Работы художника
Игоря ШАБАЛИНА
Игра в прятки. х., м., 95 х 100, 2009 г. Собственность Хабаровского художественного музея
Краски весны. х., м., 79 х 67, смешанная техника. Собственность автора
Цыгане в лодке. х., м., 100 х 70. Частная собственность
Лот с дочерьми. х., м., 91 х 100. Частная собственность
Светлана ФУРСОВА
Возвращение к истокам
Пластическая драма в «Триаде»
Теперь в хабаровском театре пантомимы «Триада» любят рассказывать, что идея спектакля «Изящная», премьера которого состоялась совсем недавно, возникла еще в прошлом веке. Точнее — в 1998 году, официально объявленном Годом тигра. Писатель и кинорежиссер-документалист Владимир Василиненко, который давно «дружит» с тиграми, снял об этом звере восемь фильмов, принес художественному руководителю театра Вадиму Гоголькову сценарий по своей книге «Любить полосатого зверя». Кроме упомянутой в нее вошли еще две повести — «Изящная» и «Клетка». Но Гогольков, убежденный в том, что каждый материал требует своего времени, в коллективные акции, призывы «помочь, спасти, защитить», как бы красиво они ни звучали, не верил, так как считает, что есть в них что-то искусственное, навязанное сверху. Поэтому на тот момент идея спектакля осталась нереализованной.
Вадим Гогольков. Когда мы сами сердцем, печенкой почувствуем, что подошли к пограничной черте, что природа не просто просит о помощи, а кричит, взывая о спасении (за примером далеко ходить не надо: участившиеся пожары, наводнения, войны) — тогда можно сказать, что оно наступило, Время «Х». Я вернулся к сценарию, написанному Василиненко более десяти лет назад, перечитал его повести, и у меня возникло желание поставить спектакль.
К этому времени и актриса в театре появилась, которая могла бы помочь в осуществлении замысла — Юлия Новикова. По профессии Юля хореограф, окончила театральную академию в Санкт-Петербурге, стажировалась в Америке. Вернувшись в родной Хабаровск, работала в институте искусств и культуры на кафедре хореографии, потом ее пригласил в свой театр Гогольков. Хореография в спектакле — тема для молодого специалиста новая, неизученная. Поэтому встреча с Вадимом Сергеевичем, по признанию Юли, открыла ей глаза на то, чем бы ей хотелось заниматься в профессии — пластической драмой. За год работы в «Триаде» Юлия осуществила хореографию для «Романса о влюбленных», ввелась в спектакль «Старик и море». Но ввод в готовый спектакль — это половина дела. А пройти весь процесс создания роли от замысла до его воплощения на сцене не доводилось. Юлия Новикова. Чтобы проникнуть в тему, я посмотрела все документальные фильмы Владимира Василиненко о тиграх, прочитала его повесть «Изящная». Сначала стремилась во что бы то ни стало быть похожей на тигрицу, перенимала ее повадки. Потом поняла, что превратиться в тигрицу я не смогу, что надо в себе самой искать черты тигрицы. Почти год мы работали над спектаклем, пробовали, искали. Вадим Сергеевич предоставлял мне полную свободу, он только объяснял, ЧТО ему хотелось бы видеть в той или иной сцене. А КАК — это уже моя работа. Иногда он говорил: «Здесь много балета…» Мы убирали «балет», пробовали другое… Самое трудное было связать в единую нить то, что наработали на репетициях, мы даже устали немного от материала. Все-таки балетный театр и пластический — разные вещи.
Сценарий в процессе работы также претерпел большие изменения, в нем возникли новые персонажи, неожиданные коллизии. По словам Гоголькова, когда в спектакле параллельно с жизнью тигров он решил показать людей, все встало на место — определился сюжет, возник конфликт. А когда зазвучала музыка Дмитрия Голланда, появились декорации и костюмы Сергея Кима (в которые для придания спектаклю местного колорита художник вплел мотивы национальных орнаментов), стало понятно, что спектакль вызрел из самой глубины нашей дальневосточной земли (хотя тема сохранения природы актуальна не только для нашего края). Эксклюзив, можно сказать. ...Из-за кулис возникает сначала ступня, изящная, сильная, потом нога, плечо, руки. И вот она перед нами — Белая тигрица в исполнении Юлии Новиковой. Кошка, игрунья, лукавая, любопытная, нежная. Пьет из ручья, катается по траве, нежится в лучах солнца. Неужели она и есть тот опасный и страшный хищник, которого Редьярд Киплинг описал в своей «Книге джунглей»? С детства запомнилось, что самый отталкивающий персонаж в «Маугли» — тигр Шер-Хан.
