H X M

Публикации

Подписаться на публикации

Наши партнеры

2015 год № 3 Печать E-mail


Виктор ЗАВОДИНСКИЙ



Какого цвета Африка?

 

 

Белые люди до сих пор воспринимают
Африку как большой зоопарк, а нас либо
как говорящих обезьян, либо как служителей
этого зоопарка.
Коренной угандиец, сотрудник крупного банка


Мы живем во власти стереотипов. «В Африке гориллы, злые крокодилы… В Африке ужасный Бармалей!» У всех на памяти копи царя Соломона, пирамиды и папирусы Египта, «Запад есть Запад…» Киплинга, «Ночной полет» Экзюпери, «Снега Килиманджаро» Хемингуэя… Таинственный Черный Континент! Кстати, почему «черный»? Если по цвету кожи обитателей, то далеко не у всех она черная. Да и Азию мы не называем желтой. А с другой стороны, Австралию журналисты почему-то именуют Зеленым Континентом. Вот уж странно! Зеленая там лишь узкая полоска побережья, а большая часть — выжженная пустыня.
Африка бесконечно разнообразна и по-прежнему самобытна. И по-прежнему почти неизвестна европейцам. Если вы слетали пару раз на пляжи Египта или побродили по базарчикам Марокко, не обольщайтесь — вы не видели Африки. Если вас свозили на сафари или завели на вершину Килиманджаро — вы не видели Африки. Африка — это не гориллы и крокодилы и не Килиманджаро. Африкой она осталась бы и без них. Африка — это люди с другой историей, другими мифами, другой культурой. Африка — это цивилизация, долго спавшая, но обладающая огромным потенциалом и достойным будущим.
Летом 2014 года мы с женой Ольгой посетили Уганду, пробыли там весь июнь. Уганда находится в самом центре Африки, на экваторе, и равноудалена от Атлантики и Индийского океана — центральнее некуда. Несмотря на экваториальное положение, климат в Уганде совсем не жаркий (круглый год плюс 20–22 градуса), а так называемый «сезон дождей» мало чем отличается от сухого сезона. По нашим понятиям — рай, да и только. Приехали мы туда по приглашению местной православной церкви. Уже неожиданность, правда? В самом сердце Африки и вдруг православная церковь!
Привычный нашему слуху термин «православный» на других языках (изначально на греческом) звучит как «ортодокс» и означает неуклонное следование догматам веры и основам вероучения. Как раз в силу географических причин в Африке христианство начало распространяться гораздо раньше, чем в Восточной и даже в Западной Европе. Несмотря на огромное воздействие Рима и множества протестантских церквей, некоторые африканские христианские общины до сих пор сохранили верность первохристианским обычаям и традициям. Одна из таких общин находится в Уганде.
В принципе, Уганда — страна христианская. Христианизировали ее в основном англичане, колонией которых она являлась до 1962 года. Поэтому исторически наиболее влиятельной там является англиканская церковь. Православная община малочисленна и бедна, а потому, увы, и малопривлекательна для возможных новых прихожан. Поэтому в 2013 году настоятель угандийской церкви Иоаким Кимба решился на непростой и неожиданный для его паствы шаг — примкнуть к Русской Православной Церкви (РПЦ). Однако, сопоставив догматы веры и основные традиции, которые он и его паства унаследовали от отцов и дедов, а те — от первых христиан, отец Иоаким обнаружил, что РПЦ отошла от таковых и во многом сблизилась с Западом. В первую очередь это касалось отказа от двоеперстия и крещения путем троекратного полного погружения в воду.
Для светского человека — это условности и мелочи, но напомню: на нашей «святой» Руси за такие мелочи миллионы людей поплатились в прошлых веках жизнями, резаными языками, свободой и исковерканными судьбами. Африканский священник не поступился традициями первых святых и апостолов, не пошел на поклон к богатой РПЦ, а обратился Русскую Православную Старообрядческую Церковь (РПСЦ), к московскому митрополиту владыке Корнилию. Владыка дал согласие.
И вот мы с Ольгой, старообрядцы из Хабаровска, переполненные удивления, любопытства и христианского желания чем-то помочь, получили благословление хабаровского батюшки и московского владыки, списались с отцом Иоакимом и прилетели в Уганду.
Самолет прибыл ночью, аэропорт расположен довольно далеко от Кампалы, пункта нашего назначения. Отец Иоаким в электронном письме попросил нас ждать до утра. Утром он обязательно за нами приедет. Мы не посылали ему наших фотографий, но уверены, что не узнать нас он не сможет. Кроме нас, в крошечном зале ожидания только один европеец, молодой светловолосый человек лет двадцати пяти, с небольшим рюкзаком. Неевропейцы, прилетевшие одним с нами рейсом из Каира, давно покинули аэропорт: кого-то встретили, кто-то уехал сам. Мы здесь ничего не знаем, мы одни в этой новой для нас вселенной, не считая практически незнакомого нам священника. Конечно, в моей записной книжке есть номер телефона местного российского консула, но наши телефоны, увы, не работают автоматически в местном роуминге — туда еще как-то надо пробиться.
