H X M

Публикации

Подписаться на публикации

Наши партнеры

2013 год № 5 Печать E-mail

Нам — 80!


Александра НИКОЛАШИНА. ...А корабль плывет, слово главного редактора

Валентин ФЁДОРОВ. К 60-летию журнала «Дальний Восток», выступление на читательской конференции в г. Владивостоке в 1993 г.

Вячеслав СУКАЧЁВ. Эстафета человеческих судеб...

Виктор РЕМИЗОВСКИЙ. Галерея главных редакторов журнала «Дальний Восток», справка

Геннадий РУССКИХ. Выборы в городке Ы…

 

 


 


Александра НИКОЛАШИНА


…А корабль плывет

 

 

Я глубоко убеждена: как бы ни был красив и многолюден любой губернский город на бескрайних просторах нашей России, он не может считаться настоящим культурным центром, если там нет своего профессионального симфонического оркестра и достойного литературного журнала. Потому что музеи, театры и библиотеки присутствуют везде (лучше или хуже, но это уже дело десятое), а вот журнал и оркестр на весь Дальний Восток, включая Якутию, есть только у нас, в Хабаровске.
Думаю, это достаточное основание, чтобы гордиться родным городом.

И вот нынче единственный в Дальневосточном регионе периодический литературный журнал «Дальний Восток» отмечает свое 80-летие.
Первый номер «ДВ» вышел в Хабаровске в октябре 1933 года. Первоначально он назывался «На рубеже» и выходил как альманах. А первый его редактор Иосиф Шацкий был расстрелян как враг народа.
В начале Великой Отечественной войны журнал закрыли. Издание возобновилось в 1946 году уже под названием «Дальний Восток».
Через двадцать лет, в 1966 году, «Дальний Восток» стал республиканским изданием. Сейчас он так и называется: «Российский литературный журнал».
В 2004 он был удостоен звания «Лучший провинциальный журнал России».
На этом, пожалуй, я прерву рассказ об истории журнала, поскольку другие люди — два предыдущих главных редактора Валентин Федоров и Вячеслав Сукачев и наш историограф Виктор Ремизовский — расскажут об этом гораздо лучше меня: они здесь дольше работали и больше меня знают.
А я, волею судеб, работаю главным редактором всего второй год, хотя, разумеется, понимаю ответственность, которую возложила на меня эта должность (какие люди до меня журнал возглавляли — подумать страшно: Александр Фадеев, Николай Рогаль, Николай Наволочкин, Валентин Федоров, Вячеслав Сукачев…)
Все маститые. Все с громкими литературными именами. Все — лауреаты разных премий.
Но авторитеты меня не пугают. Поскольку единственное, что я действительно люблю в этой жизни — хорошую прозу и поэзию. И здесь я кое в чем разбираюсь.
Понимаю опять же, чего от меня читатели ждут во вступительном слове главного редактора — пафосной речи о славном пути журнала за восемьдесят лет, о судьбах российской литературы, перспективах ее дальнейшего развития и тэ дэ, но тут уж, простите меня, люди добрые, ничего подобного я не напишу. Элементарно не сумею. Ибо не владею я торжественной официальной речью.
Поэтому просто вспомню, как моя маленькая личная судьба еще в детстве переплелась с журналом «Дальний Восток».

Этот журнал я знаю и люблю со своих примерно семи лет.
Мой отец, Виктор Васильевич Жданов, не писатель, но достаточно известный в свое время журналист, периодически что-то сюда пописывал, поэтому часто бывал в гостях. И меня за собой таскал, у него обязанность такая была в семье — «гулять с ребенком». Вот он и гулял.
Я хорошо запомнила скрипучую деревянную лесенку, которая вела на второй этаж особнячка на Комсомольской, 80; темные кабинеты (почему-то мне они казались темными — может быть, деревья свет в окна не пускали? Деревьев вокруг было много); приветливых веселых людей, которые, завидев нас, сразу начинали кричать: «А, Витя! Проходи, садись. Сашка, хочешь конфетку?»
Естественно, Сашка хотела. Мне наливали чаю, высыпали на стол горсть конфет, совали в руки подшивку «Огонька», и часа два я сидела тихо. Никому не мешала.
Взрослые в это время выпивали что-то покрепче и обсуждали свои проблемы.
Потом отец мне говорил: «А ты заметила красивого седого старика с тростью, который зашел ненадолго в кабинет?» «Заметила», — кивала я. «Это был Всеволод Никанорович Иванов, великий человек. Большой писатель. Запомни — потом всю жизнь гордиться будешь, что видела его своими глазами». «Запомню, — говорила я. — А высокий дяденька в очках — это кто?» «Это Николай Митрофанофич Рогаль, редактор журнала, тоже известный писатель».
Так я узнала эти имена: Иванов, Рогаль, Александровский, Копалыгин, Ботвинник, Шестакова…
Удивительно, но много лет спустя меня вспомнила и узнала Юлия Алексеевна Шестакова — резкая, громкоголосая, безапелляционная (скажет, как припечатает), к молодым писателям относившаяся в основном сугубо отрицательно. Редкая, что называется, птица долетела до середины ее Днепра.
— Это ты та тихая девочка, которая у нас конфеты без счета трескала и «Огонек» листала? — спросила она, когда у меня в журнале вышли первые рассказы. Под фамилией Николашина. То есть совсем не Жданова.
— Я, — потупилась я.
— Ну, как я рада! Мне понравилось, как ты пишешь. И папа у тебя замечательный. Он еще живой?
— Живой.
(А отец тогда еще действительно был жив, хоть и болел тяжело.)
— Передавай ему привет. Передашь, не забудешь? — Юлия Алексеевна посмотрела пронзительно.
— Конечно, передам, — сказала я.
Отец обрадовался. Ему было приятно, что в журнале его не забыли, а мне, можно сказать, повезло.
Мой прием в члены Союза писателей прошел без сучка, без задоринки.
Юлия Алексеевна всем оппонентам мигом рот заткнула.
Вот что значит быть хорошей воспитанной девочкой, не отрывать взрослых от бутылки, и в семь лет суметь понравиться матери-патронессе.
Юлия Алексеевна в это время уже никакой должности ни в журнале, ни в Союзе писателей не занимала, но делами рулила уверенно. Бедным стал бы тот, кто посмел ее ослушаться.
А второй человек, который сыграл в моей жизни большую роль, был Валентин Михайлович Федоров.
Он и в жизни журнала сыграл решающую роль. Его редакторство пришлось, может быть, на самый тяжелый и непредсказуемый период в судьбе всех печатных изданий страны: конец 80-х — начало и середину 90-х годов.
Финансирование из Москвы закончилось.
Денег не стало вообще никаких.
А типографии за печать и за бумагу платить нужно было, и зарплату, пусть нищенскую, своим сотрудникам тоже надо выплачивать…
Тогда закрылись многие региональные газеты и журналы. Да, строго говоря, почти все.
Сохранился практически один «Дальний Восток», и то казалось, что каждый его номер — последний.
Валентин Михайлович ценой нескольких своих инфарктов (читайте — жизни) журнал спас.
Добился финансирования у администрации Хабаровского края.
Слава богу, тогда у руля здесь стояли люди, которые тоже понимали: без своего литературного журнала большой город уже не город. А так, черт-те что и сбоку бантик. В виде ласточкиного гнезда над Амуром.
…Знакомство мое с Федоровым, признаюсь, началось с протекции.
Я работала тогда в Хабаровском книжном издательстве, редактировала и издавала не понять что, и так мне жизнь от этого бессмысленного занятия стала не мила, что спасение от идиотизма бытия я увидела только в собственном творчестве. Написала за два года несколько рассказов и первую повесть («Вершина круга» называлась) и замерла в недоумении — а что дальше делать?
Слабо представляла, как я приду сейчас в кабинет главного редактора «ДВ» или к заведующему отделом прозы и, ковыряя носком ботинка ковер, скажу: здрасьте, мол, я — Саша Николашина. Я тут кое-что написала, не будете ли так любезны посмотреть? А мне ответят: конечно, посмотрим. Зайдите, Саша, месяца через два-три. Или позвоните.
А потом скажут: к сожалению, портфель редакции полон (или ваше произведение не укладывается в концепцию журнала), поэтому опубликовать вас мы не сможем, желаем всего доброго, читайте классиков, учитесь на высоких примерах…
Я ведь все же не чужой человек была в издательском деле. Знала, как у нас относятся к «самотеку».
К своим редакторам из литературной редакции я обращаться не хотела, поскольку знала их как облупленных. И знала, что они называют «публикабельной прозой». Что-нибудь исключительно соцреалистическое: с конфликтом лучшего с хорошим и непременным апофеозом в конце. Добро торжествует над злом, все счастливы, все ликуют, ура, ура!
А у меня и рассказы, и повесть заканчивались печально.
Но за соседним столом со мной в издательстве сидела Леночка Грушко (сейчас известный мастер женского детектива Елена Арсеньева), которая пришла к нам в отдел как раз из журнала «Дальний Восток», где у нее уже вышли первые рассказы, и где она некоторое время работала редактором отдела прозы.
— Да не парься ты, — сказала Леночка. — Давай свою рукопись. Я ее отнесу Федорову. Он, поверь мне, славный мужик, и в литературе кое-что понимает. А ты написала хорошие тексты.
Вот так я стала автором журнала «Дальний Восток», а чуть позже и членом редколлегии.
А теперь и главным редактором.
Но я помню себя начинающую.
Поэтому не отношусь презрительно к «самотеку», хотя понятно: процентов девяносто рукописей, а может, и больше, всегда идет в «отвал».
Но иногда ведь случаются и дивные находки!
Так в журнале появился Евгений Орлов из Владивостока — просто прислал однажды свой рассказ по электронной почте. Мы прочитали — ахнули. Татьяна Шумейко из Благовещенска, чей дебют в «ДВ» «Записки женщины-самурая» сразу был удостоен премии им. Петра Комарова, отправила нам свою рукопись, ни на что особо не рассчитывая. Просто на удачу. Две девушки-поэтессы из Хабаровска, Дарья Уланова и Алиса Саитбаталова, тоже стали открытием и украшением журнала в 2013 году.
Я не устану повторять слова поэта Давида Самойлова: «Приходите, юные таланты!»
Здесь вас всегда ждут и всегда будут рады.
