке…
Огромный объем работ спецконтингент выполнял по специальному строительству. Так, для нужд Дальневосточного фронта, Тихоокеанского флота, Краснознаменной Амурской флотилии заключенные построили более двадцати аэродромов со взлетно-посадочными полосами, летными полями, местами для стоянки самолетов, подъездными путями, бомбо- и бензохранилищами. Эти объекты появились в Николаевске-на-Амуре и Хабаровске, в Елизово и близ Биробиджана, в Бирофельде, Куйбышевке-Восточной, Желтом Яре, Завитой, Поздеевке, Мариинске, Седанке, Сергеевке и т. д. Были возведены пятнадцать бензоскладов: в бухте Де-Кастри, в Петропавловске-Камчатском, Усть-Большерецке, Александровске-на-Сахалине, на ст. Куйбышевка-Восточная, Завитая, Бикин и др.
Все это стало возможным благодаря нечеловеческому — по четырнадцать-пятнадцать часов в сутки — труду заключенных и вольнонаемного состава. Все подразделения, занятые на аэродромном строительстве, работали на пределе возможностей, что, как отмечалось на производственном совещании двадцать шестого апреля 1943 года при уполномоченном НКВД по Дальнему Востоку комиссаре госбезопасности второго ранга С. Гоглидзе, приводило «к износу рабочей силы и плачевным результатам».
Помимо этого, заключенные осваивали до той поры малонаселенные северо-восточные регионы (уже в конце 1938 года численность спецконтингента на Колыме составила сто семнадцать тысяч шестьсот тридцать человек), прокладывали нефтепровод с о. Сахалин до с. Софийское и железную дорогу Комсомольск-на-Амуре — Советская Гавань. Последний объект получил наименование «строительство № 500 НКВД СССР».
О названных стройках нужно рассказать отдельно, так как обе они были стратегически важными для обороноспособности государства.
В начале 1941-го стало понятно, что строительство нефтепровода, начатое по поручению СНК СССР от пятого апреля 1940 года и рассчитанное на три года, тормозится ввиду того, что Наркомнефти не хватало ни стройматериалов, ни рабочей силы. Поэтому постановлением СНК СССР от седьмого мая 1941 года строительство нефтепровода передавалось ГУЛЖДС НКВД и возлагалось на Нижне-Амурский исправительно-трудовой лагерь. По проектным заданиям трасса должна была быть проложена по маршруту г. Оха — пос. Погиби — мыс Лазарева — бухта Де-Кастри — с. Софийское вместо ранее определенной Циммермановки, поскольку труб хватало только на триста восемьдесят семь километров, а требовалось четыреста сорок километров. Пропускная способность нефтепровода определялась в полтора миллиона тонн в год с последующим ее доведением до трех миллионов тонн. Только по предварительным расчетам транспортировка нефти по трубопроводу должна была обходиться в семь-восемь раз дешевле, чем по железной дороге, и в десять-пятнадцать раз дешевле, чем морским и речным путем.
К первому июля 1942 года стройка № 15 располагала 11,7 тысячи человек при потребности пятнадцать тысяч. На острове трудились 6,8 тысячи, на материке — 4,9 тысячи. Нет нужды говорить, что с началом войны работы велись максимально ударными темпами: сахалинскую нефть ждали нефтеперерабатывающие предприятия Хабаровска и Комсомольска-на-Амуре, в ГСМ нуждались производства края, войска Дальневосточного фронта, наконец, бензин, дизтопливо и лигроин требовались на воюющих западных фронтах...
Наверное, нефтепровод не был бы построен в столь сжатые сроки, если бы не завод «Амурлитмаш», днем рождения которого считается восьмое августа 1942 года, когда был сдан производственный корпус № 3. Изначально завод должен был стать военным арсеналом Дальнего Востока. Здесь планировался выпуск танков, корабельной и береговой артиллерии, стрелкового вооружения, корпусов снарядов, бомб и мин. Для этого проектировалось гигантское предприятие, двадцать один цех которого должен был занять площадь двенадцать квадратных километров. Но война внесла свои коррективы. В 1942-м в кузнечном цехе предприятия день и ночь изготавливали лепестковые муфты для соединения труб нефтепровода. Каждые восемь метров трубы соединялись в плеть двумя муфтами из четырех лепестков. Можно посчитать, сколько таких муфт пришлось выковать рабочим для путепровода протяженностью триста восемьдесят семь километров.