Ждем-пождем. Вот уже и утро наступило, шесть часов, семь, восемь… За окнами небесный свет разгорелся, машины подъезжают, автобусы, служащие аэропорта прибывают на рабочие места… А вот уже и не служащие, путешествующий народ с чемоданами и сумками поспешает…
— А вдруг Кимба по каким-то причинам вообще не приедет? — спрашивает Оля. — Мало ли что бывает в жизни!
Телефона Кимбы у нас нет, адреса церкви тоже нет, только номер почтового ящика.
Подождем до девяти, решаем. Потом наймем такси и поедем в какой-нибудь центральный отель, оставим там рюкзаки и будем искать православную церковь.
Наши альпинистские рюкзаки огромны и набиты подарками для церкви, в основном для детей — одежда, обувь, тетради, ручки, карандаши. Есть подарки и для святого отца Иоакима и матушки Маргариты.
— А если не найдем? — совсем безнадежно спрашивает уставшая от бессонной ночи Оля.
— Значит, превратимся в обычных туристов и будем ездить по национальным паркам. Все в воле Господа!
Отец Иоаким появляется в половине девятого. И не один, а с матушкой Маргаритой. Оба они невысокого роста, почти на голову ниже меня, лет им около пятидесяти, он в очках и чем-то похож на земского врача Чехова. Она — полнолицая, ядреная, так и хочется сказать «румяная, кровь с молоком». Естественно, оба темнокожие и даже весьма темнокожие. Вид у них испуганно-настороженный и несколько виноватый. Приветствуем друг друга, обнимаемся. Кимба оправдывается, объясняет, что в дороге были большие пробки. Бог с ними, с пробками, главное, что нас все-таки встретили, и нам не придется искать ненужные приключения в этой незнакомой вселенной. Нанимаем такси и едем.
Аэропорт находится в пригороде Кампалы, в городке с названием Энтебе. Кимба пояснил, что нам предстоит не только добраться до Кампалы, но и пересечь ее из конца в конец, потому что его церковь находится на противоположной окраине столичного города, а город этот огромный и насчитывает около шести миллионов жителей. А может быть и около десяти, никто их толком не считал.
Улицы Энтебе выглядят вполне прилично: ухоженные особняки, зеленые газоны, местами — аккуратные, как в Сочи, пальмы. Впереди, сзади, сбоку — вполне современные авто, японские и корейские. Обращаем внимание на левостороннее движение — наследие английского колониального ига. Постепенно движение усиливается, приближение к столице проявляется в увеличении количества автомобилей и, в особенности, мотоциклов. Мотоцикл в Уганде — это не просто средство передвижения, для многих это источник заработка, городское такси. В дальнейшем мы и сами опробуем, каково это — мчаться по крутым и узким улочкам, сидя на заднем сидении немолодой и дребезжащей колымаги. А нам приходилось видеть и по три пассажира на одном мотоцикле.
Зачем мы прилетели сюда? Думаю, отец Иоаким уже устал задавать себе этот вопрос. Ответа на него мы и сами не знаем. Во всяком случае, мы не знаем толком, куда нас везут, где и как мы будем жить, чем будем заниматься. Мы предполагаем, что будем вести с детьми какие-то занятия. Оля, как математик, настраивается на преподавание основ математики, я, как физик, собираюсь рассказывать о физике, и еще исполнен отваги попробовать себя в роли учителя русского языка. А еще владыка Корнилий, Московский митрополит, отдельно попросил нас научить угандийскую паству молитве «Отче наш» на церковнославянском языке. И все это мы должны будем делать, общаясь с учениками на английском, который они знают заведомо лучше нас. Какого возраста окажутся наши ученики, с каким уровнем подготовки — нам неведомо.
Въезжаем в Кампалу и сразу оказываемся в страшнейшей пробке, которая заполняет весь город. Улицы забиты машинами и мотоциклами, а также кишащим между ними и вокруг них людом. На каждом квадратном дециметре идет торговля, все что-то продают друг другу, никто не обращает ни малейшего внимания на окружение (и даже на невозмутимых полицейских в ослепительно белой форме). Но при этом никто никого не толкает и не давит. Чувствуется, что все давно привыкли следовать единственному разумному правилу: «Будь осторожен!» Вдоль тротуаров и обочин дороги десятки парней сидят в седлах своих мототакси (их здесь называют «бода-бода»), ждут клиентов, балагурят, скалят белые зубы. Поражает, что никто из них не курит. Забегая вперед, скажу, что лишь однажды мы увидели на улице человека с сигаретой. Очень строгий запрет, очень строгая полиция, очень строгие наказания. Курить можно только дома.
Два часа черепашьей езды сквозь толпы людей, машин и «бода-бода», два часа головной боли и усиливающейся рези в глазах, и вот, наконец, мы добрались до тихой улочки и до железных ворот, на которых написано: «Православная Церковь в Уганде». За высоким забором, сложенным из грубого дешевого кирпича, видно здание с крестом на коньке крыши, а рядом — трехэтажная пристройка причудливой, чуть ли не итальянской архитектуры. Нас вводят во двор. Какие-то люди — мужчины и женщины — кидаются к нашим рюкзакам, несут в дом. Мы слишком ошеломлены, да и устали после бессонной ночи, и не сопротивляемся, улыбаемся направо и налево, все аборигены для нас пока что на одно лицо.