Можете быть уверены: ни одна по-настоящему талантливая рукопись в «Дальнем Востоке» не останется незамеченной.
Потому что хороший (тире — неравнодушный, любящий свою работу и образованный) редактор неизменно ждет чуда.
Сколько бы начинающих авторов на своем веку он ни перевидал, и сколько бы беспомощных (а часто — и откровенно графоманских) текстов ни перечитал, все равно каждую рукопись, которая обозначена именем, которое ни о чем ему не говорит, начинает листать с волнением и затаенной надеждой: а вдруг?
И чудо, как я уже говорила, случается иногда — как награда за терпение и адский труд (перелопатить «единого слова ради тысячи тонн словесной руды» — это, знаете, не каждому землекопу под силу).
Поэтому назову поименно наших трех редакторов — в редакции их, увы, всего три, хотя поток литературы с каждым годом растет в геометрической прогрессии (заслуга Интернета), но наши сотрудники молодцы, справляются.
Тамара Николаевна Савельева, редактор отдела прозы. Не любит ужасов и жестокости в литературных произведениях, с подозрением относится к фантастике, но Слово чувствует, как никто другой. Это она открыла дальневосточным читателям Романа Романова, на мой взгляд, самого перспективного писателя не только в масштабах Хабаровска (кстати, за свою прозу он тоже был удостоен премии им. Петра Комарова). Этого молодого человека, кажется мне, ждет большое будущее. А еще ее авторы — тот же начинающий  Евгений Орлов из Владивостока, аспирант ТОГУ Максим Чин Шулан, студент из Комсомольска-на-Амуре Тимофей Сухих, чья дебютная повесть «По следу Алисы» выйдет в №1 «ДВ» в 2014 году, прокурор из Биробиджана Александр Драбкин (опять-таки лауреат премии им. Петра Комарова), Владимир Нечаев из Петропавловска-Камчатского (какие удивительные, короткие новеллы-притчи он пишет!), Ирина Левитес с Сахалина и многие, многие другие.
Ведь всех этих людей надо было заметить в потоке нескончаемых авторов, удивиться, оценить и сказать: «По-моему, это стоит публикации».
К ее словам прислушивались все главные редакторы: и я, и те, что были до меня.
А какая она красивая, добрая и интеллигентная женщина — вообще молчу.
Но ладно — это к делу не относится.
Елена Роальдовна Добровенская — редактор отдела поэзии.
Она сама — прекрасный поэт.
Буквально на днях зашла к ней в кабинет, машинально взяла листочек с отпечатанным текстом, который лежал на столе, уперлась глазами. Поразилась:
— Лена, а чьи это такие хорошие стихи?
— Мои, — сказала Елена Роальдовна.
— А почему ты их не поставила в свою последнюю подборку? (В четвертом номере «ДВ» за 2012 год была ее публикация.)
— Потому что я их только вчера написала.
Я онемела.
Понимаете?
Этот человек сам живет и дышит исключительно поэзией, и среди ее авторов такие поэты, которые составляют сейчас гордость российской литературы, без всякого преувеличения: Михаил Анищенко, Элла Крылова, Игорь Царев, Виктор Брюховецкий, Александр Куликов, Юрий Кабанков, Андрей Земсков, Людмила Миланич, Михаил Асламов — список можно продолжать еще долго.
Ну, а ее гордость и гордость российской литературы — это и наша гордость.
Кто хоть что-то понимает в поэзии, не станет спрашивать — чем мы гордимся.
Наши поэтические подборки не уступят по качеству ни одному столичному журналу.
А многих даже и превзойдут.
Зря, что ли, москвичка Элла Крылова, которую Иосиф Бродский назвал своей преемницей, присылает нам свои стихи?
Видит Бог, не зря.
Она знает, где ценят, любят и понимают истинное поэтическое слово.
Хоть и платят за него копейки.
Но деньги для поэтов никогда не были главным в жизни.
А иначе они — уж поверьте — вовсе никакие не поэты. Так, версификаторы, которые валяют штампованные строчки про Хабаровск, «часовой над Амуром» — ах, как свежо!
Мы такое убогое соцреалистическое безобразие печатать никогда не будем.
Ну, по крайней мере, до тех пор, пока я здесь главный редактор.
Я счастлива, что Елена Роальдовна нашла общий язык с лучшими поэтами Дальнего Востока, всей страны и даже всего русскоговорящего зарубежья.
И, наконец, Виктор Иванович Ремизовский — редактор отдела очерка и публицистики.
Он очень умный и образованный человек с несколькими высшими образованиями. Я теряюсь, когда с ним разговариваю, поскольку мои знания и его (в истории, краеведении, мифологии, геологии и многих других областях человеческих знаний) — несопоставимы.
Но сначала я, несмотря на всю его образованность, подумала, что мы не сработаемся — этот неумолкаемый (в очерках авторов), уже неактуальный плач при реках Вавилона (какую прекрасную страну мы потеряли, ах, ох, увы, ужо вам, проклятые «дерьмократы»!) действовал на нервы.
Ну, сколько можно?
Ну, потеряли.
Что теперь?
Хранить нужно было лучше.
Не защитили, не уберегли?
Вот и успокойтесь, вот и примите то, что есть.
И не все же в нашей современной жизни абсолютно плохо. А в той, прошедшей, тоже отнюдь не все было идеально хорошо.
Виктор Иванович, сам прекрасный литератор, быстро сориентировался — «плач при реках Вавилона» прекратился, зато появились остро проблемные очерки — про то, что ждет наши вооруженные силы в грядущей мировой войне («полный абзац!», как говорит современная молодежь), если начальники не одумаются; прекрасная публицистика хабаровского писателя Олега Копытова (кстати, тоже лауреата премии им. Петра Комарова) и многое другое, что, кажется мне, не должно оставить читателей равнодушными.
Не могу не сказать несколько добрых слов и о других наших сотрудниках — директоре издательства Наталье Сергеевне Савиной, главном бухгалтере Наталье Анатольевне Чайке, дизайнере Надежде Михайловне Соболь, корректоре Зое Михайловне Бугровой (другого такого грамотного и дотошного корректора в городе просто нет!), бессменном, на протяжении долгих лет секретаре редакции Наталье Ефимовне Черниковой…
…В этом месте я явственно услышала насмешливый голос случайного недоверчивого читателя: «Остановитесь, Александра Викторовна, сейчас вы дойдете до уборщицы».
А вот дойду!
Потому что лучше, ответственней и аккуратней уборщицы, чем наша Светлана Калистратовна Лысенкова, в городе тоже нет.
Так сложилось, что в коллективе «Дальнего Востока» собрались люди абсолютно разные, но обладающие — каждый в своем деле — одним важным качеством, которое я ценю в коллегах больше всего — высоким профессионализмом.
Все остальное — ерунда.
И это обстоятельство позволяет мне надеяться, что мы справимся с амбициозной задачей, которую поставили перед собой на ближайшие пять лет (ну да, куда же денешься от пятилеток, все мы дети почившего в бозе СССР) — стать одним из самых лучших и престижных журналов страны. Без скидки на провинциальность.
По большому, как говорится, Гамбургскому счету.
Это уже стало получаться — по крайней мере, с поэзией.
Чуть сложнее обстоят дела с прозой и публицистикой, но журнал — это такой большой, неповоротливый корабль, который за один год не развернешь в нужном направлении, требуется время.
Внимательные читатели, возможно, обратили внимание на первый номер «ДВ» за 2013 год. Он был программным, поскольку в нем представлены три основных направления современной прозы: так называемый постреализм — жесткая натуралистическая повесть молодого автора Игоря Альмечитова «Поколение» о напрасно погибших в Чечне ребятах, друзьях писателя (он сам прошел эту мясорубку); чистая классика реализма — повесть Виталия Лозовича «Убойный снег»; и сюрреалистические рассказы молодой художницы Ольги Махно. Рассказы странные, но очень хорошо и тонко написанные — с неожиданными сюжетами и непредсказуемым финалом.
Вот этих направлений и будет дальше придерживаться журнал «Дальний Восток»: застревать на мели (ну, пусть не на мели, пусть кому-то хочется думать, что в надежной гавани) почти уже былинных шестидесятых-семидесятых годов прошлого века и отставать от жизни нельзя.
И, разумеется, мы не собираемся забывать историю Дальнего Востока и тех писателей, чье творчество было действительно ценно и талантливо, поэтому всем рекомендую не пропускать и не пролистывать бегло рубрик «Страницы истории» и «Наши публикации».
А еще, конечно, «Окно в природу».
Понятно, что вряд ли кто-нибудь в ближайшем будущем заменит нам Сергея Петровича Кучеренко (кстати, в этом номере вы найдете его никогда раньше не публиковавшиеся заметки — это Виктор Иванович Ремизовский их «раскопал», спасибо ему), но ведь и новые авторы, которые пишут о дальневосточной природе, совсем неплохи — Юрий Жекотов из Приморья, Виктор Кандабаев, житель района им. Лазо, недавний студент ДВГГУ Сергей Лапоников. Его дебют состоялся в №4 «ДВ» в этом году.
Не Арсеньев, конечно, и не Кучеренко, однако вполне, на мой взгляд, достойная публикация.
А еще у нас есть рубрика «К 70-летию Победы», где бывшие солдаты Великой Отечественной войны и дети солдат, на чью долю пришлись те страшные годы, пишут свои воспоминания.
И ведь как пишут!
Пронзительно — с гордостью, с болью, с невыплаканными слезами, но без прикрас.
Вот, мне кажется, одно из главных достижений нашего времени: люди перестали бояться говорить о том, что думают и что пережили на самом деле.
Ей-богу, это дорогого стоит.
А о судьбах российской (и дальневосточной, в том числе) литературы, я думаю, не нужно беспокоиться.
Всем печальникам, которые пророчат ее гибель, я ответила бы так: российская литература, начиная с протопопа Аввакума и заканчивая (пока что) Солженицыным, переживала и не такие страшные катаклизмы, как нынешнее безвременье.
И ничего, выстояла, выдюжила, очистила сама себя, как большая река — Амур, например, — от всякой гадости и мусора, которые десятилетия подряд старательно валили в его воды все, кому не лень, пробила новые русла, и умирать ни в коем случае не собирается.
…А корабль, что характерно, плывет.