Постановление СНК СССР от шестого мая 1942 года о досрочной сдаче нефтепровода в сентябре 1942 года внесло поправки в проект постройки нефтеналивной станции и временного причала у с. Софийское; укладки одной нити нефтепровода вместо двух и его подключения к действующему нефтепроводу Оха — Москальво (на территории Сахалина), вместо строительства нового участка до Лагури и т. д. Прокладывать нефтепровод пришлось в сложнейших условиях, с проходом возвышенностей с разностью отметок от четырех до трехсот девяносто одного метра и большим количеством поворотов. Трассу нефтепровода в ста тридцати четырех местах пересекали реки и ручьи, многие километры ее были проложены по болотистым марям. А параллельно с нефтепроводом сооружалась автодорога общей длиной более трехсот семидесяти шести километров. В ходе ее укладки было построено четыреста сорок семь искусственных сооружений, в том числе двести сорок один мост.
Поскольку из-за нехватки труб провести нефтепровод тогда удалось только до пос. Софийское, до Комсомольска нефть доставлялась на баржах.
Одновременно со строительством нефтепровода Нижне-Амурский ИТЛ производил лесозаготовительные и сельхозработы, предоставлял заключенных на строительство заводов «Амурсталь», Комсомольского судостроительного, Комсомольского нефтеперерабатывающего, снаряжательного и завода морских и автобронетанковых аккумуляторов. Кроме того, в самом лагере организовали механизированные предприятия с общей численностью семь с половиной тысяч человек. Здесь на заказах Дальневосточного фронта по пошиву армейского вещевого имущества, изготовлению обозного имущества, различных инструментов, кузовов автомашин и санитарных лодок трудились инвалиды, ослабленные заключенные и женщины, то есть рабочая сила, которая не использовалась на тяжелых работах.
В 1943 году в ведение Нижне-Амурского исправительно-трудового лагеря НКВД СССР перешел и «Амурлитмаш». Он оставался в исправительно-трудовой системе вплоть до 1955 года. С 1944 года часть производства была отведена под сборку для фронта автомобилей «Студебекер» из узлов и агрегатов, поставляемых из США. Одновременно с этим десятками тысяч производились инструменты: ломы, кирки, строительные скобы и т. д. А с апреля 1945 года завод также освоил строительство вагоноподъемников для паромной переправы, которая должна была соединить материк с Сахалином.
Основным контингентом рабочих все это время были лица, лишенные свободы. В 1943 году перед ними была поставлена новая задача — ремонт строительных механизмов и оборудования, запчастей, инструментов для обеспечения строительства железнодорожной магистрали Комсомольск — Советская Гавань. Обеспечение выхода к Охотскому морю было стратегической задачей. Строительные работы начались в октябре 1943 года. Жесткие сроки прокладки трассы объяснялись просто: железнодорожную линию и причалы с паромной переправой планировалось использовать для переброски войск — ведь половина Сахалина еще была занята японцами, и окончательные бои Второй мировой на Дальнем Востоке были еще впереди.
Если кто-то считает, что спецконтингент, который называли «контриками», работал из-под палки, то в доказательство обратного можно привести воспоминания одного из очевидцев тех событий: «Это были специалисты высокой квалификации, истинные патриоты нашей Родины, отдававшие все свои силы помощи фронту. Поэтому неудивительно, что в холодных корпусах, без кранового оборудования, без естественного освещения (режим затемнения и недостроенные корпуса), на земляных полах, при большой нехватке станочного оборудования эти труженики делали капитальные ремонты дизелей американской фирмы «Катерпиллер», восстанавливали топливную и гидравлическую системы дизелей, бульдозеров, экскаваторов, передвижных электростанций, гусеничных подъемных кранов… Техническое творчество среди «контриков» было широко развито. Оно вызывалось искренним желанием приблизить победу, а также инстинктом самосохранения, так как технически грамотные специалисты, квалифицированные рабочие были нужны администрации завода, а это совпадало со стремлением заключенных остаться на заводе, где выше шансы выжить, чем на земляных работах на трассе, зимой».