Кимба приглашает нас в свой кабинет. Мы усаживаемся на небольшой диванчик, он сидит в кресле. Между нами — стол, заваленный бумагами и книгами, в одной из которых я определяю самоучитель русского языка. Мы знаем, что несколько лет назад отец Иоаким учился в России и определенные знания языка у него имеются. В другом кресле, слева от стола, сидит матушка Маргарита, смотрит на нас блестящими, возбужденными глазами. В России она побывала в прошлом году, там ей все очень понравилось, особенно метро. По образованию она врач и руководит медицинской школой, которая существует при церкви. Отец Иоаким в миру тоже врач и преподает в этой же школе. Потом мы узнали, что в первые дни они больше всего боялись, чтобы мы не заразились малярией. Прививок от малярии не существует, а смертность от нее в Уганде уступает только смертности от СПИДа. Не так давно их старшая дочь перенесла малярию в очень тяжелой форме.
Две девушки принесли подносы с едой и, опустившись на колени, с улыбками подали ее нам. В тарелках каша из зеленых бананов и крошечный кусочек вареной рыбы. Мы в свою очередь угостили хозяев тем, что у нас осталось с дороги — каирскими гамбургерами. Похоже, хозяева остались довольны, а мы не слишком: банановая каша — кушанье специфическое, нам непривычное. Затем нас провели в комнату, которая предназначена для нашего проживания.
Когда мы вели переписку с отцом Иоакимом и договаривались о приезде в Уганду, мы задали вопросы о том, где мы будем жить и питаться, и сколько это будет стоить. Он прислал нам смету, в которую включалось проживание в отеле, питание в ресторане и оплата аренды авто с водителем на все четыре недели нашего пребывания. Сумма выходила под четыре тысячи долларов. Я ответил ему, что нам бы хотелось жить поближе к церкви, чтобы не тратить много денег и времени на дорогу, а сэкономленные деньги мы бы охотно пожертвовали на церковные нужды. И вот нас определили жить прямо при церкви.
Вид комната имела весьма убогий. Две железные кровати, небольшой стол и два деревянных стула, электрическая лампочка под потолком, два тусклых зарешеченных окошка, над каждой кроватью — полог из москитной сетки. Общие для всех санитарные удобства (туалет типа сортир и кабинка с дырой в полу для водных процедур с помощью тазика и ведерка).
— Мы не нашли поблизости подходящего для вас жилья, — извиняющимся голосом пояснил Кимба. — Поэтому, если вас это устроит, предлагаем эту комнату. Еду вам будут готовить наши девочки, или можете заказывать из ресторана.
Девочки — это студентки медицинской школы. А что такое еда из местного ресторана — одному Богу известно. Неприхотливость — одно из достоинств русского человека, а нам с Олей и в палатках доводилось жить неделями, и в снежных пещерах ночевать. Конечно, мы были рады этой убогой комнате, а еще больше — возможности ежедневного общения с Кимбой, Маргаритой и их девочками. Ведь ради этого общения мы и приехали в совершенно неизвестную нам Африку.
Девочек-студенток оказалось не слишком много — Жозефина, Роза, Ребекка, Анжела и Бренда. Все с европейскими, христианскими именами. Одна из них, Бренда, была сразу прикреплена к нам. Она готовила нам еду, приносила ее, грела воду для умывания, мыла пол, и при этом была само очарование и обаяние. В первый же вечер Оля строго-настрого запретила ей опускаться перед нами на колени и отказалась от предложения Бренды выкупать ее в тазике. Я в шутку сказал, что не возражал бы против такой водной процедуры, на что девушка совершенно серьезно согласилась, а Оля отвесила мне заслуженный шлепок.
Спали мы хорошо и спокойно, тем более что включили на ночь антикомариный приборчик «Раптор», купленный в Москве. Под москитными сетками, пропитанными многолетней пылью, дышалось трудно, и мы от их использования отказались.
На следующий день в сопровождении одной из девушек мы съездили в центр Кампалы, поменяли в банке привезенные из России американские доллары на местные шиллинги, и наша угандийская жизнь началась.
Немаловажным элементом жизни в чужой стране (особенно в стране экзотической) является питание. В нашем случае проблема питания состояла из двух частей — из поиска приемлемых для нас продуктов и съедобности приготовленных из них блюд. С первой частью мы научились справляться довольно быстро, поскольку в ближайшем к нашему жилью супермаркете (напоминавшем сельпо советских времен) обнаружился хоть и скромный, но вполне европейский набор основных продуктов (макароны, сахар, чай, хлеб, рис, яйца, молоко), который дополнялся картошкой, капустой и помидорами от многочисленных торговцев и торговок, сидящих прямо на земле вдоль улицы.