 

 

 


 

 

 


Валентин ФЁДОРОВ


К 60-летию журнала «Дальний Восток»



Выступление на читательской конференции в г. Владивостоке

 

 

Это выступление В. М. Федорова никогда не было опубликовано. Рукопись бережно сохранила его вдова, Алла Георгиевна, и передала ее редактору отдела очерка и публицистики В. Ремизовскому.
В 2012 году в связи с пятилетием кончины Валентина Михайловича в журнале «Дальний Восток» были опубликованы мемуарные записи из его дневников разных лет (№ 4, с.188) со вступительной статьей Л. И. Миланич. Тогда редакция отложила этот материал, а теперь, в связи с юбилеем журнала, которому В. М. Федоров отдал более двадцати лет жизни, есть полный резон опубликовать его.
Рукопись представляла собой ксерокопию с напечатанного на пишущей машинке текста. Набирая его на компьютере, мы старались ничего не менять, сохранить все, как есть — ведь это исторический документ.

Шестидесятилетняя история журнала «Дальний Восток» — это история зарождения и развития литературы в огромном российском регионе от Тихого океана до Байкала. Книги, изданные нашими издательствами, не в состоянии проследить и не дают столь полной картины, какую дал этому отрезку времени журнал в развитии столь важной части культуры нашего народа, страны. В него можно заглядывать, как в энциклопедию. Какими-то страницами журнала можно гордиться, каким-то удивляться, ожесточаясь до истерии, если читать их сегодня. Но ни в коем случае нельзя зачеркивать того, что это все было. Писатель был и пророком, и рабом конъюнктуры, сопротивляясь изо всех сил своей несвободе. Это измерение его души журнал и отражал на всех этапах. Отражал пафос народа, строящего «новое» общество, или, точнее, искренне верящего, что строит новое общество. По этим материалам мы можем восстановить четкую картину создания земли дальневосточной. Ведь из небытия, почти из небытия, она возникла. И воспылать огромным чувством признательности к тем писателям, кто сказал нам правду, а кто полуправду, — таковыми были обстоятельства эпохи, — о том нелегком, жестоком, но все же счастливом времени. И убедиться, что советская власть не разрушала нравственную ауру народа, как это сегодня пытаются доказывать лжедемократы, а созидала. Другое дело — как и в каких условиях она созидала, когда давила несвобода — и с каждым годом все сильнее, унизительнее и беспощаднее…
Сегодня я не взял бы на себя смелость, как это делают другие, поддавшись идеологическому зомбированию уже новых пророков, и ни одного имени из огромного списка писателей, печатавшихся в журнале за все эти шестьдесят лет, не зачеркнул. Не надо нам принижать самих себя, свою историю, путать грешное с праведным.
Позвольте из этого списка на этом торжественном собрании назвать некоторых обретших славу в своей стране и даже за рубежом. В разное время с первыми рукописями пришли в журнал Александр Фадеев, Сергей Диковский, Андрей Пришвин, Петр Комаров, Дмитрий Нагишкин, Трофим Борисов, Николай Шундик, Андрей Алдан-Семенов, Анатолий Ткаченко, Александр Грачев, Николай Задорнов, Степан Смеляков, Николай Наволочкин, Игорь Еремин, Владимир Клипель, Римма Казакова, Петр Проскурин, Павел Халов, Олег Щербановский, Василий Ефименко, Станислав Балабин, Лев Князев, Геннадий Лысенко, Анатолий Бочинин, Григорий Ходжер, Джанси Кимонко, Владимир Санги, Юрий Рытхэу, Антонина Кымытваль, Борис Можаев, Игорь Золотусский и т. д. Список можно долго продолжать. Но, если вы прочтете произведения этих авторов, то вас не надо будет убеждать, что не сегодня началась борьба между высоким и низким, истинным и ложным. Тот, кто возьмет труд перелистать комплекты журнала за шестьдесят лет, увидит, что и сегодня мы ведем речь о том же, о чем говорили вчера и позавчера. Другое дело, что сегодня надо понять, что, не отвергая прошлой культуры, только прошлыми измерениями жить нельзя. Но надо бояться и впасть в крайность нового идеологического рабства, нравственного распада, чем уже больны многие и многие издания, содержанием которых стала удесятеренная ложь, щедрое проявление корысти, оголтелое попрание нашего прошлого, возвеличивание не великих…
Выход первого номера журнала «На рубеже» (так тогда назывался наш журнал) относится к голодному и трагическому для судеб страны 1933 году. Первый номер его вышел, как альманах, затеянный по своей инициативе группой писателей. Мечта о своем литературном журнале давно жила среди дальневосточных литераторов. И вот он есть. Первым его редактором на общественных началах стал редактор «Тихоокеанской звезды» Иосиф Шацкий. Затем было постановление правительства, и с 1934 года альманах обрел статус журнала, редактором его вплоть до 1937 года был Александр Фадеев.
В 1937 году журнал возглавил Михаил Алексеев, поэт, прозаик. Но уже с конца 1937 года он закрылся, вернее, был закрыт по идейным соображениям. Вся редколлегия его поставлена к стенке: многие писатели репрессированы, Иосиф Шацкий был расстрелян, Михаил Алексеев кончил жизнь сомоубийством.
С апреля 1939 года журнал выходит без главного редактора. Его подписывает редколлегия.
Перед войной (1940–1941 гг.) его подписывает поэт Анатолий Гай. Но недолго. С первых дней Великой Отечественной войны журнал снова прекращает свое существование.
Буквально как с бомбой, поставленной на взрыв неизвестно на какой час, носятся с ним власть предержащие.
Только через пять лет, в начале 1946 года, журнал снова появляется на свет, но под названием «Дальний Восток» и уже с ежемесячной культурной программой. Главным редактором его становится Николай Рогаль.
После скоропостижной смерти Николая Митрофановича Рогаля (он умер от разрыва сердца за рабочим столом), журнал много лет возглавлял Николай Наволочкин. Слава богу, этот замечательный человек, талантливый писатель и детский поэт, прошедший всю войну от звонка до звонка, жив, но в награду за нелегкий труд у руля журнала он, уже будучи на пенсии, перенес тяжелейшую операцию на сердце, которая чуть не стоила ему жизни…
Я позволил себе эту сухую, без комментариев, хронику просто для того, чтобы через динамику событий, происходивших с журналом в разные годы, вы почувствовали то нелегкое время, горькую суть его. Нелегкую, подчас трагическую, судьбу тех людей, которые стремились во что бы то ни стало сохранить журнал как часть культуры страны.
Трудным было это время, безумно трудным. Только не стало оно легче и сегодня. Эти безумные трудности продолжаются — только более драматично.
В прошлом году (1992) журнал был поставлен к стенке уже не по идейным соображениям, не по политическим, а набирающей крутые виражи, созданной для «обновления мира», рыночной экономикой. Мы смогли выпустить только шесть номеров, выпрашивая, выклянчивая деньги у кого только можно. Но, конечно, с разбором. Находились, хоть и только начался час рынка, уже такие богатеи, кто готов был купить журнал и диктовать через него свое великое хамство, как страсть к наживе диктует нам свои великие цены и безнравственность.
Случилось чудо — журнал, давший 350 тыс. рублей прибыли (в сегодняшних измерениях шесть миллионов руб.) стал финансовым банкротом. Мигом, в сто и более раз, поднялись цены на полиграфические расходы и бумагу (сегодня уже в 1000 раз и более). Можно ли было в такой ситуации поднять во столько же раз цены на журнал? Нет и нет. Редколлегия не могла пойти на такое. Она думала о своем читателе, уже и без того обобранном рыночными взаимоотношениями. Поднять цены на журнал значило бы порвать духовные связи с читателями, лишиться подписчиков. Правда, в США тонкий журнал стоит от 3 до 5 долларов, и ничего в этом нет страшного, но там, извините, месячная зарплата 3–5 тыс. долларов, в 15 раз выше, чем у нас.
Сегодняшняя финансовая трагедия журнала — это не падение авторитета среди читателей, не снижение его литературного уровня, а провокация, затеянная толстосумами против всей культуры страны.
К денежному мешку, благодаря государственной политике, разорению страны притулились люди, которым культура не нужна, которым культура мешает. А само государство отстранилось от культуры и не несет за нее никакой ответственности, помогает только избранным или уж больно нужным ему. В стране сегодня нет ни одной рентабельной газеты, ни одного рентабельного журнала, а выживает всяк, как может. Зато те издания, в основном центральные, кому помогает правительство, живут больше, чем хорошо. Вот, например, сильно пропагандирующий свою независимость, самый дешевый по цене, коммерческий еженедельник «Аргументы и факты» только за шесть месяцев уходящего 1993 года получил от государства около шестисот миллионов руб. За год эту цифру, видимо, надо удвоить, если не утроить. Можно было бы назвать другие издания, поставленные на особое довольствие, но не хочется.
В этом году (1993) журнал «Дальний Восток» работает по полной программе — выйдут все 12 номеров.
Как мы выживаем?
Хочу сказать с этой трибуны огромное спасибо администрации Хабаровского края, в основном она финансирует нас из своего бюджета. Благодарим мы администрацию и вашего края (Приморского), она выделила редакции журнала в этом году три млн. руб., финансирует Дни журнала «Дальний Восток» в вашем крае. Пятьсот тысяч дала администрация Сахалина, двенадцать миллионов — министерство печати и информации. Всего же для выполнения годовой программы журнала потребуется около сорока пяти миллионов рублей. Это при том, что штат редакции журнала, в основном за счет творческих работников, пришлось сократить почти в три раза. Ну, представляете, сегодня в журнале всего два творческих работника — главный редактор и его заместитель Виктор Шевченко. Нет редакторов, заведующих отделами очерка и публицистики, прозы, поэзии. Долго не было ответственного секретаря. Экономим деньги на гонорарах писателям.
Как будем жить в 1994 году, покажет время. В начале декабря редакция передала смету расходов, необходимых для выпуска журнала в I квартале 1994 года, администрации Хабаровского края. В произволе меняющихся цен невозможно планировать свою работу дальше одного месяца, мы замахнулись на три. Точно такую же смету я привез и для администрации Приморского края, полагая, что найду поддержку в этом вопросе и здесь. Я думаю, что не иначе, как через местную власть региона, надо решать этот вопрос, и прежде всего надеюсь на помощь ведущих культурных центров Дальнего Востока — Хабаровска и Владивостока. Писатели этих краев занимают большую часть площади журнала, ибо здесь исторически больше всего талантливых прозаиков, поэтов и публицистов. Наверное, сомнительный это критерий, и требуется участие в судьбе журнала всех краев и областей. Но как это внушить, как добиться понимания, если у некоторых руководителей, слишком озабоченных коммерциализацией, своим выживанием, нет адекватного взгляда на культуру, будто культура — не хлеб насущный, а сплошной разврат. Нет понимания того, что, если духовность, нравственное начало не будут опережать всех наших дел, мы ничего не сможем добиться в улучшении жизни, дремуче отстанем от всех народов и наций. А ведь хорошие слова сказал по этому поводу Солженицын: «Если нация утратила свою духовность, никакое государственное переустройство ей не поможет».
Для осознания своей сущности, проявления своего творческого я, нашему народу, пока самому духовному в мире, нельзя понижать дозирование культуры. Только национальной бедой может это аукнуться, потерей веры во все, что уже грядет в какой-то степени. Не хочу тут быть пророком, но больно ранят меня слова Льва Толстого, сказавшего, что может последовать за этим: «Если в России рухнет вера, — говорил он, — то Россия на многие столетия превратится в царство водки, денег, разврата».
Да и в самом деле, не идем ли мы туда?! Смотрите показатели совершенства общества:
1. Сколько продукции производится на душу, в том числе водки? Много, мало?
2. Какое в обществе долголетие?
3. Сколько людей сидит в тюрьмах? И сколько ждет такой участи?
Показатели эти в России самые плохие.
Тревожные явления мы наблюдаем разве только в этом?
Давайте посмотрим на нравственность в узком и широком смысле.
Благородство вытесняется расчетом, любовь — сексом, книги — чтивом, театр — зрелищем, худшим из которых является сегодня телевидение Останкино. Сплошь и рядом идет самоутверждение за счет чужого унижения. Нарушен самый главный завет — человек присвоил себе право отмщения. Нарушен завет, данный всей русской литературе: милость к падшим, милость, Господи! На каждом шагу раздеваясь перед иностранцами, проклиная свое прошлое, можно слышать только плохое о русском народе. Тут уже образовался целый клан публицистов, киношников, подвизаются и писатели, которые под видом России социалистической уничтожают Россию тясячелетнюю. Россия стала эпицентром разрушения. А от наших политиков каждый день мы слышим, что процесс пошел, и кризис экономический остановлен, началась стабилизация. В их домашней экономике может быть, но не в стране. Человек теряет веру в свою самоценность, в свои духовные силы и, как никогда, сегодня нуждается в лечении души.
Но лекарств для этих целей становится все меньше и меньше. Современная литература, считавшаяся во всем мире иммунитетом против пошлости, освежающим источником, придающим силу идущим, почти уже сбросила художественность и стала публицистической. Ее заставили приспосабливаться к газетам, радио, телевидению. А иначе где найти трибуну писателю? Местные издательства коммерциализировались — выпускают сонники, бульварные детективы, на жутчайшем интеллектуальном уровне. Напечатают, издадут — если напишешь резко, раскованно, как маркиз де Сад — рыночно. Многие писатели подались в бизнес, наверное, полагая, что со временем станут Рокфеллерами и Морганами, а потом сядут и напишут стихи. А честные писатели, кому не надо сие, душа которых рвется писать сегодня, — самые социально незащищенные люди, униженные. Даже бомжи живут лучше их. Как страшно-то!!!
Современная литература пока что живет и дышит лишь в «толстых» журналах, не пустивших на свои страницы, в отличие от издательств, ни порнографии, ни крутых детективов, и потому журналы являются центром духовной жизни и в какой-то степени источником небольших материальных пособий писателям, выбившимся из жизни и изо всех сил пытающимся жить сегодня только литературным трудом.
А кто сегодня заботится о подрастающем поколении писателей? Ведь никакое местное издательство не рискнет издать книгу никому не известного автора. Ни за что не рискнет! Вторая важная роль журналов — растить молодые таланты. Смена активно прорастает. Их немало молодых и талантливых в нашем крае, как и по всему Дальнему Востоку. Вспомните, присутствующие здесь писатели, кто вас вывел в литературу? Журнал. Это вы могли бы сказать даже хором, потому что это на самом деле так. А если не будет журнала, кто выведет в литературу пишущих молодых?
Много, очень много поводов для печали, почти гамлетовских вопросов, но не хочу заканчивать эти свои заметки на пессимистической ноте, впадать в уныние. Культуре никогда не дано погибнуть. Ее можно загнать в угол, засеять сорняками, пародировать, насмехаться над ней, но только временно. И не погибнет в конце концов журнал «Дальний Восток», не раз уже бывавший на грани катастрофы, но всегда находивший спонсоров со стороны государства и местных властей даже в то время, которое мы так яростно осуждаем сегодня. Ведь каждое закрытие журнала и новое начало его, возрождение из пепла всегда санкционировалось специальными постановлениями ЦК партии. Приговаривали к смерти журнал и миловали. Ведь кто-то же понимал значение и смысл его существования. Неужели этого не дано нынешним властям? Могут помочь журналу и коммерческие структуры. И совсем не за так. Договоримся, как помогать друг другу.
Не дано ему будет погибнуть и в наше время. Это я говорю с уверенностью от своего имени и имени писателей, для отражения творчества которых он создан, ибо надеюсь, что так и только так должно быть, потому что убежден, что только искусство и литература не дают жизни прерваться, как говорил Фет, на «кормление гончих в душно-зловонной псарне».
А нужен ли вам такой журнал, или нет, насколько он верен тем идеалам, о которых говорил я, насколько полезен, и разделяете ли вы позицию его главного редактора, судить вам — этому уважаемому собранию. Журнал выходит для вас и заглавное критическое слово о нем, безусловно, принадлежит вам. Я готов ответить на все ваши вопросы, выслушать любую критику.
В конце же своего выступления хотел привести небольшое письмо, пришедшее в редакцию в самое трудное время — в прошлом году. Хотя кто знает, это самое трудное время, возможно, еще только впереди.
Вот это письмо:
Уважаемый и любимый «Дальний Восток»!
Отделение связи на Украине получило телеграмму о том, что в ранг малозначимых журналов, подлежащих закрытию, попал и «ДВ». И больше никаких разъяснений. Стало быть, конец? Это решение коллектива или каких-то инстанций? Каковы мотивы и причины? Мы понимаем, что подписная цена «ДВ» — самая низкая в ряду однотипных журналов и вы испытываете крайние финансовые затруднения. Так обратитесь к нам, подписчикам, с конкретными предложениями о помощи! Сколько нужно доплатить при переоформлении подписки? 20, 30, 50 рублей? Думаю, за этим дело не станет, потому что «ДВ» — действительно любимый журнал и объем его публикаций, их художественная ценность стоят многих центральных журналов, а значит — любого повышения подписной цены.
Убедительная просьба дать исчерпывающие разъяснения на сей счет в очередном выпуске журнала.
Возможно, «ДВ» закрывается только для подписчиков на Украине и в др. странах, объявивших о нац. независимости? Но ведь мы, простые смертные, не участвуем в политических играх. Лично я, например, подписался на 29 неукраинских журналов (25 русских), хотя являюсь чистым хохлом. Так почему я должен страдать оттого, что кому-то не нравится самостоятельность Украины? В общем, мне извещение о закрытии «ДВ» принесло огорчение и, в какой-то мере, катастрофу. Ведь теперь мы не получим вторую часть книги П. Балакшина «Финал в Китае», продолжение «Пестрых стрел» Балабина; не увидим «Владивостока» Задорнова и т.д.
Может быть, вы предложите нам какой-то вариант в обход «Союзпечати»? Например, ежеквартальная рассылка подписчикам 3-х номеров в бандеролях наложенным платежом. Повышайте цену одной книжки до 5–6 рублей, а то и до 7 рублей.
Всего наилучшего.
Г. Котенко, г. Ровно

Год с небольшим прошел со дня получения редакцией этого письма. А как все переменилось! Какие там 6–7 рублей брать за журнал… В 1994 году один номер для подписчиков будет стоить уже 200–500 рублей без стоимости услуг связи, это при себестоимости одного номера журнала в 2000–3000 рублей и более. Вряд ли наш корреспондент сегодня сможет подписаться на 25 русских и 29 украинских журналов. На Украине они почти все закрылись, а русские издания в данном количестве вряд ли по карману. Такие вот горькие события произошли на культурном фронте всего за год. А что будет завтра? Изо всех сил рынок торопится угробить нас с позволения государства, заменить культуру масскультурой. Тогда проще будет всех нас зомбировать, контролировать массовое сознание народа, а значит и управлять нами, безропотных и беззащитных расстреливать из танков…

 

 

 


 

 

 


Вячеслав СУКАЧЁВ



Эстафета человеческих судеб...

 

 