Выжить на строительстве трассы протяженностью четыреста семьдесят пять километров с паромной переправой через Амур и возведением трех морских причалов в бухте Ванина заключенным действительно было непросто. «Для непосредственной организации и руководства строительством на западном участке линии организован Нижне-Амурский лагерь, а на восточном участке — Восточный лагерь, подчиненные непосредственно Управлению строительства № 500», — докладывал в феврале 1944 года начальник строительства № 500 НКВД СССР инженер-полковник Ф. Гвоздевский. (Чуть позже появился и еще один лагерь — Перевальный — с двадцатью семью тысячами человек, организованный приказом № 00595 по НКВД СССР восемнадцатого мая 1944 года. Его заключенные тоже работали на строительстве № 500 на участке пересечения Сихотэ-Алиньского хребта.)
До августа 1945 года планировалось уложить пятьсот сорок пять километров главных и станционных путей, шесть тысяч семьсот шестьдесят пять погонных метров труб и деревянных мостов, четыреста пятьдесят погонных метров морских причалов, выполнить 152,6 тысячи кубометров каменной кладки искусственных сооружений, двести шестнадцать тысяч кубометров постоянного и тысяча двести двадцать тысяч кубометров временного гражданского строительства, построить шестнадцать пунктов водоснабжения, автодорогу, линию связи и многое другое, необходимое для работы железнодорожной ветки.
Всего около ста тысяч человек трудились на прокладке трассы. (Для сравнения: накануне войны все население Хабаровского края составляло 657,4 тысячи человек.) Как вспоминал ванинский старожил Ф. Надежкин, «железную дорогу вели навстречу друг другу. Мертвых зимой складывали, как дрова, на обозы и везли в сторону Ванино». Смертность в исправительно-трудовых лагерях и колониях ГУЛАГа составила в 1942 году 24,9 %. Вдумайтесь, сколько десятков, если не сотен тысяч жизней скрыто под этой цифрой…
Нормальных бытовых условий не было не только у заключенных, но и у тех, кто их охранял. По свидетельству очевидцев, в первое время, пока не построили бараки, люди спали на открытом воздухе, тесно прижавшись друг к другу…
Неудивительно, что на строительство отбирали физически крепких заключенных, причем не только из дальневосточных лагерей. Пополнение шло из Московского и Харьковского, Свердловского, Тамбовского и Новосибирского формирований, Приморского УИТЛК.
Всего через двадцать один месяц — к пятнадцатому июня 1945 года завершилась укладка сквозного рельсового пути от Пивани до бухты Ванина. Двадцать третьего июля 1945 года строители сдали в эксплуатацию паромную переправу с причалами, железнодорожными подъездными путями и тремя станциями: Мылки, Комсомольск-Пристань, Пивань-Пристань (через два года ст. Мылки объединили со ст. Комсомольск-Пристань). Одновременно осуществлялось строительство трех аэродромов с укладкой металлических взлетно-посадочных полос в районе Советской Гавани и бухты Ольга. Девятнадцатого июля 1945 года, на полтора месяца раньше срока, было открыто временное движение по всей линии. Тридцать первого июля паром № 1 был передан управлению паромной переправы ДВЖД и в тот же день, взяв на борт воинский эшелон, ушел в свой первый рейс. А чуть позже полностью проложенная трасса помогла советским воинам в войне с Японией…
Кроме того, заключенные исправительно-трудовых лагерей внесли огромный вклад в увеличение золотых запасов страны, на которые в годы войны закупались техника и вооружение. Дальневосточные месторождения золота продолжали разрабатываться постоянно, хотя показатели двух трестов Наркомцвета — «Амурзолота» с десятью предприятиями и «Приморзолота» с шестью, представлявших золотодобывающую промышленность в Хабаровском крае, — заметно снизились. Они добыли в 1941 году девять тысяч сто одиннадцать килограммов и две тысячи девятьсот три килограмма драгметалла соответственно, а в 1942 году — шесть тысяч триста двадцать пять килограммов и две тысячи четыреста тридцать шесть килограммов. Спад производства был вызван, в первую очередь, сокращением рабочих и служащих в связи с призывом в армию (к первому октября 1943 года число занятых в золотодобывающей промышленности края сократилось с начала войны на шестнадцать тысяч пятьсот сорок четыре человека и составило двадцать тысяч восемьсот шестьдесят четыре работника). Зато росла производственная база «Дальстроя», где увеличивалось количество вольнонаемных работников — в основном за счет освободившихся колымских заключенных, которые «до особого распоряжения» не могли покинуть этот трест. В 1941 году на основании Постановления СНК СССР «Дальстрою» передали разработку месторождений золота на побережье Охотского моря от Пенжинской губы до Удской губы (Чумикан).