А вот вторая часть долго нам не давалась, потому что наша очаровательная двадцатилетняя Бренда имела свои устойчивые и традиционные навыки приготовления пищи и старалась приготовить ее как можно вкуснее, исходя из своих понятий. В частности, она была уверена, что рис, картофель, макароны и капусту следует хорошо перемешать, а вот солить совершенно не нужно. Однако я до сих пор подозреваю, что на самом деле у нее просто не было навыков обращения с такими продуктами. Основным блюдом простых (то есть бедных) угандийцев является банановая каша, а рис, макароны и даже картофель — для них недоступное лакомство.
Мы настраивались на некую преподавательско-просветительскую деятельность и ожидали, что будем иметь дело с детворой. Однако из детей мы увидели лишь сынишку Кимбы лет семи и какую-то девочку примерно такого же возраста, поэтому уже по ходу пришлось переориентироваться на аудиторию более старшего возраста, то есть на уже упомянутых студенток-медичек с красивыми европейскими именами, к которым присоединился бравый молодой человек по имени Годи.
Годи было двадцать восемь лет, он числился в медицинской школе каким-то помощником и одновременно играл в церкви роль диакона при отце Иоакиме. Как я понял из разговоров с ним, он не получал за свою работу зарплаты: только проживание, питание и одежду. Так тоже бывает.
На первое занятие собрался весь состав медшколы плюс сам доктор Кимба. Я повесил на классную доску большую политическую карту мира и первым делом показал, где находятся Уганда и где находится Россия, какие разные у них размеры, и как далеко они друг от друга. Ну а дальше — география, история и политика с экономикой. Я не сомневался, что для них Россия, с ее зимними снегами и полярными ночами, не меньшая экзотика, чем для нас с вами экваториальное солнце над головой и три урожая в год. Слушали внимательно и даже вопросы задавали. Например, каков снег на вкус.
Поскольку мы с Олей приехали от старообрядческой церкви, я рассказал об истории православия в России и о расколе церкви в семнадцатом веке. Эту историю только отец Иоаким знал неплохо, а девочкам и молодому диакону услышанное было диковинно, а потому — непонятно. Позже я узнал, что эти будущие медички к православию вообще никакого отношения не имели, по крещению принадлежали к различным протестантским церквям, а Бренда — даже к католической, что нисколько не мешало им с энтузиазмом участвовать в службах в церкви православной. Но не зря ведь Иисус говорил: «Пустите детей приходить в мой дом, ибо их Царствие Небесное!»
И потекла наша жизнь. Оля начала заниматься с девочками математикой, а я напомнил им о силах, действующих в природе, а затем плавно перешел к изучению русского языка, в чем Кимба и жена его сразу же выразили живую заинтересованность. Опыта преподавания русского языка иностранцам у меня не было, методику пришлось изобретать на ходу. В начале я боялся, что большим тормозом станет кириллица, совершенно непривычная для них русская азбука, поэтому первые два занятия я использовал для написания русских слов латиницу. Но когда познакомил их с кириллицей, то с удивлением обнаружил, что запоминают угандийцы ее быстро и почти никогда не путают русские буквы со сходными латинскими.
Вообще, ни я, ни Оля не видели никакой разницы в усвоении материала и в логике рассуждений угандийских студентов и русских. Другое дело — произношение! Звуки русского языка давались им с трудом, кому-то с большим, кому-то с меньшим. Лучше всех дело шло у Ребекки, самой юной из девочек, хуже всех у диакона Годи, который очень старался, но часто всех смешил своей гортанной дикцией. Для отработки произношения я предложил своим ученикам читать и повторять наизусть детские стишки Агнии Барто, и они, включая отца Иоакима и матушку Маргариту, старательно повторяли: «Наша Таня громко плачет: уронила в речку мячик…» Доктор, конечно, блистал, демонстрируя недюжинные языковые способности, но и супруга его в грязь не ударяла, заметно опережала своих студенток. Отдельной строкой шло у нас заучивание молитвы «Отче наш», которую мы повторяли хором в конце каждого занятия.
В первое же воскресенье после нашего приезда мы приняли участие в литургии. Литургия, посвященная Святой Троице, была праздничная. На нее собрались все прихожане и приехал еще один священник из деревни, именем тоже Иоаким. На самом деле людей было немного, человек пятнадцать, и Кимба мне потом объяснял, что многие не могут приезжать с другого конца города из-за бедности. Служба велась на местном языке, все женщины были в платках, повязанных так, как повязывают наши старообрядки, и в длинных юбках, мужчины — без бород и без рубах навыпуск. Впрочем, бороды у африканцев практически и не растут.
Убранство церкви весьма напоминало убранство русских церквей, за исключением скамей с высокими спинками — точь-в-точь католических. Потом, вернувшись в Москву и в Хабаровск, я показывал фотографии нашим священникам, и они дивились: «Ну очень похоже на наши службы!»
Наше пребывание в Уганде было бы гораздо менее интересным и полезным, если бы не состоялся контакт с общеобразовательной школой. Он произошел благодаря отцу Иоакиму, к которому мы проникались все большей симпатией. Сразу после литургии он сказал, что завтра утром мы поедем в школу, чтобы мы были готовы. Что значит быть готовыми, мы не знали. Мы вообще не знали, что такое угандийская школа. Стали расспрашивать. Оказалось, что она делится на два основных уровня — начальный (primary) и средний (secondary), однако в secondary есть еще два подуровня, которые обозначают буквами О и Е. В primary учатся пять лет, а в secondary — четыре или шесть, в зависимости от уровня. Обучение на всех уровнях бесплатное, но родители должны покупать школьную форму, учебники и оплачивать питание, а это не каждой семье по карману.