Судьба журнала «Дальний Восток» и человеческие судьбы так тесно переплетены, так зависимы друг от друга, что порой трудно определить, кто кого породил и кто от кого зависим. Если бы какой-то вдумчивый и въедливый исследователь попытался вывести среднестатистического писателя, прошагавшего вместе с журналом от октября 1933 года и до наших дней, он бы в результате получил многогранную, разносторонне образованную, духовно развитую Личность, о которой мечтали Достоевский и Толстой, Чехов и Платонов. Но, увы, делают жизнь и выпускают журналы самые обыкновенные люди, каждый — на своем временном этапе и теми силами, которые отпущены ему от Бога. А мечтать, как говорится, не вредно, хотя, как показывает вся история развития человечества, не очень-то и плодотворно.
Лично я пришел в журнал «Дальний Восток», поднявшись по крашенной суриком деревянной лестнице на второй этаж кирпичного особняка по улице Комсомольской, в конце шестидесятых годов прошлого века. И застал в этом бывшем купеческом особняке таких замечательных людей, как Николай Митрофанович Рогаль, Виктор Николаевич Александровский, Николай Дмитриевич Наволочкин, Василий Михайлович Ефименко, Юлия Алексеевна Шестакова, Валентин Михайлович Федоров, Павел Васильевич Халов, Владимир Александрович Руссков. Увидев «живых» писателей первый раз в жизни, да еще в таком количестве, я растерялся и моментально ушел в себя, замкнулся в своей раковине «начинающего литератора». Разве мог я тогда подумать, что именно с этими людьми будет связана почти вся моя дальнейшая, не только творческая, но и жизненная, судьба, и связана, ни мало ни много, — почти половину столетия. Каждый из названных мною писателей в той или иной мере (кто-то больше, кто-то меньше) принял участие в формировании моего творческого развития, в первых публикациях, бескорыстно поддерживая и направляя мои литературные способности.
Позже, на семинарах и совещаниях, познакомился я и с корифеями дальневосточной литературы — Всеволодом Никаноровичем Ивановым (удивительно, но живу я сейчас в том городе, где в конце позапрошлого века он учился в университете) и Николаем Павловичем Задорновым. Вот так и протянулась удивительным образом эстафета человеческих судеб от позапрошлого века и до наших дней. И мы, теперь уже связующее поколение между прошлым веком и нынешним, всегда должны помнить и знать, что вышли, как некогда писал я в юбилейной статье, из шинели журнала «Дальний Восток», который всех нас, молодых, начинающих и маститых, перезнакомил, дал путевку в жизнь, на протяжении десятилетий согревая своим вниманием и заботой. И это, как показала вся моя дальнейшая жизнь, — главное.
Однажды я уже писал о том, что в судьбе нашего журнала, словно океан в капле морской воды, отразились все перипетии ХХ века — эпохи сложной, противоречивой, подчас бессмысленно жестокой. Перелистывая страницы «Дальнего Востока» за эти годы, невольно проникаешься мыслью о важности российских литературно-публицистических журналов. Вобрав в себя приметы времени, используя художественное слово и образ, они составили удивительную энциклопедию нашей жизни. Причем поразительно многообразную, охватывающую практически все виды человеческой деятельности. Сколько колоритных характеров, ярких судеб триумфально шефствуют по журнальным страницам, являя нам пример замечательной преемственности и уникальной сущности человеческого сообщества. И с понятной гордостью можно сказать, что журнал «Дальний Восток» никогда не стоял пообочь этого славного пути, напротив — всегда стремился быть вместе со временем, отражать это время и найти свое место в этом времени…
Работать в журнал «Дальний Восток» я пришел по приглашению Валентина Федорова в 2000 году на должность заместителя главного редактора. Работалось с Валентином Михайловичем мне легко и просто. Буквально за год он ввел меня во все журнальные дела, в первые же месяцы доверив творческое формирование журнальных книжек.
Через год Валентин Федоров ушел на отдых, устав от многолетней борьбы с руководством Хабаровской писательской организации за свою независимость и самостоятельный курс, который он выбрал для дальневосточного «толстяка». Увы, атмосфера недоброжелательства со стороны правления сохранилась и при мне.
В первый же год своего редакторства я счел необходимым вернуть наш журнал к формату первого номера альманаха «На рубеже», с которого и начиналась история «Дальнего Востока». Помог мне осуществить эту задачу замечательный художник-оформитель Александр Посохов. Следующий шаг — сгруппировать вокруг журнала тех людей, которым и в самом деле была небезразлична его судьба. Так родился «Клуб друзей журнала «Дальний Восток», заседания которого, посвященные выпуску очередного номера, редакция регулярно проводила раз в два месяца на протяжении десяти лет. И — ни единого сбоя по тем или иным причинам за все эти годы у нас не было.
Затем пришла пора приложений к журналу «Дальний Восток» — эколого-просветительское иллюстрированное издание «Родное Приамурье» и журнал для семейного чтения — «Наш семейный очаг». Мы делали нужное для людей города и края дело.
Была еще и издательская деятельность: нами издавались книги, журналы, проспекты, брошюры; просветительская — встречи с читателями всего Дальнего Востока, творческие вечера, семинары и просто общение с интересными людьми.
В этой связи не могу не сказать несколько теплых слов о тех людях, с кем делали мы одно общее дело — выпускали в свет журнал «Дальний Восток». Неоценимую помощь и поддержку по разделу поэзии оказывала мне замечательный знаток своего дела, известный поэт, Людмила Ивановна Миланич. На протяжении многих лет она готовила для журнала стихотворные подборки, и редко когда наше мнение в оценке творчества того или иного поэта расходилось. Сложнее было с редакцией прозы. А вот с редактором отдела очерка и публицистики Виктором Ивановичем Ремизовским мне и журналу, безусловно, повезло, хотя «доброжелатели» весьма настойчиво советовали мне не связываться с этим человеком. «Связался» и никогда об этом не жалел: высокий профессионализм, эрудиция, исполнительность и замечательная контактность всегда отличали этого глубоко уважаемого мною человека. Истинной находкой стала для редакции журнала кадровик и секретарь главного редактора Наталья Ефимовна Черникова, с которой в семидесятые годы прошлого века работали мы в Хабаровском книжном издательстве. Все десять лет нашей совместной работы она, что называется, изнутри «цементировала» коллектив редакции, была магнитом (к ней тянулись люди) и громоотводом одновременно. Не случайно среди сотрудников журнала ее уважительно звали «нашей мамкой» — умела Наталья Ефимовна выслушать, посочувствовать, ободрить даже самого «отпетого» графомана так, что он уходил от нас с возвращенной рукописью в портфеле и улыбкой на лице. На несколько лет позже, но как своевременно (хорошие люди — всегда ко времени!), пришла к нам Надежда Михайловна Соболь, высокопрофессиональный специалист и просто замечательный человек. Пришла и молча, безо всяких сетований и претензий, взяла на себя нагрузку сразу двух специалистов: наборщика и верстальщика. И никогда, ни единым словом не обмолвилась о том, что до нее эту же работу исполняли два человека, и каждый из них получал свою зарплату. Зарплата у Надежды Михайловны была одна, как и совесть, которую она никогда и ни по какому поводу не разменивала, стараясь сделать меньше, а урвать — побольше, как это зачастую делали ее более нахрапистые коллеги, и не только делали, и не только коллеги по цеху…
Очень легко и полезно вписался в коллектив Анатолий Иванович Дудко: с его появлением в редакции журнала прижилась новая и весьма сложная специальность — маркетинг. Увы, повсеместное снижение интереса к печатному слову в пользу интернета (будь то «Новый мир» или «Дальний Восток») задачу по увеличению тиража сделало практически невыполнимой. В этой части «веяния времени» буквально подрезали нам крылья, хотя и предпринимали мы самые отчаянные усилия: ежемесячно проводили выездные встречи с читателями, выступали на радио и телевидении (тогда это еще можно было делать бесплатно), регулярно собирались на заседания «Клуба друзей журнала «Дальний Восток», проводили творческие отчеты перед читателями во Владивостоке, Благовещенске, на Камчатке, в Находке и Биробиджане, в Уссурийске и Амурске…
Не могу не сказать несколько слов благодарности в адрес наших кураторов в правительстве Хабаровского края — Натальи Борисовны Зиминой и Сергея Андреевича Левкова. Благодаря установившимся между нами не только добрым, но и дружеским отношениям, редакция журнала смогла не только отбивать кляузные нападки «доброжелателей», но и смело вводить новые рубрики, такие как «Немецкая тетрадь», «Израильская тетрадь», «Окно в природу», «Культура и искусство», проводить творческие конкурсы на лучшую публикацию по разделу — проза, поэзия, очерк и публицистика, значительно расширить географию авторов журнала. Присылали нам рукописи в буквальном смысле от Владивостока и до Калининграда.
И последнее, о чем мне хотелось бы еще сказать (буквально несколько слов) в этой статье — о тех писателях, которых мы потеряли за десятилетие моей работы в качестве главного редактора. Увы, список этот обширен, и потому не буду перечислять всех подряд, а назову лишь тех людей, кто был мне наиболее близок по духу и творчеству.
Павел Васильевич Халов, романом которого «Последний циклон» я зачитывался еще в армии, а позднее он принял и рекомендовал к печати в журнале мою первую поэтическую подборку, ушел в эти годы одним из первых. Ушел тихо и незаметно, в полной нищете, забытый родной писательской организацией, хотя жизнь прожил бурную, беспокойную, со множеством взлетов и падений. Был он человеком, безусловно, одаренным, но своим талантом, на мой взгляд, толком распорядиться не сумел.
Михаил Прокопьевич Белов. Несмотря на большую разницу в возрасте, мы были дружны, много ездили по Хабаровскому краю, проводили творческие встречи. Писатель необыкновенно сложной и, можно сказать, трагической судьбы, он всегда оставался на удивление светлым, жизнерадостным человеком, был прост и доступен в общении.
Юлия Алексеевна Шестакова, Григорий Гибивич Ходжер, Сергей Петрович Кучеренко, Анатолий Сергеевич Ткаченко, Валентин Михайлович Федоров, Владимир Иванович Клипель, Всеволод Петрович Сысоев — со всеми этими людьми я так или иначе соприкоснулся в жизни, все они оставили в моей памяти заметный след, поскольку были безусловно талантливы, щедры душевно и все заслуженно вошли в золотой фонд дальневосточной литературы.
Десять лет — довольно большой временной отрезок, за который были подписаны мною в свет более шестидесяти книжек журнала «Дальний Восток». И сегодня, в год 80-летнего юбилея старейшего литературного журнала, я горд и счастлив, что внес свой посильный вклад, вложил свою душу и способности в развитие нашего общего литературного Дома, под чьей обложкой мы приходим к людям со своими лучшими произведениями.

 

 

 


 

 

 


Виктор РЕМИЗОВСКИЙ


Галерея главных редакторов журнала «Дальний Восток»



Справка

 

 

Славу и гордость журналу принесли и преумножали его редакторы. Все они без исключения были талантливыми людьми. Достаточно отметить тот факт, что все редакторы до Н. Д. Наволочкина не имели высшего образования, не то чтобы филологического, а вообще никакого. И тем не менее они сами писали приличные стихи и достойную внимания прозу, умело направляли молодых авторов, а журнал под их руководством стоял во главе литературного процесса на Дальнем Востоке, затрагивая и всю страну в целом. Вывод: это были на редкость талантливые люди.

ШАЦКИЙ Иосиф Исаакович
(1893, Белоруссия — 1938) — участник Октябрьского восстания, активный член рабочего еврейского союза БУНД, журналист. В январе 1932 года назначен редактором газеты «Тихоокеанская звезда». А в 1933 году одновременно по совместительству стал и редактором журнала «На рубеже». За публикацию в журнале романа Д. Амурского «Гордость» (1935, № 1) редакция получила выговор, а Иосифа Шацкого сняли с работы. Вероятно, репрессировали.

ФАДЕЕВ Александр Александрович (24.12.1901, Кимры Тверской губ. — 13.05.1956, Москва) — участник Гражданской войны на Дальнем Востоке, профессиональный писатель, автор всемирно известных произведений «Разгром», «Последний из удэге», «Молодая гвардия». Фадеев приехал в Хабаровск в сентябре 1933 года, а уже в октябре с его помощью вышел первый номер журнала, название которому он и придумал — «На рубеже». Дальневосточники обязаны Фадееву созданием писательской организации и рождением своего журнала. В 1935 году после снятия И. Шацкого А. Фадеев, живя в Москве, возглавил журнал «На рубеже» и руководил им до начала 1937 года.

АЛЕКСЕЕВ Михаил
— поэт и прозаик. В 1937 году возглавил журнал. Очевидно, так было задумано на самом высоком уровне: уходит из журнала Фадеев, назначается новый редактор и уже в конце 1937 года издание закрывают. Михаил Алексеев покончил жизнь самоубийством, и это, видимо, «спасло» его от репрессий.

Без редактора. В 1939 году журнал выходил, но без указания имени главного редактора.

Еселев Николай — последний редактор журнала «На рубеже», возглавлял журнал в 1940–1941 годы.

ГАЙ Анатолий (лит. псевдоним, наст. фамилия Плешков Александр Антонович) — поэт, публицист, критик. Родился 23 апреля 1907 года в семье крестьянина деревни Василево Смоленской губернии. С 1933 года на Дальнем Востоке. В 1934 году принят в Союз писателей СССР и представлял краевую писательскую организацию на первом съезде советских писателей. В течение двух лет — 1946 и 1947 годах — возглавлял редакцию журнала под новым названием «Дальний Восток».
В конце 1947 года уехал в Москву, где три года проработал в «Литературной газете», затем в аппарате Правления Союза писателей консультантом Секретариата по литературной печати и вопросам литературной теории и критики. Подготовил книгу «Петр Комаров» (издана в Хабаровске).
Умер в марте 1975 года в Москве.

ПРИШВИН Андрей Сергеевич — журналист и писатель, главный редактор журнала «Дальний Восток» с января 1948 по январь 1955 года. Родился 30 ноября 1907 года в семье земского врача на Рязанщине. Несколько лет после призыва отца в армию в 1914 году жил в семье своего дяди, известного писателя М. М. Приш-вина. После окончания школы работал учителем, поступил в университет, но не закончил его. Поехал на Дальний Восток, работал шахтером, приемщиком рыбы, журналистом.
На годы его редакторства приходится подъем журнала. Вообще, это было замечательное время для дальневосточной литературы, время ее становления, появления новых ярких имен. В 1948 году в «Дальнем Востоке» были опубликованы роман Василия Ажаева «Далеко от Москвы», повесть Джанси Кимонко «Зарево над лесами», «Амурские сказки» Дмитрия Нагишкина, рассказы Вс. Н. Иванова, стихи Петра Комарова, Вячеслава Афанасьева и молодого, еще никому не известного поэта Николая Наволочкина. Сам А. Пришвин был также интересным прозаиком, автором книг «На берегу Зеи», «Солнечная зима», «Хозяйка таежной речки» и других. Воспоминания о писателе Михаиле Михайловиче Пришвине Андрей Сергеевич опубликовал на страницах «Дальнего Востока», а затем издал отдельной книгой «Вечные строки».
Умер в Москве шестого марта 1978 года.

РОГАЛЬ Николай Митрофанович — журналист, литературный критик, писатель. Родился 27 июня 1909 года на разъезде Кругликово Дальневосточной железной дороги в семье путевого обходчика. В 1940–1955 годы — ответственный секретарь Дальневосточного, а затем Хабаровского отделения Союза писателей РСФСР. В 1955 году возглавил журнал «Дальний Восток» и руководил им вплоть до своей неожиданной смерти 30 ноября 1977 года.
При нем были опубликованы рассказы и повести молодых местных прозаиков Бориса Можаева, Петра Проскурина, Анатолия Ткаченко. Много внимания уделял Рогаль творчеству национальных писателей. Произведения Г. Ходжера, А. Пассара, А. Вальдю, В. Санги, А. Кымытваль, Г. Поротова распахнули перед читателями дверь в огромный поэтический мир Севера. Опубликованы такие произведения, как «Корни обнажаются в бурю» П. Проскурина, «Первая просека» А. Грачева, «Амурские версты» Н. Наволочкина, «Красные и белые» А. Алдан-Семенова...
Много времени Н. Рогаль отдавал литературно-критической работе — им написано большое количество статей, рецензий, обзоров творчества. А также работе с молодыми авторами (Павел Халов, например, и другие).
Н. Рогаль автор пьесы «Июнь-Корань» и романа «На восходе солнца». Несомненно, он создал бы много замечательных произведений, если бы меньше уделял внимания непосредственно журналу и общественной работе.
Награжден орденами Трудового Красного Знамени, «Знак Почета» и пятью медалями.

НАВОЛОЧКИН Николай Дмитриевич — участник Великой Отечественной войны, писатель, родился в 1923 году в поселке Николаевка Хабаровского края (ныне — Еврейская автономная область). Воевал на Курской дуге, победу встретил в Польше. Фронтовой путь старшего сержанта Наволочкина отмечен многими боевыми наградами. После войны окончил исторический факультет Хабаровского пединститута, работал в книжном издательстве, в 1958 году пришел в журнал «Дальний Восток». В 1977 году возглавил редакцию журнала. Ровно десять лет возглавлял он «Дальний Восток» и оставил по себе добрую память как чуткий, отзывчивый человек, покладистый руководитель и добрый старший товарищ.
Светлый, удивительно обаятельный человек, Николай Дмитриевич притягивал к себе людей; писатели старались нести рукописи прямо на стол главному редактору, зная, что услышат от него и слово поддержки, и взвешенное критическое замечание. При нем же журнал «Дальний Восток» за большой вклад в развитие дальневосточной литературы награжден орденом Трудового Красного Знамени. Авторитету Наволочкина-редактора помогал, конечно, и его писательский авторитет. Его талантливые стихи и прозу — повести «Шли радисты», «Жди ракету», исторический роман «Амурские версты», книги для детей — знает и любит уже не одно поколение дальневосточников.

ФЁДОРОВ Валентин Михайлович
родился 13 августа 1932 года в Москве. В начале Великой Отечественной войны был эвакуирован в Рязань, а затем переехал с родителями в Хабаровск. После окончания средней школы учился в горном техникуме, некоторое время работал в геологической экспедиции, потом — художником-оформителем в городском рекламном бюро. Именно Хабаровское краевое радио, где В. Федоров проработал долгое время, открыло его как талантливого журналиста. Именно в эфире впервые прозвучали его первые литературные вещи-очерки, новеллы, рассказы. Первая книга «Очарованный людьми» вышла в Хабаровском книжном издательстве в 1974 году. За эту книгу очерков о земляках-дальневосточниках В. Федоров удостоен премии им. А. Гайдара краевого Союза журналистов. Затем последовали «Разговор с сыном», «Среди людей», «Сюжетами странствий», «Инок белой пустыни».
К тому времени, как занять должность главного редактора, Валентин Михайлович проработал в журнале более шестнадцати лет. На долю Валентина Михайловича выпали не самые лучшие времена — именно он оказался в самый шторм экономической и политической жизни России у руля журнала.
В. М. Федоров член Союза писателей СССР с 1982 года, заслуженный работник культуры РСФСР, лауреат премии им. Якова Дьяченко администрации города, награжден орденом Почета.
Умер 2 августа 2007 года.