Лагерная система имела четко выстроенную структуру. В «Дальстрое» насчитывалось семь горнопромышленных управлений (пятьдесят пять приисков, девятнадцать обогатительных фабрик, семь мощных электростанций), сто пятьдесят километров узкоколейных железных дорог и две с половиной тысячи километров автомобильных дорог. Флот «Дальстроя» был представлен морскими (общий тоннаж двадцать четыре тысячи тонн) и речными (сорок пять тысяч тонн) судами с годовым грузооборотом в семьсот тысяч тонн. Плюс ко всему «Дальстрой» располагал морскими портами в Ванино, Находке, Нагаево и имел свой воздушный флот. Но средства механизации были не главным в достижении высоких показателей. В первую очередь успехи в горнодобывающей промышленности достигались за счет эксплуатации дешевого подневольного труда и увеличения норм дневных выработок.
Лагерный труд не был бы столь эффективен и без надлежащей политико-воспитательной работы. Ее основой в ИТЛ в годы войны стало разъяснение сути происходящих событий. Директивное письмо начальника политотдела ГУЛАГа от второго октября 1942 года указывало, что недооценка пропаганды приводит к распространению слухов и используется контрреволюционными элементами в своих целях. Поэтому предлагалось использовать газетные витрины, радиотрансляционную сеть, наглядную агитацию оборонного характера и соответствующий репертуар художественной самодеятельности, что позволило бы повысить производительность труда. Вот несколько цифр, характеризующих эту деятельность: в течение 1942–1944 годов для отбывающих наказание в лагерях и колониях только Хабаровского края было прочитано четыре тысячи восемьсот тридцать семь лекций и докладов, проведено четырнадцать тысяч девятьсот семнадцать политбесед и политинформаций, поставлено две тысячи девятьсот восемьдесят пять спектаклей, показано пять тысяч двести двадцать пять киносеансов. В 1944 году в ИТЛ края работали триста восемьдесят пять агитаторов, тысяча тридцать чтецов газет, имелось шестьдесят три клуба и семьдесят два кружка художественной самодеятельности. К примеру, только на строительстве № 500 среди спецконтингента работали пятьдесят шесть агитколлективов, в том числе двадцать — среди заключенных. Непосредственно на трассе в 1944 году было проведено девять тысяч сто сорок четыре политических беседы и политинформации, двадцать девять тысяч шестьсот девяносто шесть громких читок газет, тысяча двести восемьдесят семь докладов на различные темы, выпущено тысяча пятьсот тридцать четыре газеты, для укрепления морального духа заключенных и мобилизации их на новые трудовые свершения было показано три тысячи тридцать три киносеанса. Среди фильмов: «Фронт», «Кутузов», «Во имя Родины», «Радуга», «Битва за Россию», «Битва за Севастополь», «Народные мстители». Из числа спецконтингента были созданы шестьдесят восемь кружков художественной самодеятельности, три ансамбля, духовой оркестр, было проведено тысяча девятьсот четырнадцать спектаклей и вечеров самодеятельности, отражающих, как отмечалось в отчете, «героику людей советского фронта и тыла».