Все это мы узнали позже, из общения с учителями, а в первый день мы не знали ничего и, конечно, сильно волновались. Решили, что для начала ограничимся знакомством с дирекцией и лекцией о России, подобной той, какую я прочел в церковной медицинской школе. В понедельник после завтрака мы двинулись в путь в сопровождении Кимбы и Годи. Святой отец был одет в обычный деловой костюм, а молодой диакон щеголял в светло-коричневых вельветовых брюках и белой рубашке с красным галстуком. Зачем с нами едет Годи, мы не знали, и только на месте, когда Кимба познакомил нас с директором школы и исчез по своим делам, стало ясно — диакон должен сопроводить нас на обратном пути. Школа находилась довольно далеко от церкви, и Кимба понимал, что нам будет трудно добраться домой самостоятельно. Мы и впредь не рисковали пользоваться угандийским транспортом самостоятельно и делали это всегда в сопровождении либо Кимбы, либо Годи.
Средняя школа, куда нас привез наш святой отец, по-видимому, может считаться типичной городской школой Уганды. Территория огорожена железным сетчатым забором. В школе примерно пятьсот учеников и около десятка учителей, в классе в среднем пятьдесят человек, все в одинаковой форме и одинаково бритоголовые, так что даже трудно отличить мальчиков от девочек. Школа состоит из двух длинных приземистых зданий. Туалет во дворе. Естественно, типа сортир. Я тут же вспомнил школу моего детства в шахтерском городке Приморья: там был такой же сортир, но качеством похуже. На нас с Олей особое впечатление произвел компьютерный класс, который нам с гордостью продемонстрировали — пятнадцать машин типа IBM-286, расположенных под тростниковой крышей. Не Бог весть что, но все-таки мы ожидали увидеть куда более убогий уровень. Телепередачи и телефильмы, которые делаются западными журналистами, любят посмаковать чуть ли не первобытный уровень жизни африканцев.
Мой рассказ о России ребята выслушали с неподдельным интересом, задавали много вопросов. Например, интересовались, какие профессии в России наиболее востребованы, много ли безработных, а также — платное ли у нас высшее образование или бесплатное. Это были старшеклассники, и чувствовалось, что они обеспокоены своим будущим. В Уганде только десять процентов мест в университетах оплачивает государство, а уровень безработицы превышает тридцать процентов. Надо отметить, что наиболее крупный угандийский университет Макерере, находящийся в Кампале, славится в Африке высоким уровнем образования, но его выпускники часто вынуждены уезжать в иные страны в поисках работы. А вот учитель, присутствовавший на моей лекции, удивил меня вопросом о ситуации на Украине. Следят, оказывается, в далекой Уганде за нашими славянскими разборками!
В этот же день мы договорились, что будем проводить по одному занятию в неделю. Оля взялась вести математику в рамках угандийской школьной программы, а я рассудил, что официальную программу по физике легко нагонит официальный учитель, и решил дать ребятам хотя бы элементарное представление о материаловедении и о современных технологиях, включая нано и 3D-принтерные технологии. Оказалось, что и учителя об этих технологиях понятия не имели, так что, думаю, мои лекции оставили хороший след в мозгах и душах темнокожих слушателей. Для нас же с Олей это была хорошая практика длительных выступлений на английском языке. Не скрою, приходилось много готовиться. Лично я перед каждым часовым уроком сочинял и выписывал в тетради страниц по пятнадцать-шестнадцать английского текста, а потом пару раз его зубрил, чтобы читать лекцию практически наизусть.
В день после последнего занятия дирекция школы устроила прекрасный прощальный праздник. На большой перемене во дворе собрали всех учеников, девочки и мальчики исполнили для нас национальные танцы под бой барабанов, в ответ на которые мы с Олей спели для них «Катюшу». Директор сказал много теплых слов в наш адрес и отдельно поблагодарил доктора Кимбу, который привез в их школу русских профессоров. Нам подарили традиционные угандийские костюмы, и в заключение — это было совершенно неожиданно и крайне трогательно — мы посадили перед зданием школы Дерево Дружбы, в качестве которого было выбрано дерево манго. В такой процедуре мы участвовали впервые в жизни и почувствовали себя настоящими «народными дипломатами». Уже только ради этого стоило ехать в Уганду!
Однако пребывание наше в Уганде не ограничивалась занятиями в школе и в церкви. В свободное время мы гуляли по окружавшим церковь улочкам, наблюдая жизнь угандийцев и стараясь впитать в себя каждую новую для нас деталь их быта, а также флоры и фауны. Прежде всего, бросалась в глаза огромная скученность. На любой, даже самой маленькой улочке и в каждом дворике мы видели людей, детей, коз, кур, иногда даже коров. Взрослые смотрели на нас обычно с недоумением (откуда на нашей улице вдруг европейцы?), дети — с нескрываемым удивлением, а часто и с изумлением. Похоже, многие из них даже не подозревали, что на свете существуют люди с белой кожей. Самые маленькие бегали за нами и что-то выкрикивали веселыми, озорными голосками на своем языке, поскольку английского они еще не знали. Мы их не понимали, но потом нам объяснили, что дети кричат: «Белые люди! Белые люди!»