СУКАЧЁВ Вячеслав Викторович родился 3 июля 1945 года в селе Белое (Казахстан) в семье сельских интеллигентов. Учился в Калугинской средней школе и строительном училище г. Петропавловска. Сменил много профессий — был каменщиком и плотником, матросом и комбайнером, бурильщиком и киномехаником. Служба в Советской армии привела его на Дальний Восток. Отслужив, Сукачев окончил курсы парашютистов-пожарных, работал на тушении лесных пожаров, затем ушел в районную газету литсотрудником, работал редактором Хабаровского книжного издательства.   
Прозаический дебют в «Дальнем Востоке» состоялся в 1973 году — опубликована повесть о парашютистах-пожарниках «Огненный десант». В 1975 году принят в Союз писателей СССР. Автор более двадцати книг прозы. В 2001–2011 годы — главный редактор «Дальнего Востока». Заслуженный работник культуры Российской Федерации.

ПАРТЫКА Кирилл Александрович родился 12 января 1953 года в Хабаровске. Окончил филологический факультет Хабаровского пединститута. Стихи и прозу пишет со школьной скамьи. Член Союза писателей РФ с 1995 года. В должности главного редактора журнала «Дальний Восток» выпустил один номер журнала № 6 за 2011 год. Его отказ от должности главного редактора журнала «Дальний Восток был большой неожиданностью. Но, очевидно, у Кирилла Александровича были на то веские причины.

РЕМИЗОВСКИЙ Виктор Иванович
родился на Украине в Днепропетровске 27 декабря 1932 года. На Дальнем Востоке с 1956 года. Работал зоотехником, диктором на радио, оператором почтовой связи, носильщиком багажа, грузчиком, водителем автокара, научным сотрудником, геологом, журналистом, заведовал редакционно-издательским отделом краевой библиотеки, потом стал редактором отдела очерка и публицистики в журнале «Дальний Восток». Член Союза писателей России. После неожиданного ухода К. А. Партыки «закрыть амбразуру» назначили редактора отдела очерка и публицистики В. Ремизовского: в должности исполняющего обязанности главного редактора он выпустил два номера журнала — № 1 и 2 за 2012 год, после чего продолжает работать редактором отдела очерка и публицистики.

НИКОЛАШИНА Александра Викторовна родилась 19 апреля 1948 года в Хабаровске. Окончила отделение журналистики ДВГУ (Владивосток). Пишет прозу. В 1989 году в журнале «Дальний Восток» впервые опубликованы рассказы «Картина сентября» и «Никчемная жизнь Изабеллы Туркиной». В 1996 году принята в Союз писателей России. В 2003 году выпустила книгу «Поживите без меня». Работала редактором Хабаровского книжного издательства и почти двадцать лет заместителем главного редактора газеты «Молодой дальневосточник». В марте 2012 года назначена главным редактором журнала «Дальний Восток».



Публикации в СМИ о журнале «Дальний Восток» и его главных редакторах


Наволочкин, Н. Близкий нам «Дальний Восток» / Красное знамя (Владивосток). — 1966. — 20 сент.
Чекризов, О. Наш близкий «Дальний Восток» [Обзор журн. «Дал. Восток», 1967, № 1, 2] / Красное знамя (Владивосток). — 1967. — 30 марта, 01 июня.
Сурганов, В. Ответственность перед временем. (Заметки с форума писателей Дальнего Востока) / Лит. Россия. — 1967. — 11 авг. — С. 2–3.
Рогаль, Н. Всегда с народом, всегда с партией. О развитии худож. литературы на Дальнем Востоке за 50 лет Советской власти / Тихоокеан. звезда. — 1967. — 16 сент.
35-летие журнала «Дальний Восток» / Календарь знаменательных и памятных дат на 1968 г. — Хабаровск, 1967. — С. 53–55.
Беляев, Б.  А. А. Фадеев — редактор журнала «На рубеже» / Дал. Восток. — 1968. — № 4 — с. 145–148.
О награждении журнала «Дальний Восток» грамотой Президиума Верховного Совета РСФСР: Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 3 окт. 1973 г. / Ведомости Верховного Совета РСФСР. –1973. — № 4. — С. 607.
Рогаль, Н. Первый номер «На рубеже»: [К истории изд. дальневост. лит.-худож. альманаха, 1933] / Н. Рогаль. — Дал. Восток. — 1973. — № 10. — С. 149–152.
Рогаль, Н. Линия связи. Журнал, писатель, жизнь: [Обзор журнала «Дал. Восток»] / Н. Рогаль. — Лит. объединение. — 1975. — № 12. — С. 78–80.
Егунов, А. Причастность времени: По страницам журн. «Дал. Восток» / Лит. Россия. — 1977. — 11 февр. — С. 10.
Куклис, Г. Далекое — близкое: Заметки о прозе журн. «Дал. Восток» [за 1977 г.] / Г. Куклис. — Лит. Россия. — 1978. — 01 янв. — С. 14.
Наволочкин, Н. Нас волнует день сегодняшний: [О публ. журн. «Дал. Восток] / Н. Наволочкин. — Лит. Россия. — 1979. — № 12. — 23 марта.
Долгодворов, В. Наш журнал в 1980 году: [«Дал. Восток»] / Биробиджанская звезда. — 1979. — 23 сент.
Маркова, О. В зеркале жанра: Заметки о рассказах журн. «Дал. Восток» в 1979 г. / Тихоокеан. звезда. — 1980. — 02 марта.
«Дальний Восток»: журнал и люди [Обсуждение журн. «Дал. Восток» на заседании секретариата правления Союза писателей СССР] / Лит. Газета. — 1981. — 16 сент. — С. 1–2.
Егунов, А. «Наполнить жизнь смыслом»: [О прозе журн. «Дал. Восток»] / А. Егунов. — Лит. Россия. — 1981. — № 17. — 24 апр. — С. 5.
Макарова, Е. К жизни с любовью [О книгах Валентина Федорова] / Тихоокеанская звезда. — 1982. — 13 авг.
Журнал «Дальний Восток» (к 50-летию со дня выхода) / Время и события. Указатель-календарь по Дальнему Востоку на 1983 год. — Хабаровск, 1982. — С. 82–84.
Наволочкин, Н. Биография продолжается // Дальний Восток. — 1983. — № 10. — С. 3–8.
Бытовой, С. У истоков журнала // Дальний Восток. — 1983. — № 10. — С. 137–141.
Задорнов, Н. Годы далекие и близкие // Дальний Восток. — 1983. — № 10. — С. 141–143.
Ходжер, Г. Первые встречи // Дальний Восток. — 1983. — № 10. — С. 143–148.
Шундик, Н. // Примите мои поздравления // Дальний Восток. — 1983. — № 10. — С. 148.
Семченко, Н. Утренний звонок главному редактору журнала «Дальний Восток» писателю Валентину Федорову / Тихоокеанская звезда. — 1997. — 13 авг.
Никитин, В. Ступени духовных исканий (О главном редакторе журнала «Дальний Восток» Валентине Михайловиче Федорове) // Приамурские ведомости. — 1997. — 13 августа. — С. 3. — (люди края).
Шмаков, Ю. «Дальневосточный писатель Вячеслав Сукачев, переехавший на постоянное место жительства в Германию, недавно побывал в Хабаровске» // Молодой дальневосточник. — 1997. — № 36. — С. 3.
Чернявский, А. А корабль плывет. Размышления о современной литературе по поводу одного юбилея // Тихоокеанская звезда. — 1998. — 17 окт.
Михайлюк, Ю. Счастливая звезда «Дальнего Востока» // Словесница искусств. — 1999. — № 2. — С. 29. К 65-летию журн. «Дальний Восток»
Поздравляем!: Орденом почета награжден Федоров В. М. — гл. редактор журнала «Дальний Восток» // Тихоокеанская Звезда. — 1999. — 22 января. — С. 1.
Усольцев, В. Тридцать лет и вся жизнь // Хабаровские вести. — 2001. — 8 июня. — С. 5. О главном редакторе журнала «Дальний Восток» В. Федорове Усольцев, В. Не время подводить итоги // Приамурские ведомости. — 2001. — 5 июня. — С. 3. Кр. биография В. Федорова — гл. ред. ж-ла «Дальний Восток».
Воскресенская, С. «Дальний Восток» зажег «семейный очаг» (О проблемах и перспективах журнала «Дальний Восток»; обзор № 5-6 за 2002 г.) // Хабаровские вести. — 2002. — 13 июня. — С. 4.
Усольцев, В. Очарованный людьми [О бывшем главном редакторе журнала «Дальний Восток» Валентине Федорове и его творчестве] / Приамурские ведомости. — 2002. — 13 авг.
Плеханов, Д. Журнал «Дальний Восток»: чтение от корки до корки / Приамурские ведомости. — 2002. — 06 февр.
Тыцких, В. «Дальнему Востоку в будущем году исполнится 70 / Утро России (Владивосток). — 2002. — 27 июля.
Ковтун, Е. В добрый путь, «Родное Приамурье»! (о новом журнале, художественно-публицистическом приложении «Дальнего Востока») // Приамурские ведомости. — 2003. — 5 марта. — С. 3.
Решетникова, Д. Давайте дружить с «Дальним Востоком» (о клубе друзей журнала «Дальний Восток» ) // Приамурские ведомости. — 2003. — 7 августа. — С. 3.
Савченко, А. Он был всегда на рубеже (к 70-летию журнала «Дальний Восток») // Тихоокеанская звезда. — 2003. — 27 сентября. — С.2.
Сукачев, В. «Дальнему Востоку — 70» // «Дальний Восток». — 2003. — № 5. — С. 3–8.
Катеринич, В. Н. Драматургия жизни и литературы: Журнал «На рубеже», 30-е годы / Дальний Восток. — 2003. — № 5. — С. 174–180.
Мазур, П. Я русский бы выучил только за то… (интервью с гл. редактором журнала «Дальний Восток» В. Сукачевым ) // Хабаровские вести. — 2003. — 16 октября. — С.12.
Семченко, Н. Антология любви и ненависти // Тихоокеанская звезда. — 2003. — 13 февр.
Антонов, В. Будем жить. Литературно-публицистический журнал «Дальний Восток» начал подготовку специального альманаха, посвященного культурной и литературной жизни области / Биробиджанская звезда. — 2003. — 30 апр.
Николашина, А. Слухи о смерти литературы преувеличены [Интервью с В. В. Сукачевым] / Молодой дальневосточник. — 2003. — 3–10 сент. — С. 6.
Гладких, Т. И. Дальний Восток — 2003 — 70. Буклет. — Хабаровск: Редакция журнала «Дальний Восток», 2003. — 20 с. : ил.
Мазур, П. «Я русский бы выучил только за то…» [Беседа с гл. ред. журн. «Дальний Восток» по случаю 70-летия журнала] // Хабаровские вести. — 2003. — 16 окт.
Катеринич, В. «Начало. Расцвет. Разгром» / В. Катеринич. — «Двенадцать сюжетов». — 2003. — С. 126–141.
Александренко, Е. 70-летие журнала «Дальний Восток» // Вестник Спасска. — 2003. — 06 нояб.
Овчинникова, А. От Калининграда до Чукотки: журнал с дальневосточным характером // Аргументы и факты (Петропавловск-Камчатский). — 2003. — № 50.
Ишаев, В. И. У Дальнего Востока есть будущее… [Гл. ред. журн. «Дальний Восток» В. Сукачев взял интервью у губернатора Хабаровского края в связи с 70-летием журнала] // Дал. Восток. — 2003. — № 5. — С. 9–23.
Сукачев, В. Гостеприимный литературный дом: журналу «Дальний Восток» — 70 лет // Вести (Петропавловск-Камчатский). — 2003. — 26 дек.
Четвергов, В. Открытия «Дальнего Востока» // Находкинский рабочий. — 2005. — 04 авг.
Малиновский, В. За каплей солнца // Утро России (Владивосток). — 2005. — 01 сент.
Кугушев, Л. Отцовские родники [О писателе, бывшем главном редакторе журнала «Дальний Восток» и его творчестве] // Приамурские ведомости. — 2007. — 08 авг. — С. 5 : портр.
Сукачев, В. От «Рубежа» до «Дальнего Востока». К 75-летию журнала «Дальний Восток» / В. Сукачев, В. Ремизовский. — Время и события: календарь-справочник по Дальневосточному федеральному округу на 2008 год. — Хабаровск, 2007. — С. 358–361.
Лойченко, Е. У нас в гостях — журнал «Дальний Восток» // Дальневост. ученый. 2008. — 06 февр. — С. 3 : ил.
Литературные журналы: что завтра? [В. Сукачев о журнале «Дальний Восток»] // Знамя. — 2008. — № 1. — С. 204–205.
Викторов, В. Флагман Дальнего Востока // Литературная Россия. — 2008. — 10 окт. — № 41 (2381). — С. 2.
Копытов, О. Рубикон не перейден: Российскому литературному журналу «Дальний Восток» — 75 лет // Приамурские ведомости. — 2008. — 16 окт.
Савченко, А. Под обложкой «Дальнего Востока» [Интервью с гл. ред. журн. «Дальний Восток» по случаю 75-летия журнала] // Тихоокеанская звезда. — 2008. — 17 окт.
Загорская, Е. Летопись земли дальневосточной // Хабаровские вести. — 2008. — 17 окт.
Ремизовский, В. И. Дальний Восток — 2008 — 75. Буклет / В. И. Ремизовский, Т. Н. Савельева. — Хабаровск: Редакция журнала «Дальний Восток», 2008. — 28 с. : ил.
К. А. Партыка // Утро России. — 2011. — 03 дек. — С. 3. : Портр.
Итоги творческого конкурса 2011 года литературного журнала «Дальний Восток» / Новая книга. Литературная газета (Петропавловск-Камчатский). — 2012. — 18 янв. — С. 2.
Шубенчикова, Юлия. Почтенный интеллигент — дальневосточник // Верное решение (Хабаровск). — 2012. — № 12. — С. 6 : ил.
Чукина, Татьяна. Литераторов приняли на ура! // Приамурские ведомости. — 2013. — 17 апр (№ 41). — С. 22 : ил.