Вся эта агитационно-пропагандистская работа приносила свои плоды, содействуя выполнению и перевыполнению планов. В коллективах внедрялись ударные и стахановские методы труда, движения рационализаторов и изобретателей, трудовое соревнование, бригадное и индивидуальное обучение. Скажем, из двадцати четырех тысяч девятисот тридцати семи заключенных Нижне-Амурского лагеря, занятых на производстве, в 1942 году выполняли нормы на 100–110 % — девять тысяч пятьдесят человек, на 110–150 % — девять тысяч шестьсот сорок три человека, на 151–200 % — две тысячи семьсот пятьдесят один человек, «двухсотников» было восемьсот пятьдесят два, а не выполняли производственные нормы всего две тысячи шестьсот сорок один человек или 10,6 %. Книжки отличника имели 1,3 тысячи человек. Из них после окончания строительства нефтепровода тремстам шестидесяти четырем заключенным сократили сроки наказания и освободили досрочно.
Другой пример: в подразделениях Владивостокского лагеря по неполным данным в июне 1943 года в трудовом соревновании участвовали 87 % занятых на основном производстве, имелось девяносто семь бригад-отличников, четыре бригады и четырнадцать звеньев высокого урожая, систематически выполняли норму на 100–120 % три тысячи шестьсот тридцать семь заключенных, на 150–200 % — тысяча восемьсот шестьдесят девять, более чем на 200 % — триста четырнадцать заключенных. И среди коллективов, и среди заключенных организовывалось соревнование с присуждением переходящих знамен Хабаровского и Приморского крайкомов партии и крайисполкомов, денежных премий. В Управлении ИТЛ и колоний Хабаровского края в 1944 году в социалистическом соревновании участвовали 92 % заключенных, 16,7 тысячи человек перевыполняли производственные нормы. Если в 1943 году отличниками производства были 2,4 тысячи заключенных, то в 1944 году — 4,6 тысячи. За высокие производственные показатели и образцовое соблюдение лагерного режима пятьсот семьдесят два заключенных были представлены к досрочному освобождению и четыреста двадцать семь досрочно освобождены.
Для лучших водителей, экскаваторщиков, компрессорщиков устанавливались премии в размере пять тысяч рублей. К началу 1945 года на строительстве насчитывалось четыреста пятьдесят «фронтовых» бригад, девять тысяч триста девяносто семь человек ежедневно выполняли более полутора норм, некоторые доводили выработку тачками на земляных работах до 800–1000 %.
Заключенные, переведенные на колонизацию, могли перевезти семью, имущество, получить ссуду, с них могли снять судимость и ограничения в правах. Часть осужденных оставалась в регионе по окончании срока, исходя из собственного желания: Дальний Восток с его дефицитом рабочих рук предоставлял больше возможностей для трудоустройства, чем западные регионы, особенно с учетом жесткой паспортной системы с соответствующими отметками и запрещением проживать на определенных территориях.
Понятно, что передовикам лагерного труда полагался и доппаек. Тем более что положение с питанием заключенных во время войны заметно ухудшилось. Специальной запиской предписывалось не увеличивать выдачу хлеба свыше восьмисот граммов, рыбы — пятьдесят граммов, мясопродуктов — двадцать граммов, жиров — десять граммов, овощей и картофеля — четыреста граммов. Даже увеличенные в 1944 году нормы питания (по хлебу — на 12 %, рыбе и мясу — на 40 %, овощам — на 22 %, крупе — на 24 %, жирам — на 28 %) оставались по калорийности ниже довоенных норм питания примерно на 30 %. Понятно, что такие порции рыбы, мяса, жиров растворялись в общем котле и были практически невидимы глазу и неощутимы на вкус. Главным продуктом заключенных, помимо горячей баланды, был хлеб. Его выдавали по следующим нормам: вырабатывающим на основных тяжелых работах до 50 % нормы выработки — четыреста граммов, от 50 до 80 % — пятьсот, от 80 до 100 % — шестьсот, до 125 % — семьсот, от 125 % и выше — восемьсот граммов. Отказникам, симулянтам и находящимся в штрафном изоляторе без вывода на работу полагалось триста граммов ржаного хлеба, содержавшимся в карцерах — триста граммов хлеба и кипяток каждый день, а раз в три дня — жидкая горячая пища по норме для отказников. Работающим стахановскими методами труда, а также ослабленному контингенту разрешалось улучшать питание сверх установленных норм за счет «особого фонда продовольствия», выделяемого ГУЛАГом из децентрализованных заготовок. В частности, перевыполняющим производственные нормы полагалось дополнительное «премиальное» блюдо, а также им разрешалось покупать махорку и табак.