Владимир Василиненко. Я всю жизнь борюсь с Киплингом. Подозреваю, что он никогда не знал тигра, просто придумал своего Шер-Хана как антипод главного героя. А я, когда стал заниматься этой темой, понял, что тигр — зверь удивительный, которому очень трудно существовать из-за слабого сердца. В отличие от медведя или собак, у которых сердце составляет процент от живого веса, у тигра оно — вполовину меньше. Поэтому он никогда не будет бежать за добычей на дальние расстояния и без повода не нападет на человека. По той же причине тигр выбирает более легкие тропы, тем более его шаг совпадает с шагом человека... Но тигр, как всякая кошка, очень любопытный, он наблюдает за человеком, идет по его следам, выходит на проселочные дороги, а человек думает, что зверь крадется за ним, чтобы напасть. И стреляет. А тигра, если не убьешь с первого выстрела, тогда берегись! Конечно, тигр — хищник, которому надо есть и пить, поэтому он охотится, но он никогда не будет убивать на всякий случай. В отличие от человека. Мне он очень симпатичен, и я хочу, чтобы к этому зверю отнеслись с милосердием и пониманием. Потому что представить нашу дальневосточную тайгу без тигра все равно, что Антарктиду без пингвина или Арктику без белого медведя. Но по сравнению с другими хищниками, теми же медведями, тигр ведет себя довольно лояльно. Все разговоры о том, что зверь, мол, внезапно на кого-то бросился и его пришлось застрелить, — охотничьи враки. Значит, преследовали, охотились… Свой спектакль Гогольков то ли в шутку, то ли всерьез называет экологическим. В том смысле, что, стараясь понять душу краснокнижного зверя, он невольно встал на его защиту. Зверя умного, осторожного, пластичного, почти исчезающего, а потому требующего к себе отношения бережного и человечного. Это отношение создателей спектакля к Белой тигрице невольно передается в зал и с первых минут рождает доверие и интерес зрителей к удивительной дикой кошке. Разумеется, немалую роль сыграло и обаяние исполнительницы, ее природный артистизм, такт и чувство вкуса, с которым хореограф подошла к постановке «эротических» сцен. Как хороша встреча Белой тигрицы и тигра по кличке Могучий (Илья Ли) — завораживающий своей грацией и легкостью танец! При этом танец очень целомудренный, без всяких «кошачьих» ужимок» и заигрываний, граничивших с пошлостью, в которую легко впасть в подобной сцене. «Изящная» — первая ласточка на пути возвращения «Триады» к своим истокам: пластической драме. Вообще хореография в спектакле очень «говорящая», одухотворенная, идущая от проникновения в материал. И вот странность. С первых минут спектакля, несмотря на то что Белая тигрица представлена полновластной хозяйкой здешних мест, знающей наизусть каждую тропку и кустик, мы понимаем, что она очень уязвимая. И главная опасность, которая ей угрожает, — люди. Сцена вечеринки, на которой охотники (Павел Данилкин, Михаил Васюков, Вадим Гончаров) разыгрывают право первого выстрела, полна тревоги. Тревога звучит в музыке, она разлита в цветовой гамме: черных костюмах мужчин, вечернем платье Женщины. И только «счастливчик», вытянувший жребий (Юрий Шарымов), ликует, предвкушая завтрашнюю охоту. Но все это — охота, выстрелы, погоня — будет завтра, а пока на поляне встречаются Белая тигрица и Могучий, шумит-бежит таежная речка, шелестят вековые деревья, в тени которых происходит извечная и прекрасная любовная игра… Когда у тигрицы появится потомство — та самая Изящная (Владилена Стулова), мать поведет ее за собой знакомыми тропами, будет обучать, как вести себя в тайге, как ступать, прислушиваться к звукам (прекрасный дуэт двух актрис), но так случится, что охотники поймают молодую тигрицу и запрут в клетку. Кстати, имя Изящная, которое Владимир Василиненко придумал для юной тигрицы и вынес в заглавие повести, не случайно. Следы, которые оставляют тигры, особенно на песке близ ручья или озера, напоминают изящный рисунок — не то загадочный знак, не то старинную вязь. Когда такой след заполняется водой, это очень красиво, признается писатель. И на такую красоту покушаются люди. Что же происходит с нами? Ключевая сцена второго акта — спасение Изящной. Белая тигрица, пытаясь вызволить своего детеныша из плена, то бьется в бессильной ярости, бросаясь на железные прутья и пытаясь лапой сбить задвижку, то мечется вокруг клетки, охваченная тревогой. Круги все стремительнее, прыжки выше. Наконец, клетка сломана. Вот она — свобода! Охотники, одетые в бесформенные балахоны из листьев и травы, похожи на диких лесных чудовищ — аллегория, воспринимаемая поначалу как нарочитая, ведь и без того ясно, что наша любимица Белая тигрица обречена, что участь ее решена, и вопрос продолжительности ее жизни зависит только от времени. Однако после рокового выстрела приходится констатировать: не ради красного словца опытные лесники говорят, что в лесу нет страшнее зверя, чем человек. Так что эти зловещие силуэты с ружьями, возникающие из полутьмы сцены, действительно чудовища, ибо пришли убивать. И он прозвучал, роковой выстрел в финале, хотя до последней минуты в сердце теплилась надежда: вдруг случится чудо и тигрице удастся спастись? Тигрица, миленькая, ну же! Увы... Но театр не был бы театром, если бы не оставлял надежды. Призрачная, она возникает в сцене сна Охотника, где происходит его встреча с Белой тигрицей. Зарождающийся интерес человека и тигра друг к другу, эти объятия, сближения, отталкивания, почти дословно повторяют сцены с Женщиной. В сущности, та же охота, но любовная, когда не поймешь, кто охотник, а кто добыча. Значит, при разумном подходе к проблеме «хищников» мирное существование тигров и людей реально? В финальном танце соединятся люди, тигры, река, горы, деревья, ибо все они — часть Природы. И если в природе что-то нарушается, то и в душах людей начинают происходить необратимые разрушения. Отсюда агрессивность, жестокость, насилие… Таков закон. Говорят, когда-то близ Хабаровска обитали тигры. Бесшумно появляясь, они не торопясь шли вдоль берега, глядя прозрачными зеленоватыми глазами на синеющие вдали сопки, грациозные и загадочные, как Сфинксы — пока живущий в то время в Хабаровске предприниматель Плюснин выстрелом из ружья не убил одного из них возле Амурского утеса. С тех пор тигры ушли. — Дело не только в том, что тигр — символ Дальнего Востока, гордость нашей страны, — произнесла в интервью после спектакля исполнительница главной роли Юлия Новикова, — что при всей своей могущественности тигры не будут охотиться на человека осознанно. Я хочу, чтобы мы поняли главное: в охоте нет ничего романтического и мужественного, как многие думают. Нельзя убивать других. Так просто: нельзя убивать других. И вообще никого, ни зверей, ни птиц, ни себе подобных.
Александр ЛЕПЕТУХИН
«Я сегодня нашел два крыла...»
Порой, желая пошутить, он доставал из кармана куртки справку. Справка на официальном бланке сообщала: «Шабалин Игорь Евлампиевич умер. Причина смерти: сгорел в жерле вулкана». Дата. Подпись. Печать. — Приятель-патологоанатом выписал. Мы с ним проверяли крепость спирта у него на работе, — говорил Шабалин и пускал справку по кругу. Читая, все шутили, смеялись, забывая, что над смертью шутить не принято.