 

 

 

Геннадий РУССКИХ


Выборы в городке Ы…

 

 

Как рано, как рано выпал нынче снег! Мокрый, тяжелый, он придавил в палисаднике еще зеленую траву, лег на неопавший куст сирени, склонив до земли гибкие ветки.
— Смотри, — говорит моя жена, выглядывая в окно, — какой образ вызывает у тебя эта сирень?
— Все за окном у меня вызывает только глухое раздражение, — ворчу я.
— А мне она напоминает изнасилованную женщину. У нее ветки — как раскинутые руки. И покорность.
— Это из жизненного опыта? — мстительно и пошло шучу я.
— Дурачок! — ласково, с пониманием треплет меня жена по седеющей чупрыне.
Я вздыхаю — наверное, она права. Смотрю на сирень и думаю, что я тоже похож на изнасилованного обстоятельствами мужика. Я знаю, от чего эта маятная хандра: я занимаюсь выборами, хочу стать депутатом Думы во второй раз. В первые выборы мне тоже было нелегко, я воевал с местным толстосумом и, благодаря своему упорству или упертости, выборы все-таки выиграл. А сейчас таких толстосумов оказалось двое, и я приуныл.
Как и у большинства людей, всякие перемены вызывают во мне душевный дискомфорт. Тут Конфуций по всем статьям прав. Мозги включаются и лихорадочно начинают искать пути, как эти перемены преодолеть.
Пять лет я, где радиво, где не очень, возделывал огородец под названием избирательный округ. Я копал грядки — встречался с людьми, ухаживал за цветником — пробивал в администрации спортивные корты и площадки, окапывал приствольные круги — следил, чтобы вовремя вывозился мусор, собирал урожаи, порой удачный — получал благодарность, а иногда, не скрою, и ругань, в свой адрес. Народец наш непростой, всем не угодишь. И вот пришли два энергичных хлопца и нахально заявили, что хотят отнять у меня мой возделанный огородец. Я попытался поговорить с тем и другим, мол, куда вы ребята лезете, тут все схвачено и за все уплачено, у меня опыт, электорат мне предан, я только свистну, и полчища избирателей потянутся к участковым урнам. Но ребята оказались не из пугливых и не менее упертыми, чем я сам. Более того, сами предложили мне по-хорошему не идти на выборы, а то они сделают из меня… Ну, дальше все нецензурно. Я был уязвлен, что еще сильнее взвинтило мою упертость и чуть ли не в этот же день я зарегистрировался кандидатом в окружной комиссии, показывая всем своим видом, что и я не робкого десятка и готов идти до победного конца.
Но вскоре я понял, что погорячился, и что упертость не лучший помощник и советчик в таком деле, как выборы. Мои соперники оказались людьми денежными, деятельными и оборотистыми. Начало избирательной кампании одного из них можно было смело сравнить с вражеским нашествием. С блиц-кригом. Он держал сеть аптек и свое состояние сколотил еще в лихие 90-е, как поговаривали, на разбое, подпольной торговле водкой и наркотой. Его поддерживал мэр нашего городка и местная «элита». Его команда вошла в округ агрессивно и деловито, словно всегда занималась этой работой и собирается обосноваться здесь всерьез и надолго. В самом центре округа был организован штаб, введены танки и артиллерия, построен аэродром, размещены полевые кухни. Началось все с ковровых бомбардировок — в одночасье заклеены все электрические столбы, стены домов и магазинов листовками, на которых красовалась худощавая холеная физиономия, с аккуратной скандинавской бородкой. Потом начали свою страшную работу артиллерия и танки — по домам пошли агитаторы и пропагандисты. Дальше — пехота. В штате были даже люди такой редкой профессии, как чистильщики. Нет, не сапог. Они выгребали из почтовых ящиков всю «вражескую» агитацию — мою и второго соперника. За каждую сорванную и принесенную листовку в штабе выплачивалось в виде вознаграждения по пять «деревянных». Как когда-то в далеком Новом свете по пять «зеленых» платили за индейский скальп.
Второй соперник был не менее нахрапист. Иногда он мне напоминал вошедшего в силу петуха, который без зазрения совести, нагло и демонстративно топчет чужих кур. В другой раз он мне казался сильным хищным зверьком, с мгновенной реакцией и природным умом. Внешне он напоминал мне художника, и ему не хватало только мольберта: грива густых черных волос, которую он схватывал на затылке иногда аптечной резинкой, светлый плащ, дорогие рубашка и костюм. На встречах с избирателями он, как Горбачев, говорил «ложат», «эслив» и «лекторат». Он возглавлял частное предприятие «Лес», которое в народе прозвали «Воруйлес».
Когда-то в достославные времена на этом предприятии вкалывала днем и ночью, в жару и холод чуть ли не половина нашего городишки. Ревущие «МАЗы-хлыстовозы» вытаскивали из вековой тайги драгоценную ангарскую сосну, потом ее пилили на километровых эстакадах на доски, брус и шпалы. Потом в ельцинскую разруху все это порушилось и уже возродилось в жалком виде несколько лет назад. С десяток машин-воруек по оборышам бывшей тайги находили оставшиеся лесины, тут же их крежевали, забирая комлевую часть, сучья и вершинник бросали, превращая окрестности в пожароопасную зону. Нового кандидата поддерживала местная ячейка правящей партии, повесившая на полуразвалившихся воротах превратившегося в прах предприятия громкий лозунг «ЗА организованность, ЗА движение вперед!» Как все это двинется вперед, партия, правда, не разъясняла, но плакат повесила.
Соперник был известен в этом городишке, оканчивал местную школу, ставшую теперь гимназией, и с первых же дней начал «окучивать» учителей и бывших одноклассников, кинувшихся воодушевленно ему помогать. Несмотря на то что он был моим оппонентом, всё же был мне даже симпатичен.
Его предвыборная тактика была иной: он вошел в округ скрытно, без «шума и пыли», плетя паутинку по типу масонской, из братьев-одноклассников. Он быстренько перекупил мой, так называемый актив, ставший работать на него с удвоенной энергией.
От обоих я вначале отбивался тем, что проводил с избирателями встречи во дворах. Но кто-то из двух, а может оба, стали засылать на эти встречи провокаторов, «чмыривших» меня за то, что я, мол, ничего не делал в округе и т. д. и т. п. Я попробовал клеить листовки, насколько мне позволял скудный бюджет, но они в мгновение ока срывались «чистильщиками», причем очень аккуратно — все-таки пятерка за штуку! И я занялся выборной партизанщиной — хождением в народ, самой тяжелой, но, по моему мнению, самой эффективной формой агитации — от двери к двери. В день я успевал проходить по нескольку десятков квартир и домов, мило улыбался, раздавал свои агитки, где расписывал все свои достоинства, взывая к электоральной совести, демонстрируя знание дела и жизненный опыт.
Погода сопутствовала мне в этом — стояла замечательная погожая осень, обещавшая быть долгой, потому что сирень в моем палисаднике выкинула нежный белесоватый цветок. В воздухе была разлита желтизна от листьев тополей и кленов. И вот сегодня погода дала сбой, запуржило, закружило, снегом замело.
Я с тоской смотрю на поникшую сирень — как там редкий осенний цветок, потом с ненавистью на уже повидавшую виды, потертую, но еще крепкую компьютерную суму. Она плотно забита агитками и листовками, которые мне предстоит раздать, тяжела и ненавистна. И сейчас мне предстоит ее перекинуть через плечо и выйти в непогоду, в какую добрый хозяин и собаки не выпустит. В доме тепло и пахнет свежими щами. Неужели кто-то сегодня хлопочет на округе из моих соперников? Делаю вывод, что нет, и облегченно вздыхаю, потому что даже при моей партизанщине меня отслеживают, и сразу начинают фотографировать, и куда-то названивать по сотовым телефонам. Мне кажется, что я чувствую, как разреженный осенний воздух прорезают «вражеские» SMS-ки: «Ахтунг!Ахтунг! Он появился со своей сумой, и выборы в опасности». Конспирология.
«А может, никуда не ходить, устроить себе сегодня отдыхной? Разве я не заслужил?» От этой мысли сразу становится радостно. Я уж, пожалуй, и готов к тому, чтобы остаться, и уже мозги мои заработали в поисках подходящего повода, но тут моя жена ломает все планы.
— Ну что ты маешься, — с улыбкой говорит она. — Сиди уж дома, никуда твои выборы не денутся. Хочешь, я тебе щец налью, со сметаной.
Мне хочется щей, но в душе капризный, как у ребенка, протест: выслушай женщину и сделай все наоборот.
— Не, — мрачно бурчу я, — сейчас каждый голос на счету. Отстанешь, потом не наверстаешь.
Ну что ж ты такой упертый! Свет клином, что ль, сошелся на этих выборах? А вообще, ты не задумывался над тем…
— А вообще, ты не задумывался над тем, что можешь проиграть эти выборы? — я уже давно не удивляюсь, когда моя жена порой слово в слово читает мои мысли или мурлыкает уже застрявший в моей голове мотивчик.
— Задумывался, — почти кричу я. — Я выиграю эти выборы!
Жена чуть ли не демонстративно наливает себе в белую вместительную пиалку дымящееся золотистое варево, мелко крошит лук, перчит, кладет полную ложку сметаны, режет хлеб. Хлебает вкусно и аппетитно. Я, конечно, могу запросто присоединиться, но я решил это сделать после того, как вернусь домой ближе к вечеру, когда щи настоятся. Я планов не меняю. Жена нарочито громко прихлебывает с ложки, поглядывает на меня с хитрецой, дразнит. Я знаю, она совсем не в восторге от моей публичности, ей ближе спокойная, подальше от людских глаз жизнь. И жена, улыбнувшись и стерев с аккуратного носика капельки пота — уж больно щи горячи, сочувственно спрашивает:
— Дорогой, ну зачем тебе нужно это депутатство?
Вопрос давний, еще с предыдущих выборов. За пять лет я так и не нашел на него ответа. Его нашла моя жена — этот вид деятельности не для меня. Что ни ухом, ни рылом я не вписываюсь в современные представления о народном избраннике. Я наперед знаю, что мои доводы окажутся жидковатенькими супротив жениных. Это наотмашь бьет по самолюбию, и я ввязываюсь в спор.
— А зачем депутатство господину…? — я называю одного из своих соперников.
— Ты спрашиваешь из вредности? Ты ведь знаешь ответ.
— Ну, зачем? — упрямо бубню я.
— Чтобы заработать еще больше денег. Ведь у него — бизнес. Или это для тебя открытие? Драйзер это давно и хорошо прописал, как можно воспользоваться бюджетными деньгами. Через эти, как их…
— Аффилированные предприятия.
— Верно. И ты вроде не вор, а честный бизнесмен-депутат. Поэтому они и рвутся во власть всякими правдами и неправдами.
— Ты считаешь, что городское сообщество не может этого контролировать?..
— А что такое городское сообщество? То же, что и мировое сообщество. Сотня прикормленных журналистов, адвокатов, общественных организаций. Ты же сам мне рассказывал, что, как только кто-то из рядовых активистов, из низов, так сказать, начинает не соглашаться с мнением администрации, тут же начинается его травля. Как говорится, кто платит девочке, тот ее и танцует. А партия ваша?! На кой черт ты туда вступил? Почему она поддерживает твоего беспартийного соперника, а не тебя? Вот такое сообщество. Тот занес в клювике деньжат, и партийный товарищ уже не товарищ.
— Как-то ты все через деньги.
— А через что? Время такое, — жена улыбается.
— По-твоему выходит, что порядочных людей и нет вовсе?
— Почему? Есть. Ты у меня! — ласково смеется жена. — Хотя по отношению ко мне бываешь порядочным негодяем.
— Что за поклеп на порядочного человека? — юльнув глазами, деланно возмущаюсь я.
— Напомнить?!
Я вижу, как над жениным переносьем, будто молния, мелькнула и разгладилась гневная морщинка.
— Нет-нет, — вовремя даю я задний ход.
Душа моя отмякает, я вздыхаю, но все же продолжаю гнуть свое.
— Но я, как бы это поточнее…
— Трусоват.
— Нерешителен, — сердито улыбаюсь я. — Но один ведь в поле не воин.
— Вот поэтому тебе и не надо ходить в депутаты. Бизнеса у тебя нет, наглости тоже.
— А работа?! Я ведь освобожденный депутат и получаю зарплату на хлеб насущный. Щи вот.
— Тю-ю, была бы шея, хомут найдется. Песни свои пиши, рассказы, романы. Ты ведь романтик, а не депутат.
— Убийственный аргумент. Пожалуй, налью-ка я себе немного щец.
Щи обжигают, бросают в жар, настраивают на философский лад, отодвигая суетную реальность.
— Знаешь, дорогая, — начинаю я рассуждать, а попросту тянуть время — если бы я уснул в 80-х, а проснулся сейчас, мне показалось бы, что мир сошел с ума. Все, что раньше было стыдным и позорным, стало нормальным и наоборот. Наше поколение мечтало стать летчиками, мореходами, космонавтами, а нынешнее — бизнесменами. Купить-продать.
— Говори уж как есть — торгашами.
— Но русские купцы…