В бывшей английской колонии сегодня практически нет постоянно живущих европейцев, если не считать десятка университетских преподавателей и сотрудников посольств. Туристов, наверное, еще меньше. Во всяком случае, на улицах Кампалы мы видели за весь месяц человек пять, да и то только в центре. А вот в популярном у туристов городке Джиндже, где Нил берет свое начало, вытекая из озера Виктория, мы встретили трех индусов. Все знают, что Нил — колыбель человеческой цивилизации и вторая по длине река мира, но для индусов это еще и священная река, почти равная Инду и Гангу. В ее истоке завещал развеять свой прах великий Махатма Ганди, что и было сделано, когда он умер в 1948 году. Там же поставлен и бюст духовного лидера мирового освободительного движения, поклоняться которому приезжают люди разных рас и вероисповеданий. Поклонились и мы с Олей.
Кроме истока Нила, Уганда интересна для туристов джунглями, где можно встретить диких горилл, слонов и прочую экзотику, и второй по высоте горой Африки после Килиманджаро пятикилометровой Маргеритой на границе с Конго. Доктор Кимба как гостеприимный хозяин предложил нам путешествия в эти места, но мы вежливо отказались. И не потому, что это было дорого (уж на одну-то из этих поездок у нас денег хватило бы), а потому что не с туристскими целями мы приехали в эту страну, не экзотические звери нас интересовали, не джунгли и пальмы, а люди, их быт, их привычки, их образ жизни. Мы даже в зоопарк не поехали, потому что слонов, жирафов и крокодилов в клетках можно нынче увидеть в любой стране мира. Нас, повторяю, интересовали люди, а не звери.
С первых же дней нашего пребывания в Уганде мы начали просить отца Иоакима свозить нас в деревню. Мы знали, что где-то в деревне у него есть приход, который он иногда навещает. Постепенно выяснилось, что это родная деревня нашего молодого диакона Годи и находится она в нескольких часах езды от Кампалы. Кимба пояснил, что он ездит туда не только как священник, но и как врач, ведет там прием больных и бесплатно раздает лекарства. Но сейчас у него нет средств на поездку и на покупку лекарств. Мы согласились выступить в роли спонсоров. Нам было приятно чем-то помочь бедным людям, которые месяцами не видят ни врача, ни медикаментов. В конце концов, мы приехали в Уганду с христианской миссией.
Доктор предупредил нас, что эта поездка может нас ужаснуть — все относительно в этом мире. В прогулках по улочкам, окружавшим церковь, мы с Олей встречали роскошные виллы, окруженные высокими заборами, поверх которых шли обнаженные электрические провода с соответствующими грозными надписями. Но пару раз мы забредали в настоящие трущобы, где голые детишки и собаки плескались в одних и тех же зловонных нечистотах, где переполненные клетушки без дверей и окон служили людям одновременно жильем и магазином, где мужчины и женщины с тусклыми глазами пытались продать друг дружке пару бананов, старые тапочки или самодельную масляную лампу, а на сарае, сколоченном из полусгнивших досок, уныло красовалась надпись «Самый лучший ресторан». Ужас охватывал там мое сердце, и хотелось побыстрее покинуть это место, пока жив и цел.
Неужели в деревне будет еще ужаснее? Вспоминался недавно виденный документальный фильм, где некая ухоженная француженка посещала африканскую деревню, жители которой обитали в землянках, втыкали себе в ноздри железные гво́здики (в качестве украшения) и кушали из черепков.
И вот однажды отец Иоаким сказал нам: «Завтра сразу после завтрака едем в деревню». Он пояснил, что дорога предстоит дальняя, поэтому завтрак будет на час раньше, а для ланча мы должны взять что-нибудь с собой, так как в деревне нет ни кафе, ни ресторанов. У нас как раз была куплена мороженая курица, и мы тут же попросили нашу безотказную Бренду сварить ее нам в дорогу.
Ровно в семь утра Кимба и Маргарита приехали на арендованном с водителем микроавтобусе. Кроме нас с Олей, в него сели Бренда, Анжела и наш неизменный спутник Годи. Как потом оказалось, девушки и Годи должны были помогать в приеме больных и выдаче лекарств. Кроме того, мы ехали в родную деревню Годи, и он хотел навестить родителей и сестру. Медикаменты были куплены заранее, теперь их загрузили, все заняли свои места, и наша маленькая экспедиция двинулась в путь.
Вначале мы довольно долго выбирались из пригородов Кампалы, с уже привычной нашему глазу людской толчеей на улицах, с автомобилями, мотоциклами и бесконечными торговыми лавками и лавчонками, базарами и базарчиками, лачугами и виллами. Потом потянулись поля и деревушки. Земля по-прежнему отливала красной медью (на самом деле, окисью железа) и не производила впечатление плодородной. Мы уже знали, что состоит она почти целиком из глины, и по всей Уганде жители лепят из нее (без всякой очистки) кирпичи, которые после примитивного обжига используют для строительства.