С началом войны лагеря и колонии стали переводить на принцип самообеспечения. К примеру, Владивостокский лагерь к июлю 1942 года заготовил 18,3 тонны дикоросов, в том числе 1,4 тонны черемши, 5,6 тонны дикого лука, шесть тонн листьев дикого винограда, 1,1 тонны щавеля. Годовая производственная программа предусматривала посев на семи тысячах пятистах сорока гектарах земли, на которых предполагалось получить 11,6 тысячи тонн картофеля, 6,5 тысячи тонн других овощей, 5,3 тысячи тонн зерновых, кроме того, предусматривалось наличие девятисот тридцати пяти голов крупного рогатого скота, тысячи пятисот восьмидесяти трех свиней, четырехсот девяносто трех овец. Нижне-Амурский лагерь к этому времени заготовил девятьсот тонн рыбы, 3,7 тонны клюквы, пятьдесят одну тонну дубовых желудей, засеял тысячу четыреста восемьдесят три гектара земли при плане тысяча двести семьдесят гектаров. В 1944 году лагерное сельскохозяйственное производство при строительстве железнодорожной магистрали Комсомольск-на-Амуре — Советская Гавань было в основном сосредоточено в пяти крупнейших подразделениях с пятью тысячами девятьюстами сорока двумя гектарами посевов (на пятьсот сорок три гектара больше, чем в 1943 году), занятых в том числе под зерновые (три тысячи двести сорок четыре гектара), картофель (тысяча пятьсот десять гектаров) и овощные культуры (двести восемьдесят гектаров).
Выполнение продовольственной программы самообеспечения противоречило программе выполнения производственных заданий. Поэтому заключенных, годных к более тяжелому физическому труду, с сельскохозяйственных переводили на другие работы. А растить и собирать урожай оставляли в основном женщин и контингент, не приспособленный к большим физическим нагрузкам.
Но выращенной сельхозпродукции все равно было недостаточно. Смертность от болезней, истощения, обморожения и прочего в ИТЛ и ИТК в 1943 году составила 22,4 % от общего количества заключенных и пошла на спад только в 1944 году (9,2 %).
Пережить все лагерные ужасы довелось великому российскому артисту Георгию Жженову. Его осудили в 1937-м на восемь лет по зловещей 58-й статье УК РСФСР (за контрреволюционную деятельность) и по этапу отправили в Магадан. Кто-то донес в НКВД, что он во время съемок фильма «Комсомольск» познакомился в поезде с одним американцем (такой факт действительно был), курил предложенные им американские сигареты, а затем, находясь с ним в одном купе, якобы выдал ему секретные данные о стратегически важных объектах, о морально-политической обстановке в среде строителей города и об их настроениях… В тридцать седьмом году этого было вполне достаточно, чтобы «загреметь» на Колыму.
«Я был молодой, двадцатидвухлетний человек, жизнерадостный, без предрассудков — и вдруг попал в неописуемый, кромешный ад, — вспоминал артист. — До сих пор не могу понять, как выдержал свалившееся на меня несчастье. Сначала я валил лес на делянах Лукчанского леспромхоза. Моим напарником по двуручной пиле оказался военный разведчик Сергей Чаплин, очень крепкий физически и морально стойкий человек. Но, когда с началом войны нас перевели на золотые прииски, он не выдержал изнурительного труда и издевательств лагерных «вертухаев». Ушел из жизни гордый, редкого мужества человек, достойный за благородство и смелость самых высоких наград и почестей! А меня судьба хранила, несмотря на голод, дизентерию, цингу и зверства конвойных…
…Главным мерилом в оценке действий начальства лагеря было выполнение плана. Любой ценой! Любыми средствами! Не считаясь ни с какими человеческими жертвами! «Людей хватит. А не хватит — еще привезут «врагов народа». Именно на их долю там приходился и самый тяжкий физический труд, и общие подконвойные работы. Зато уголовники пользовались всеми «привилегиями» зоны и, как могли, издевались над «политическими».