— Сравнил. Там были традиции, честь, совесть, богобоязнь. А сейчас что? Ни родины, ни флага. Одни деньги на уме, все продается, все покупается. И такие идут во власть. Хотя, наверное, и их в этом нельзя винить. Время беспутное. Но поверь мне, сейчас избирателей, кстати, они тоже стали другими, их не агитируют, их просто закупают. Как товар. Не покупают, а закупают. Оптом. Не всех, конечно, но боюсь, что тебе можно надеяться только на чудо.
— Наверное, ты права, на это я и надеюсь, — во мне снова заговорила упертость. — Ты меня воодушевила. До вечера.
— Ты все-таки решил пойти?
— Труба зовет, пойду сеять разумное, доброе, вечное.
Я подмигиваю жене, перекидываю через плечо суму и выхожу в снежную круговерть. Знает ли далекий абориген с Мальдивов, что вот так, среди лета, может в одну ночь наступить зима? Небось, лежит там под пальмой, греет свое пузо, а тут… Хлесткий ветер со снегом воет в проводах, завихряется в карнизах домишек, сбивает с гнущегося тополя остатки листвы, колко летят в лицо мокрые хрусталики. Ухабистые улицы потонули в серой пелене, внизу, под горкой, разбрызгивая грязные лужи, бегут редкие авто. Я знаю, что там, где они пересекают одну из оживленных улиц, стоит большой щит-баннер. На нем суровое лицо с бородкой одного из моих соперников и броская, крикливая надпись: «Нас, горожан, за 150 рублей не купишь!» Кто-то, а может его команда, коряво подписала под низом щита: «Купишь, но за 160 рублей!» Смешно и грустно.
Городишко точно нахохлился, втянув голову в плечи. Сыро, неуютно. Настроение сразу делается под стать погоде, и я уже начинаю жалеть, что не послушался мудрого совета своей жены. Всегда в такие минуты начинаешь думать, что эта круговерть навечно, и ты проживешь в ней все оставшиеся годы. Хлюп, хлюп — разлетается под кроссовками по сторонам снежная жижа, улегшаяся на еще теплую землю. Куда пойти, куда податься? Городишко наш небольшой, больше частно-одноэтажный, с фрагментами уже поизносившихся многоэтажных микрорайонов. Решаю, что лучше уж в подъездном тепле, чем на улице. Хлюпаю к ближайшим многоэтажкам. Но все подъезды заперты железными дверьми. Терпеливо жду, когда же кто-нибудь из жильцов выскочит на минутку за покупками в магазин. Как назло, долго не открывают. С крыши льет и даже под козырьком в лицо летит ледяная морось.
И мысли мои текут подобно воде, образуя то тихие заводи, то стремительным потоком несутся дальше. Перебираю в памяти недавний разговор с женой. Что же, в самом деле, вытолкнуло меня из теплого жилища сюда под этот козырек в такую непогоду? Только ли боязнь перемен и желание сохранить статус-кво, чтобы не потерять тех благ, которыми я пользовался последнее время? Но в первые выборы, пять лет назад, меня тоже на это что-то толкнуло? Что? Тогда ведь я даже не помышлял, что буду освобожденным депутатом с достойным жалованьем. Своего дела я не имел, редактировал нашу городскую газетку, что-то кропал ночами в «стол» для души, в надежде на лучшие времена. Амбициозность? Может быть. Какой капрал не мечтает о генеральстве. Наверное, каждый в тайниках души млеет от мысли, что о нем станут говорить, как о личности неординарной, носителе передовых взглядов, новых идей et cetera.
Но все же, если откровенно, и тут я солидарен со своей женой, мне не по душе безудержная публичность. Особенно, когда она не заслужена. Я понимаю, если человек становится известным благодаря своему таланту, который он развил упорным трудом. Но если случай выносит на олимп публичности пустую и серую личность — а это в последнее время стало нормой, у меня начинает сводить скулы. Так что же?
Я думаю. Но с какого бока ни зайду, в мозгах вертится одно слово — правдоискательство. Не знаю, от папки ли с мамкой досталось оно мне в наследство, или приобрел я его однажды. Но помню, что мне всегда хотелось раскрыть орешек весь, целиком, а не расковырять скорлупу и посмотреть, есть ли там зернышко. В полную силу это проявилось в университете, когда я стал сомневаться во всесильности и верности учения марксизма-ленинизма. Ищущий да обрящет. Появились люди, литература, ну и органы КГБ соответственно. Кто ищет правду, тот вряд ли удобен любому режиму.
Но это уже не имело значения, да и другая история. Почва была готова, и всходы проросли. Гармоничным общество может быть, когда оно основано на справедливости. Мысль не нова, конечно, но уж очень она мне грела душу. А справедливость может привнести в общество только власть. Ведь всё: образование, детское воспитание, медицина — зависит от нее. И я пошел во власть.
Господи, каким же я был наивным! Я не задумывался над тем, что на пути к справедливости во все века существовала одна неодолимая преграда — бюрократ-чиновник. Это живучее, как болотная ряска, сословие непобедимо и не подвержено никакой классовой борьбе. Оно жило, живет и будет жить во все времена. И никакие масоны ему в подметки не годятся. Для бюрократа не существует иных идеологий, кроме идеологии собственной выгоды. Он зарубит на корню любое доброе дело, если оно не сулит ему каких-то благ. Первая же написанная мною статья, на мой взгляд, вполне безобидная, вызвала в чиновничьих рядах змеиное шипение. Вопросы, которые я предлагал в ежегодные планы, каким-то образом оттуда исчезали. Но есть такое правило: если не можешь изменить ситуацию, измени к ней отношение. И я изменил. Я стал, как все. Мои благие порывы разбились об одну известную фразу — плетью обуха не перешибешь.
«Да, приятель, не победил ты в себе дракона. Ну, да ладно, кто прошлое помянет... А сейчас-то кто тебя тащит во власть?» — подъелдыкнул кто-то.
«Не знаю, не знаю, не знаю!»
«А ведь знаешь!»
«Прочь! Прочь!»
Ну что же так долго не открывают?
Наконец слышатся долгожданные шаги, дверь со стальным стуком открывается, как будто включился высоковольтный пускатель, и я юркаю в душное, перенесшее не одну канализационную аварию подъездное пространство. Я знаю, что здесь в основном живут люди преклонного возраста и звоню в первую же дверь налево. Слышатся тяжелые шаркающие шаги.
— Кто там? — одышный голос из-за двери.
— Я ваш депутат, пришел встретиться с вами и пригласить на выборы.
За дверью недолгое замешательство, потом щелчок замка. Бабушка божий одуванчик.
— Какой депутат? Мы же уже выбрали депутата. Этот, как его… — подумав, бабулька называет искаженную фамилию моего соперника. — Нам и деньги заплатили и мы расписа…
Видно, решив, что она куда-то не туда гребет, бабулька осекается, зовет деда.
— Слышь, Василий, какой еще депутат, мы же выбрали? Да вы проходите.
Я делаю два-три шага по узкому коридорчику и вижу суровую фигуру усатого, как я, сухопарого дедка, сердито глядящего в пол. Усы у него хохляцкие, пышные и сивые, не хватает только оселедца — и запорожский казак.
— Да были тут, — нехотя бурчит дедок и неожиданно накидывается на бабульку: — А ты че язык-то распустила. Ну, поговорили малость. А она… деньги, расписались…У-у.
Многозначительный жест деда заставляет меня скорчить скорбную мину, покачать головой и молчком выйти вон. Это ж откровенный подкуп!
Возмущению моему нет предела. Как же так? Это ж ни в какие ворота! Это ж… Это ж… Да мы не оставляем людям выбора! Плох тот, кто покупает, и тот, кто продается. Получается вдвойне плохо. Тупик. И слышу я такое уже не в первой квартире.
«Стоп, стоп, остынь, — я начинаю рефлексировать. — Ну что ты заладил. Наверное, плохо покупать людей. А если у них пенсия грошовая, если за квартиру нечем заплатить». — «А совесть?» — «Ты бы за двести рублей не продался?» — «Не продался!» — громко и пафосно заявляет моя совесть. — «А за 10 тысяч?» — «Гм, наверное, нет». — «А за сто, а за миллион? Дело ведь не в сумме, а в принципе. Что ты тут строишь из себя борца за высокие идеалы? У тебя худо-бедно зарплата вдесятеро поболее их пенсии, машина в ограде, щей вот со свининкой нахлебался. А ты видел, как они живут? Мебель еще хрущевских времен, полы вспучило, обои — одно название. Ты еще в холодильник да в шкафчик не заглядывал. А там наверняка, кроме перловки да дешевой кильки, и нет-то ничего. Этих людей всю жизнь обманывали. Даже коммуняки обманывали, а уж о нынешней власти и говорить нечего. Вот ты как власть что для них сделал за пять лет? Какого черта вы, депутаты, вбухали бюджетные деньги в какой-то развлекательный центр? Ведь ты за это руку поднимал, голосовал. Кому он нужен этот центр? Этим старикам? А ведь таких, как они, чуть ли не весь наш городишко. Это и есть тот самый кондовый народ, к совести которого ты призываешь. Он вырос и выживает в сплошном обмане, так почему он должен кому-то верить? И потом кто-то ведь смотрит сквозь пальцы на то, что людей покупают. Что, об этом не знают в окружных и в участковых комиссиях? Знают. Значит, вы — власть — и развращаете людей, а потом кричите о совести».
«Гм, да!»
Раз ступенька, два ступенька. Звонок.
— Кто? — резкий злой голос из-за двери.
Я слово в слово пою свою заученную песнь, кто я такой.
— Пошел вон! — голос переходит на более высокие тона. — Суки позорные, ворюги, ненавижу вас всех. Растащили всю Россию, виллы себе покупаете, яхты, а тут последний хрен без соли доедаем. Еще раз придете, из берданы пальну.
От последних слов я соколом взлетаю сразу на два этажа, с ужасом и смехом одновременно. Такой и впрямь пальнет. М-да.
Звонок, барабанная дробь детских шажков, следом энергичные, молодые. Женщина, в уютном халате, с чересчур открытой шеей, так что видна трогательная ложбинка. Взгляд внимательный и улыбчивый. Крепкие бедра обхватил симпатичный малыш.
— Ты кто, дядя?
— Я — ваш будущий депутат.
— Да? Смело! — лукаво усмехнулась мамочка. — А какая ваша программа?
«Программа моя проста и несложна, — мысленно декларирую я, — была бы жизнь у народа надежна!»
А вслух начинаю со знанием дела рассуждать о городском скудном бюджете, о программах и о том, что только я разъединственный во всем этом разбираюсь, и что спасти наш заштатный городишко могу тоже только я — действующий и будущий депутат городской Думы. Я лезу в суму, вытаскиваю несколько агиток, исполненных в красно-черных тонах, где сам себя расписал таким хорошим, что потом, перечитывая,  кое-где ощущал неудобства от собственного бахвальства. Там было и про совесть, и про душу, и про то, что пишу рассказы и песни, и даже была фотография, где я с вдохновенным взором снялся с одним известным политиком.
Продолжая улыбаться, женщина огорошивает меня:
— А мне про вас вчера звонили. Сказали, что вы лентяй, вор и пьяница.
— Вор?! — почему-то больше всего зацепило меня это слово.
— Ну да, вор, — со смаком повторила женщина. — Что вы на деньги городского бюджета строите два коттеджа — себе и сыну. А в округе ничего не делаете.
— Так уж и ничего?
— Ничего. А нам ваш соперник обещал построить в нашем дворе садик и бассейн, а в скверике разбить японский сад. А еще в два раза снизить тарифы на ЖКХ и свет.
— А коммунизм он вам не обещал, нет? Ну, в отдельно взятом городе?
— Не надо так со мной разговаривать. Забирайте ваши прокламации, и...
Обдав меня волнующей парфюмерией, дверь захлопывается.
Меня захлестывают злость и обида. Я — вор! Вот те на. Они, наверное, думают, что в подвале городской Думы валом навалены деньги, и надо только спуститься и нагрести себе полные карманы. А не далее, как вчера, я держал в руках листовку, выполненную на ксероксе, где было написано, что я украл миллиард, а прошлые выборы выиграл подкупом и обманом. Да что ж это деется-то? Чертовы конкуренты! Это все их рук дело.
«А что, если бы была возможность, ты бы стырил миллиард, а?» — начинает зудить мое эго. — «Поди прочь». — «Что трудно? Да, приятель, нелегко. А как ты думал, что тебя будут по головке гладить? Конкуренция. А не нравится, дак всего и делов-то, дойти до окружной избирательной комиссии, написать пораженческое заявление, что, мол, не желаю участвовать в этом фарсе дальше, и ты вольный казак». — «А ответственность перед людьми»? — «Ну что ты заладил. Себе-то не ври. Какая ответственность? Перед сотней соседей в округе. А многие и слыхом о тебе не слыхивали, и так же быстро забудут имена и фамилии твоих конкурентов. Люди живут своей жизнью, своими заботами. И если ты проиграешь эти выборы и придет другой, то что изменится? Ровным счетом ничего. Вон один из твоих соперников прописал, что если он придет, то наступит новая жизнь. Тебе не смешно?» — «Есть немного». — «То-то и оно». — «Но я за честные выборы!» — «А миллиард?» — «Прочь! Прочь!»
Раз ступенька, два ступенька.