Было удивительно видеть, что на этой глине что-то еще и растет. На удивление хорошо росли бананы, особенно тот особый сорт зеленых бананов, который для угандийцев является основной пищей. Хорошее впечатление произвели плантации сахарного тростника и маиса (кукурузы); а вот чайные кусты выглядели чересчур низкорослыми. В одном месте, в низине, нам показали рисовые чеки. В другом месте, в настоящем, на наш взгляд, болоте, мы увидели группу крестьян с мотыгами, старательно созидавших высокие грязевые кочки, на верхушках которых что-то зеленело. Оказалось, что вот так растет распространенный здесь сладкий картофель-батат, дающий крупные клубни. Привычный нам обыкновенный картофель, называемый в Уганде ирландским, растет в местной земле плохо, малоурожаен. То же можно сказать и о помидорах, а вот огурцов мы вообще не видели на местных рынках, равно как и дынь. Арбузы видели и даже пробовали. Что можно о них сказать? Маленькие и зело невкусные. А вот ананасы, желтые бананы и манго — просто объедение! Вот уж поистине: каждому фрукту свое место и время.
Что в первую очередь бросается в глаза: каждый клочок земли возделан, нет ни пустырей, ни свалок, очень мало лесов. Кстати, на острую нехватку в стране древесины мы обратили внимание уже давно. В первый же день мы увидели, что оконные рамы и двери в Уганде делают из железа. Железо повсеместно добывают из красной глинистой земли, которой покрыта вся страна, а лесов в ней почти не осталось. Древесина используется для изготовления мебели и в качестве топлива — в основном в виде древесного угля. Другого топлива в стране нет, ни твердого, ни жидкого, ни газообразного. Все горючее импортируется. Что экспортируется? Кофе, сахар, хлопок, чай. Все в скудных количествах, внешний долг растет с каждым годом. Страна не обеспечивает себя, даже находясь на грани голода. Средняя продолжительность жизни — сорок восемь лет, и это при том, что в семьях часто бывает по пять — восемь детей. Главные причины смертности: СПИД, малярия и прочая холера. Но все усугубляют плохое питание, антисанитария и недоступность медицинской помощи.
Через четыре с половиной часа прибываем туда, где нас ждут. Местные прихожане — две бабушки, два дедушки и кучка ребятишек собрались в недостроенном храме. Строительство прекратилось десять лет назад, когда кончились деньги. Службы ведутся посреди кирпичных стен высотой в метр, поверх стен укрепляется ветхий, с множеством дыр брезентовый тент, ставится скамья для старичков. Взрослые члены общины — в поле, добывают хлеб свой насущный. Отец Иоаким облачается в соответствующие одежды и проводит богослужение, ему помогают местный священник и наш диакон Годи.
После службы я вывешиваю на натянутой бечевке карту мира и рассказываю о России. Детвора просто слушает с настороженным выражением лиц, старички задают вопросы. Они изысканно одеты, на женщинах лучшие, ярких расцветок платья, на мужчинах — отутюженные брюки, белые свежие рубашки и лакированные остроносые туфли. Для них наш приезд — праздник, они живут бедно, но у них есть, что одеть в праздник! Один из дедушек особенно любознателен, интересуется и климатом в России, и сельским хозяйством, и политикой. Я спрашиваю, сколько ему лет. И с удивлением слышу ответ: «Восемьдесят шесть!» Это все равно как сто двадцать у нас. Есть, оказывается, и в Уганде долгожители.
После службы все плавно перемещаются в деревенскую больничку. Это небольшое серое зданьице о двух комнатах. Никакой вывески на нем нет, двери и окна заперты на висячие замки. Годи открывает замки. Внутри комнат пусто, только пара столов и лавок. В одной комнате Кимба и Маргарита с помощью будущих медсестер Бренды и Анжелы начинают вести прием больных, в другой комнате Годи распаковывает коробки с медикаментами и готовится выдавать таблетки и капли. Больные уже ждут приема, сидя у входа в больничку — кто на крыльце, кто прямо на земле, постелив какую-нибудь тряпицу. Тянутся с окрестных деревень и новые пациенты.
Прием длится пять часов, а мы с Олей тем временем гуляем по деревне, наблюдаем быт. Ничего ужасного мы не видим. Почти все жилища — из кирпича, хотя крыши часто соломенные. Кирпич здесь дешев, его может делать любая семья. В худшем случае можно увидеть сарайчик из жердей, обмазанных глиной, но такое встречается и в наших южных районах. В местном магазинчике можно купить джинсы и футболки с яркими картинками и надписями, а можно — и вкусные булочки. Кто-то же все это покупает! В городе мы постоянно обращали внимание на то, как красиво одеваются угандийские женщины, какие у них статные фигуры, какие изысканные прически. В деревне это еще больше бросается в глаза. Однако, на самом деле, мы с Олей больше внимания уделяем детям.