Я часто вспоминаю все это и иногда даже начинаю сомневаться: да было ли такое? Ан нет, было! Вряд ли позабудешь, как распухшие от голода и цинги, пораженные фурункулезом «зеки» кучками лепились к стенам лагерной кухни, заглядывали в щели лихорадочными, воспаленными глазами сумасшедших и следили за приготовлением вонючей баланды — она казалась им изысканнейшим деликатесом!
Или такая сцена. Утро. В промерзших бараках на уцелевших «островках» нар валялись, тесно прижавшись друг к другу, голодные и больные люди. И каждое утро на нарах оставались умершие («давшие дуба») заключенные. Их скрюченные, застывшие тела в примерзших к нарам шапках, стаскивали с нар, волоком тащили за зону лагеря и где-нибудь подальше от людских глаз прикапывали до весны в снег. А обезумевшим от бесплодных поисков родственникам отвечали: «В списках живых не значатся…»
По весне из-под оттаявшего снега торчали конечности человеческих тел, как бы взывая к живым о захоронении по-христиански в землю. Из семисот с лишним человек, отбывавших срок в лагере, перезимовала только половина…»*
В конечном итоге эта система, жертвами которой стал и известный артист, и миллионы других ни в чем не повинных граждан, стала пожирать сама себя. В 1938 году были репрессированы и расстреляны начальник УНКВД Амурской области Марк (Маркус) Ильич (Ильевич) Говлич (Говбиндер), начальник УНКВД Приморской области Михаил Иосифович Диментман, начальник УНКВД Зейской области Дальневосточного края Николай Владимирович Жуков (Берлин), начальник УНКВД Хабаровской области Дальневосточного края Семен Израилевич Западный (Кессельман). Такая же участь поджидала руководителей управлений НКВД Камчатки, Амурской, Нижне-Амурской областей и т. д.
Первого августа 1938 года Военная коллегия Верховного суда СССР «за измену Родине», «подрыв государственной промышленности», «совершение террористических актов», «организационную деятельность, направленную на свержение существующего строя» приговорила к высшей мере наказания директора треста «Дальстрой» Эдуарда Петровича Берзина. Возглавившему следом за ним «Дальстрой» Ивану Федоровичу Никишову, который руководил трестом десять лет и даже получил в 1944-м звезду Героя Социалистического Труда, повезло больше — после громкого скандала его тихо сместили. В 1954-м был лишен звания генерал-лейтенанта начальник Севвостлага Георгий Сергеевич Жуков. Наконец, в 1953 году был арестован и расстрелян генерал-полковник Сергей (Серго) Арсеньевич Гоглидзе, который с июля 1941 года возглавлял управление НКВД (НКГБ, МГБ) Хабаровского края, а с 1943 по 1951 годы был уполномоченным МГБ СССР по Дальнему Востоку.
Многие из названных и неназванных представителей репрессивных органов не подлежат реабилитации. Но сегодня мы вспоминает не их, а тех, кто даже в зековской робе, пораженный в гражданских правах, оставался настоящим Гражданином своей страны и в неимоверных условиях, за колючей проволокой, ковал Победу наравне со всем советским народом.
Не будем их забывать.

* Ткачева, Г. А. Оборонный потенциал Дальнего Востока СССР в годы войны / Г. А. Ткачева. — Владивосток, 2012. Далее в тексте приводятся цифровые данные из указанной монографии.

* Ишеков, В. Ф. Мои встречи со знаменитостями / Виктор Ишеков. — Хабаровск, 2005.