Ударим
по выборам
высокой
явкой…
— Гм-м…

Нашей
дружной
солидарной
заявкой.

— А что, неплохо!
За Иванова
голос отдать
есть основание.
Дружно
идем
на голосование!
Эх, явка, явка, будь она неладна. Только она может меня спасти. Но как выманить на участки этот чертов электорат, какими коврижками? Хоть бы погода в день выборов была хорошая. А мои конкуренты уже вовсю используют досрочное голосование. Вчера звонил в окружную комиссию, сказали, что закупили, тьфу ты, привезли несколько сотен. И вчера же навстречу мне попалась подвыпившая пара, и я услышал отрывок их разговора, от которого скорбь моя усилилась:
— Как мы их обули, а? — возбужденно долдонил хрипловатый женский голос. — По две сотки рубликов на брата. Это ж пивом можно залиться. Да за две сотки я готова хоть каждый день голосовать. На автобусе на участок отвезли и привезли, ну лафа! А менты-то, менты, ну лохи! Прям под носом у них. Ха-ха-ха!
Во как: не их обули, а они! Мне грустно. Чувствую, как за две сотни рублей с каждым избирателем уменьшается мой шанс на победу.
«Но не все же такие, — мысленно успокаиваю я себя, — основная-то масса — это нормальный люд». — «Ты уверен?» — «Уже не знаю».
Звонок. На площадку тут же энергично выскакивает сытый пожилой дяденька, точно только и ждал, когда я приду.
— Что угодно?
Я представляюсь.
— Так, так, — деловито и нетерпеливо помахивает мой визави головой в такт моим словам. Волосы аккуратно зачесаны назад, старомодный галстук повязан на клетчатую байковую рубашку. Ладони белые, почти женские, неизработанные. В движениях легкая манерность человека, наблюдающего, как бы за собой со стороны. Взгляд чуть высокомерный, в котором проглядывается начальственная безапелляционность и строгость. Про себя думаю, что дяденька, скорее всего, из разряда тех, кому в жизни все ясно и понятно, которые знают, в какую сторону шашкой махать, не поступаются принципами и большие любители посещать курорты и санатории. От его коренастой гладкой фигуры так и веет партноменклатурой 80-х. По настрою чувствую, что я не ко двору.
«Точно спросит про партийную принадлежность», — думаю я. И он тоном следователя спрашивает:
— Вы из какой партии?
— Самовыдвиженец, не путать с самозванцем, — улыбаюсь я своей угадке.
— Это вы вчера избирателям всучили подарочек — просроченную колбасу?
Я вздыхаю. Сегодня, видимо, не мой день. Шансов обратить дяденьку в «свою веру» у меня никаких. И я, состроив участливую гримаску, спрашиваю:
— Вкусная?
— Гаже ничего не едал. Так это ваша инициатива? — в голосе грозовые нотки.
И не слушая мое ни «да» ни «нет», заводится с полоборота.
— Вы что же это творите, а? Как вам не стыдно народ покупать за дрянную колбасу. Вот она ваша хваленая демократия. Совесть-то где? Вот когда я возглавлял партийный комитет…
Я позорно бегу, слыша, как мне вслед разоряется на весь подъезд нечаянный собеседник. Выскакиваю под снежную круговерть. Стою, раздумывая: или идти дальше, или вернуться домой? Светла ли моя печаль? С грустной улыбкой за свое позорное бегство, опять проигрываю в памяти только что состоявшийся разговор. Наверное, дяденька догадывается, а точнее знает, чья это «инициатива». Просто на мне он выместил свою злость. Какая ему разница, из какой я партии? Неужели он до сих пор не дотумкал, что те времена, когда он был партийным бонзой, безвозвратно канули в Лету? Сегодня партии-потешки, в том числе и его бывшая, варятся в одном казане и потом разливаются армейской разводягой умным и хитрым баландочерпием — каждому по заслугам. Лоялен — получи побольше, строптив — поменьше.
Отчего-то вспомнилось детство, как я с родителями радостно иду на кумачовый избирательный участок, где гремит оркестр, торгуют общепитом и разливным пивом. Папаня покупает мне сахарного петушка, а себе пивка. Я с тайным восторгом смотрю, как он торжественно опускает свернутую бумажку-бюллетень в урну, словно сотворил великое дело, проголосовав за блок коммунистов и беспартийных, какого-нибудь рабочего, колхозницу или просто домохозяйку. Говорят, тогда был тоталитаризм, а сейчас демократия. Да, домохозяйке теперь депутатство не светит. Хорошо это или плохо?
Третьего дня, кстати, звонил друг-сослуживец и земляк Володя Бурлаков. В гости звал, малую родину попроведовать. Живет себе в своей тихой родной деревеньке на бережку Бирюсы и в ус не дует: три лошаденки, три коровенки, шесть поросяток, куры, гуси, тракторишко, крохотная лесопилка. Душа у Володи, как книга открытая, глаза ясные, улыбка доверчивая, почти ребячья, и всякий раз при встрече хочется перед ним чуть ли не исповедоваться. И в то же время такой стальной стерженек жизненной силы чувствуется во всей его невысокой коренастой фигуре, что сразу первой мыслью приходит: такого не согнешь. Вот такие и врезали фрицу под Москвой в сорок первом. Приезжай, говорит, брусника в борах переспела, шишки — завались, гуси летят, тепло, даже кое-где на опята можно наткнуться, хоть и сентябрь перевалил за вторую половину. Побродим с ружьишком, молодость вспомним, на Подкове — озеро так называется — сетешку бросим. Ну и по рюмочке за встречу, да и по второй. Костерок, ушица, хлеб домашний, зеленка, овощи, грибочки.
И заныла моя душа, затосковала — так потянуло в родные края. Вода в Бирюсе в это время особенно прозрачная. Спускается с малых речек в большую воду черноспинный хариус. На Подкове, на темной холодной воде, недвижно лежит, как в сказке, опавший лист. По берегу, вперемешку с осинником, мохнатые, пышные ели уткнулись верхушками в небо. По яру, за поймой, бегут, точно догоняя друг друга, сосенки. Они подпирают небесную синь, и кажется, что за ними уже ничего нет, конец света. Но, если подняться по едва заметной тропе, там откроются уж убранные поля, тихие, пустынные, на которые, бывает, садятся при перелетах стада гусей. Воздух окурен желтой дымкой, блестит на солнце тенетник. Дали сквозные, незатуманенные, а ночи тихие и звездные
— Я приеду, обязательно приеду! — орал я в трубку, и, кажется, у меня подозрительно першило в горле.
Я орал, тосковал и злился на самого себя, что вот уже какую осень подряд я обманываю близкого мне человека и в этот раз обману опять. Господи, чем я занимаюсь, на что расходую дарованные мне Всевышним способности, которых и отпущено-то всего ничего. Какой же мелкой и пустой показалась мне эта суетная беготня по подьездам, эти разговоры ни о чем, от которых бывает тоскливо и неуютно душе.
Что-то похожее на это состояние я испытал несколько дней назад. Тогда, непонятно какой силой уже под вечер меня, уставшего и едва волочащего ноги, завернуло в приходской храм. Я присел на скамейку у стены, противоположной алтарю, и оглядел глазами расписанные стены. Храм был пуст и сумрачен. Передо мной на шандале ярко горела лампада, а за ней прямо по курсу виднелись северная алтарная дверь с иконой архангела. Теплое лампадное марево колебало воздух и казалось, что крылья небесного жителя шевелятся. Было тихо, и пахло ладаном. Я посидел несколько минут и уже собирался уходить. Вдруг взгляд мой упал на икону Христа Спасителя, скромно притулившуюся к толстой стене на подоконнике. Это была даже не икона, а фотография в простенькой деревянной рамке. Я где-то читал о ней, что автор этой фотографии — компьютер. Кто-то заложил в программу данные о Спасителе, и машина выдала готовый лик. Я вглядывался в него, и мне не верилось, что это могло появиться в недрах бездушного железа и полупроводников. Такое одухотворенное, удивительно правильное лицо могло выйти из-под кисти только талантливого, если не гениального, художника. А может, компьютер не обошелся без вмешательства Небесных сил?
Но что-то здесь не так, что-то выбивается из общего иконописного правила. Но что?.. Улыбка! Ну, конечно, улыбка. Извечный вопрос: улыбался ли Христос? Он улыбался! Вот так, одновременно грустно, жизнеутверждающе и по-доброму. Седая ранняя прядь, глубокие глаза, правильный нос, губы, как у ребенка. И улыбка. Едва заметная, как лучик света, как радостное воспоминание о Творце накануне страшных событий.
И не верилось, что на эту удивительную, мягкокудрую голову некто смог надеть терновый венец, а черты лица могли исказиться невыразимыми страданиями. Странный шероховатый комочек поднялся от моей левой груди, и горлу стало неуютно. Но ради кого были нужны эти страсти? Ради нас, сытых и довольных, чтобы мы через две тысячи лет занимались глупостями и ерундой под названием выборы? И за это вгрызались друг другу в глотку? А может, Христос, предвидя события, и улыбался с грустью, глядя на наши игры из глубины веков? А ведь те трагические события так были похожи на наши! Выходит, время идет, а мы не меняемся?!
Я разволновался. Незаметно началась служба, храм наполнился прихожанами, с амвона полетел благой призыв: Господу помолимся!
Домой я вернулся в каких-то странных чувствах, душа моя была в легком смятении, а я накануне принятия какого-то решения. Но, говорят, между злыми духами есть бес, называемый предваритель. Он, едва мы продерем от сна глаза, является искушать нас и оскверняет первые наши мысли. И утром я снова надел свою ненавистную суму…

Неожиданно откуда-то вынырнул худощавый усатый мужичок в мокрой ветровке. Вид помятый. Под каждой подмышкой по бутылке пива. Увидел меня, выдохнул: трубы горят. Быстро нырнул в подъезд. Я вспомнил, что уже видел этого мужичка раньше у пивного киоска погожим днем. Я тогда прятался в кустах от своих конкурентов, у бетонной плиты, поставленной для выборной агитации. Она была вся заклеена, точно обоями, листовками одного из моих соперников. Мужичок появился так же неожиданно и стремительно, как в этот раз. Поддатенький, в клетчатой ковбойке, он удивленно остановился перед плитой и пробежал глазами каждый ряд листовок, точно читая газету и выискивая в каждом ряду что-то неожиданное для себя. Он стоял — руки в брюки, покачиваясь с пятки на носок. Потом увидел меня в кустах и поднял брови:
— О! Выборы, депутаты-пидоры.
Подмигнул и так же быстро исчез, как и сейчас.
Я посмотрел вслед захлопнувшейся двери и решил зайти еще в один подъезд. Но, оглянувшись, увидел знакомую фигуру паренька, моего соседа, совсем молоденького, собирающегося нынче в первый раз голосовать. Кутаясь в ветровку, он приветливо помахал мне рукой.
— Здрасьте, дядь Ваня.
— Привет, Санек. На выборы собираешься?
— Конечно. Только за вас, дядь Вань.
— Ну, спасибо.
С этими словами я нырнул в, слава богу, незакрытый подъезд и нажал первую кнопку.
— Что?! Это вы?! Наконец-то! — замок, открываясь, поспешно хрустнул как раздавленное яйцо. На пороге явно молодящаяся мадам, но уже в серьезных летах. Крашеные волосы, подведенные губы, маникюр. Одета в цветастый атласный халат.
— Проходите, проходите, я давно мечтала с вами познакомиться. Мы сейчас будем с вами пить чай с малиной. И разгова-а-а-ривать, — кокетливо сделала она ударение на последнем слове, произнеся его врастяжку. — Я читала ваши материалы. Вы любите Астафьева, Бунина. Я тоже без ума от них. Я слушаю чуть ли не каждый день ваши песни на диске. Особенно мне нравится про морщинки-тропинки. Это прямо про нас, уже немолодых людей. Я даже иногда плачу под эту песню. Вы знаете, мой муж давно ушел из жизни…
И она стала рассказывать мне долгую историю про мужа-геолога, потом о том, что на даче нынче не уродились помидоры, потом про дочь, неудачно вышедшую замуж, про недавнюю поездку на Байкал, про тотальное безденежье.
С улицы в окошко уже лезли вечерние сумерки.
— А давайте я вам буду помогать, — неожиданно огорошила она меня. — Сколько вы мне заплатите? Я звонила в штаб вашего соперника, там…
«А при чем здесь Бунин?» — захотелось мне ее спросить. Поймав мой понимающий взгляд, она осеклась.
— Да нет… вы не подумайте… я… но поймите, так удручает безденежье. Все дорожает, пенсия маленькая. Если бы жив был муж…
Конечно, я не знал, не мог знать, что в день выборов молодящаяся мадам сделает вид, что не узнала меня, хотя мы столкнулись с ней на крыльце избирательного участка нос к носу. Бабулька божий одуванчик со своим дедком прошаркают мимо, упорно опустив глаза долу. Мамочка, пришедшая на выборы со своим малышом, насмешливо посмотрит в мою сторону, всем своим видом давая понять, что я не ее избранник. Партийный дедок бросит мне фразу: нельзя обманывать людей, я буду голосовать против вас! А соседский пацан и еще несколько таких, как он, будут весь день внимательно и осторожно держа под локоть пожилых людей, охваченные проникновенной заботой, водить их на избирательный участок, а вечером, не стесняясь, прямо у двери участка получат от одного из моих конкурентов несколько сторублевок за проделанную работу.
Но были и приятные минуты. Усатый неунывающий мужичок с редким чувством юмора устроит в участковой комиссии скандал. Когда он предъявит свой паспорт для получения бюллетеня, председатель участковой комиссии, крупная крашеная блондинка с крысиным взглядом и хрипловатым мужским голосом, рявкнет на него:
— Гражданин, вы уже проголосовали. Досрочно. Вот ваша подпись.
— Заберите свои вшивые (он так и сказал!) двести рублей, я хочу переголосовать за… — и мужичок назвал мою фамилию. — Совесть дороже. Я имею, как гражданин, на это право.
Права, конечно, никакого он уже не имел, и его увела милиция.
Но это будет еще впереди. А сейчас я вышел в сентябрьский вечер. Непогода утихла, и на западе заманчиво синела, угасая, полоска проясненного неба. Было холодно и тихо. Улицы загорелись огнями, под ногами скользил подстывший ледок. Я поднял воротник куртки, поправил на плече немного «похудевшую» суму. Мне было хорошо. Оттого что заканчивался день, и я пойду туда, где меня ждут, что завтра будет солнце, и я обязательно попроведую крохотный и нежный сиреневый цвет.
Но только я наметил путь домой, как из-за угла, обдав меня фарами, вынырнул большой черный джип. Он стремительно остановился в нескольких метрах от меня и мягко опустил дверные окна. В них показались две руки с сотовыми телефонами, снимавшими меня анфас и в профиль.
— Ахтунг, ахтунг! — прорезали мокрое небо сигналы и, отражаясь от ретрансляторов-тарелок, летели туда, где их ждали. — Он здесь, он здесь, выборы в опасности!
И мне показалось, что вся ноосфера над Россией пронзалась, точно магическая кукла иглами-сигналами, летевшими со всех уголков страны, и кто-то, совсем незримый и незнакомый мне, передавал какие-то инструкции, давал советы, безумно хохотал, ругался матом, потешался. Ревели турбины самолетов, стучали на стыках рельсов поезда, бешено неслись авто, тратились миллиарды «деревянных» и «зеленых» ради одной цели — купить, обмануть, но победить. Кого?! И скрытый от меня некто, «ликом черен и прекрасен», взирал на это через большой экран, в диком и безумном восторге потирая когтистые ладони.
Господи, да что ж это деется-то?!
Я поворачиваю и почти бегу под горку. Ноги сами несут меня туда, где у легендарной реки красуется, точно алебастровый цветок в подсветках, Николо-Иннокентьевский храм. Пусть я успею хоть к концу службы, но я должен пойти туда. Там будет наверняка вести службу невысокий, скромного вида батюшка, с аккуратной плешинкой на макушке и титановым стерженьком веры в груди. Он сердито посмотрит на меня за мое опоздание, и от его суровости мне почему-то станет легко и покойно.
Я знаю, что тотчас, как я войду, перекрещусь на алтарь, сразу включатся два насосика. Один будет откачивать всю мерзость, накопившуюся в душе за прошедший день, а второй будет вливать в меня что-то, пока не до конца мне понятное, но лучистое и благостное. Голоса на клиросе будут свиваться в тонкую золотую нить, лететь вверх, к кресту-антенне, чтобы передать на небо сигнал ангелам о том, что мы еще живы, и ангелы будут петь вместе с нами. Будет тускло и скромно светить лампада у Николая Чудотворца, но свет ее, пронзая стены храма, будет лететь, перегоняя все мыслимые и немыслимые скорости во Вселенную, управлять голубыми и розовыми гигантами, потоками астероидов, метановыми реками и неведомыми нам цивилизациями. В храм!

P.S. Чудес не бывает, депутатом я не стал. Может, оно и к лучшему, а?

 

Архив номеров

Новости Дальнего Востока