И вот художник Игорь Шабалин умер. Теперь по-настоящему. Сначала как-то не поверилось. Перезванивались, уточняли: когда, как, почему?.. Впрочем, и так все ясно. Сгорел в вулкане. Этот вулкан он сам. Удивительно, как он напрягал своего ангела-хранителя! У бедного всегда было много работы. Ангел его сильно любил и старался изо всех сил. Но вот — финиш. Время кончилось. Началась вечность. Нет больше на нашей планете художника Игоря Шабалина. Вы скажете: зачем такой размах и пафос? На планете! Скажи: в Хабаровске. Позвольте с вами не согласиться. Художники с талантом от Бога — большая редкость. Бог не повторяется, поэтому каждый талант уникален. Не будет больше Пушкина, Врубеля, Высоцкого... и второго Шабалина тоже не будет. — В чем его уникальность? — спросите вы. В умении, говоря о рядовом, обычном, сказать одновременно о тайне бытия, о высоком, вечном. Очевидно, у Шабалина было двойное зрение, как у пророков и поэтов. Он видел и открывал глаза другим. На одной из своих картин Игорь Евлампиевич изобразил непроглядную ночь. Тьма — хоть глаз выколи. И вот среди этой темноты и безлюдья встретились два человека. Один другому протягивает зажженную спичку, стараясь ладонями загородить огонек от ветра. Что тут особенного? Один чиркнул спичкой, другой прикурил — и разошлись навсегда. Но Шабалин имел талант, убрав лишнее, выделить главное. Поэтому зрители видят передачу огня, как мистическое действие. Огонь в ладонях становится символом. Символом чего? Может, любви и доверия? А может, он символ идеи, способной зажечь человека? Определенно об этом не скажешь, но понятно, что тепло и свет передаются, переходя от человека к человеку. В этом смысл нашего существования на Земле. Как-то мы разговорились с Игорем о жизни. — Что происходит с миром? — спросил я друга. — Эгоизм крепчает. Потому все меньше любви на Земле. Уходит с нее любовь. А Богу без любви мы не нужны. Так просто и ясно о надвигающемся Апокалипсисе навряд ли кто говорил. Сказал, как припечатал: не нужны. Значит, исчезнем. Все мы склонны в бедах винить кого-то других. Поступая так, выходим на тропу войны и утрачиваем любовь. Поэтому у всех в душе маленькая Украина. Шабалин всегда брал вину на себя, никогда не носил камней за пазухой и кукишей в карманах. На себя, других и вообще на жизнь он смотрел с печальным юмором. Поэтому называл себя клоуном. Он клоунами называл почти всех, считал, очевидно, что жизнь не театр с капитальными стенами, где люди-актеры солидно разыгрывают свои роли-жизни, а цирк — балаган, где самые солидные клоуны не знают, как они смешны и нелепы. И в то же время он очень любил жизнь. Любил писать все ее проявления. Особенно ему нравилось весеннее цветение. Холсты эти были триумфальны. Но вот несколько лет назад Шабалин написал небольшой холст. Мы видим, как к цветущим вишням топает невзрачный мужик в телогрейке и кепке. В руках у мужика большое ведро с зеленой краской. Сейчас он будет делать лето. О чем эта картина? О том, что красота и жизнь быстротечны. Надо торопиться жить, а не копаться в себе, рассуждая по-гамлетовски «быть или не быть». Евлампиевич был. Да так, что мало не покажется. Однажды мы с Шабалиным написали рядом один и тот же мотив. Сидели так, чтобы не видеть этюдов друг друга. И вот работа закончена. Оба этюда поставлены рядом — и ясно, что этюд Шабалина сильнее, потому что лаконичнее. У меня получилась болтливая проза, а у него стихи — отточенные и граненые. Надо сказать, что Шабалин был настоящим талантливым поэтом. Стихи его очень самобытные, оригинальные, позволяют поэтам считать его поэтом, а картины не главным его увлечением. Поэт Виктор Еращенко писал о нем: «Он поразительным образом сочетает абсолютный профессионализм и скромность». Эта скромность виновата в том, что при жизни Игорь Евлампиевич так и не подержал в руках ни одной своей книги. Это печально, ведь строки его способны врезаться в память.
Я сегодня нашел два крыла В придорожной пыли у дороги. Пыль земли позабыть Приготовились ноги. Я сегодня нашел два крыла.