Деревенские дети дивятся нам еще больше, чем городские. Вначале они наблюдают за нами только издали или из-за укрытий, чем вызывают в моей памяти некрасовских крестьянских детей, разглядывавших сквозь щели сарая барина-охотника. Постепенно мы устанавливаем с ними контакт, читаем им детские стишки, поем песенки и даже танцуем. Самые бойкие танцуют вместе с нами и даже пытаются повторять непонятные им слова песенки Крокодила Гены про день рождения. Оля угощает их печеньем. Четырехлетняя босоногая девчушка в зеленом платьице держит в руке печенье, смотрит на него и… не знает, что с ним делать. Оля берет другое печенье и откусывает, жует. Девочка недоверчиво подносит незнакомый предмет ко рту и, вытянув язычок, осторожно лижет. Становится окончательно ясно: ребенок впервые в жизни видит печенье.
С огромным опозданием до нас доходит мысль: как это мы приехали в деревню без подарков детям? А ведь мы привезли из Москвы и детскую одежду, и карандаши, и краски. Но все это мы сразу передали отцу Иоакиму, и, честно говоря, я был уверен, что хотя бы часть наших даров будет передана в деревню. Возможно, он, поглощенный своей медицинской миссией, просто забыл о подарках для детей и передаст их при следующей оказии. Может быть, даже хорошо, что мы ничего не раздавали чернокожим ребятишкам, не вели себя как богатенькие белые люди. Дети легко приучаются к подачкам. Даже в этой деревне нам дважды встретились ребята постарше, которые весело клянчили на хорошем английском: «Я хочу денег! Дай денег!» Пусть лучше краски и карандаши раздаст им чернокожий священник.
Когда врачебный прием закончился, нас пригласили пообедать. Обед для Кимбы и Маргариты, а также для девочек-студенток, приготовила мать Годи. Ее дом, где она жила с дочерью, внучкой и слепым мужем-инвалидом, располагался по соседству. Дом поразил бедностью. Люди живут на земляном полу. Из мебели — лишь две деревянные лавочки, на одной из которых сидели, держа миски с едой на коленях, Кимба и Маргарита, на второй — мы с Олей. Гостям были предложена курица с банановой кашей в качестве гарнира. Без хлеба. Возможно, это была единственная курица в хозяйстве. Но мать Годи и его сестра были одеты в красивые новые платья.
Перед отъездом семья Годи предложила нам купить у них экзотический фрукт, который в Уганде называют «джаг». Формой, размером и весом джаг похож на приличных размеров дыню. Однако растут они на дереве, но не на ветках, а прямо из ствола. Никакая ветка не выдержала бы гроздь таких фруктов. Мы видели джаги в городе, прямо на нашей улице, во дворе соседнего дома. Бренда говорила, что они очень сладкие. Так что мы купили для пробы, а заодно и семью нашего милого диакона поддержали немножко. По приезду в Кампалу мы попросили Бренду показать, как едят экзотический фрукт. Девушка весьма ловко располовинила его большим ножом, вынула несъедобную белую мякоть и объяснила, что есть надо желтые оболочки семян. Мы попробовали. Действительно сладко, даже приторно сладко, но незнакомый, чуть болотистый привкус нас насторожил (как бы с нашими русскими желудками чего не случилось), и мы ограничились только пробой, отдали джаг девочкам, которые и уплели его за милую душу.
Матушка Маргарита, профессиональный медик, очень боялась, как бы с русскими гостями не приключилась какая хвороба. Прививка от желтой лихорадки у нас была, а вот с малярией, холерой и уж тем более Эболой шутки были бы плохи. Кстати, Уганда ни разу не упоминалась в списке африканских стран, охваченных вирусом Эбола, и мы чувствовали себя спокойно. Однако, вернувшись в Хабаровск, я заглянул в Интернет и с неприятным удивлением обнаружил, что в прошлом году от этой напасти в Уганде умерло пятьдесят четыре человека. Значит, нас Бог миловал!
Все когда-нибудь кончается, подошло к концу и наше пребывание в гостеприимной стране. Месяц назад нас встречали как незнакомых и непонятных людей, теперь провожали как друзей, с которыми хотели бы встретиться еще и еще, обнимались, обменивались адресами. Обе стороны понимали при этом, что шансов встретиться повторно у нас немного: очень уж далеко Хабаровск от Кампалы. Однако человек предполагает, а Бог располагает, будем уповать на его промысел. Главную свою миссию мы с Олей выполнили: мы показали людям, с которыми нам довелось встретиться в Уганде, что мы, русские, отличаемся от европейцев и американцев, что мы не принимаем Африку за большой зоопарк, мы видим в африканцах таких же людей, как и мы сами.
Что касается будущего Уганды, то оно вызывает у меня тревогу. В стране практически нет минеральных ресурсов и источников энергии, земля скудна, а плотность населения огромна. Среди африканских стран она одна из самых отсталых, и без внешней помощи ей не подняться. Но за помощь надо платить. Чем она будет расплачиваться? Найдутся ли желающие помочь бескорыстно? Ответов я не знаю.
Какого цвета Африка? Она и зеленая, и красная, и черная, и желтая… Как и все на этой земле. Смотрящий да увидит!




 

Архив номеров

Новости Дальнего Востока