Этот отрывок помню лет двадцать пять. И вот ноги Игоря Евлампиевича Шабалина позабыли пыль земных дорог. Я смотрю ему вслед и пытаюсь донести до вас то, что вижу. Лучшие картины начала девяностых Евлампиевич продал. В основном они уехали в дальние страны и забыли о своем авторе. Но то, что осталось, дает о таланте художника ясный сигнал. Талант серьезен. Это в жизни Шабалин был клоуном, а в искусстве воином. — Я воин, — говорил он не раз. И вспоминал о десантуре, в которую сам напросился служить. О прыжках с парашютом, обмороженных ногах, еще о чем-то, что не записано и потому забыто. «Вечная память» — говорим мы, провожая человека. Но какая у нас, простите, вечная память? Она у Бога, а у нас... таких временных, откуда она? С Богом у Игоря Евлампиевича были сложные отношения. Он носил крест и верил. Однажды мне удалось привести его в храм. Он крестился истово, но при этом раскачивался, поскольку был очень нетрезв. В конце службы к нему подошла светленькая старушка в белом платочке и сказала: «Ты, милый, приходи следующий раз трезвым». Однажды это случилось. У Шабалина заболел близкий человек. Опухоль удалили, но сказали, что поскольку метастазы поразили печень, то, сами понимаете... в общем, месяца полтора, в лучшем случае... Вот тогда-то Игорь Евлампиевич пошел в храм по-настоящему и своего больного привел. Они оба по-настоящему исповедовались, причастились, и произошло чудо. Прошло уже много лет. Уже инвалидность сняли, объявив, что метастазы стали вялые. Но что удивительно, в повседневной жизни Шабалин ближе к Богу не стал. А что было в его душе, знают только он и Бог. Одно время Игорь Евлампиевич любил похвастаться своим сибирским происхождением и тем, что дед его был сибирский колдун. «Ковшом простой воды из бочки туберкулез излечивал!» — говорил он. И вспоминал о том, что еще делал его «великий» предок. Это мутное наследство сказалось и во внуке. Игорь Евлампиевич лечил, зная о народной медицине совсем немного. Но порой удачно вправлял позвоночники, помогал при энурезе, заикании и других похожих заболеваниях. Делал он это абсолютно бескорыстно. Он и мне однажды помог. И очень. — Как ты это делаешь? — спрашивал я его. Он объяснял, что делает, прислушиваясь к импульсу, возникающему спонтанно и в нужный момент. Как бы и не он это делает, а им. К чему это я рассказываю? Какое это отношение имеет к картинам и стихам Шабалина? Прямое. Его творчество всегда делалось по импульсу, приходящему откуда-то. Но откуда? Из глубины души? От Бога? Или от врага рода человеческого? Игорь Евлампиевич был настоящим мистиком, не теоретически, а практиком. Порой удивляюсь, как беззаботно он жил, обдуваемый ветрами из иных миров, словно в этом нет ничего особенного. Поэтому в картинах Шабалина всегда присутствует тайна, и люди ее не ясно, но улавливают. На автора его вещи действовали намного сильнее. Это и понятно. Он догадывался о происхождении некоторых произведений. Помню, он рассказывал, что посчитал картину «Узел» бесовской и решил ее уничтожить. Он швырнул холст с балкона шестнадцатого этажа. Картина совершила плавный полет над городом и упала к ногам художника Самара. Тот посмотрел холст и подумал: «Кто же мог написать эту картину? Я ее никогда не видел, но по манере это, конечно, Шабалин. Наверно, холст с балкона сдуло». В мастерской Шабалина раздался звонок, и возник улыбающийся художник Самар с абсолютно целой картиной. Как говорится, граблями от бесов не отобьешься. Игорь Шабалин умел делать тонкую, изысканную живопись. Ее секрет — в лессировках, в завершающих прозрачных слоях краски. Однажды он в моей мастерской для меня и моей жены провел мастер-класс. С нашего разрешения он взял этюд моей супруги. Мы выдали ему льняное масло, краски, тряпки. Потом мастер бросил работу на пол, вылил на нее масло, выдавил краски и стал водить по ней руками, почти так, как водил по спинам страдальцев-сколиозников. Скоро и картина, и мастер стали одного цвета. — А теперь, — сказал Игорь Евлампиевич, — надо добавить пятно «для жути». Он уложил мастихином действительно яркое, кажется, несуразное пятно на холст — и картина ожила. О, великая тайна творчества! Все так просто! Но если не будет горящей искры в душе, то и на картине не будет ничего. Талант Шабалина признавали все художники. Большинство ему радовались. Некоторые слегка поскрипывали зубами. Это и понятно. Стоя рядом с другим, ясно видишь свой рост. Очень нравился Игорь Шабалин Григорию Степановичу Зорину. Однажды, очень давно, я сидел в мастерской заслуженного художника России. И мы вспоминали о художниках живых и ушедших, став на время искусствоведами. — Слушай, Григорий Степанович, раз вам так нравится Игорь Шабалин, его картины, то выпишите ему справку. — Какую справку? — Напишите, что он талант. Художники должны хвалить, поддерживать друг друга. Зорин спорить не стал. Он взял клочок бумаги и написал наивысшую похвалу, на которую был способен: «Шабалин — это Федотов сегодня. Если не растратит себя, то будет великим. Зорин Г. С., заслуженный художник России». При встрече я передал Шабалину «документ». Игорь взял справку, прочитал и сунул в карман у сердца. Что было потом? Потом была жизнь.
|