2012 год № 5 Печать

Работы художника Владимира ФОМИНА

 

 


1

Скалистый берег

 

2

Портрет ученого-орнитолога Г. Е. Рослякова

 

3

Амурский мотив. Скалы

 

4

Рыбацкий поселок

 

 

 


 

 

 

Виктория Шишкина. Наедине с природой

Светлана Фурсова. «Театр для меня...», беседа с Константином Кучикиным

 

 


 

 

 


Виктория ШИШКИНА

Наедине с природой


Впечатления от выставки художника В. И. Фомина

 

Каждый художник проживает свой путь в искусстве. Бывает, что с раннего возраста прорастает неодолимое желание быть живописцем и, ведомый настойчивой мыслью, подрастающий человек выстраивает свою творческую траекторию. Иногда дорога к делу всей жизни прокладывается постепенно, издалека, вьется окружным путем. Так произошло и с Владимиром Ильичом Фоминым, родившимся в 1940 году в Хабаровске и успешно окончившим в 1967 году Томский университет им. В. В. Куйбышева по специальности «Почвоведение и агрохимия». Выбор первой профессии был осознанным, и основой этому была любовь и внимание к родной земле, хотя, сколько себя Владимир помнит, любил рисовать. Студенческие годы прошли насыщенными и полными впечатлений. Учебу в университете Владимир Фомин совмещает с занятиями живописью в изостудии при Доме ученых в мастерской старейшей художницы, выпускницы ВХУТЕМАСа, члена Союза художников России В. И. Котовой. Здесь им были восприняты основы изобразительной грамоты, осознана необходимость требовательного отношения к своему творчеству, к каждому выполненному рисунку или этюду. Полевые студенческие практики, экспедиции по нехоженым местам, характерная суровая красота Сибири совпадают с первыми трудными опытами самостоятельной фиксации увиденного на бумаге и картоне. То недолгое световое время, что оставалось свободным во время прохождения маршрута, тут же отдавалось живописи. Отдыхать было некогда, этюд надо было писать уставшими и дрожащими от рюкзачных ремней руками, причем как можно быстрее. Скользящие лучи заходящего солнца быстро меняли состояние: цвет скалистого обнажения, трава на переднем плане и лес на дальнем становились другими, на глазах изменялось направление и плотность теней. Этот импровизированный пленэр был трудным, не было учителя, готового в любой момент прийти на помощь и «спасти» испорченный этюд. Первое впечатление было удручающим: упорное сопротивление захватывающе мощного великолепного натурного материала, невозможность и недостижимость его передачи вызвали острую неудовлетворенность и раздражение. Красочное очарование природы, разлитое вокруг, согревающее душу и радующее глаза распахнутое пространство пропадали на картоне. С горьким опытом своей беспомощности пришло осознание необходимости основательного образования. Крепло желание овладеть ремеслом художника, сделать его своей профессией. Именно поэтому Владимир Фомин, уже дипломированный специалист, снова становится студентом, поступив в Красноярское художественное училище им. В. И. Сурикова, где проведет три года, осваивая композицию, рисунок и живопись, работу кистью и мастихином, пытается фиксировать такой изменчивый натурный материал. Позднее два человека сыграют значительную роль в образовании Владимира Ильича. В течение ряда лет он будет работать в мастерской члена-корреспондента Академии художеств СССР, профессора Красноярского художественного института А. М. Знака и художника В. Д. Короткова. Это не было случайным, проходным эпизодом в судьбе Владимира Фомина. Художники-педагоги оказали большое влияние, приучая к тщательному анализу написанных этюдов, самостоятельному поиску ошибок, обязательному разбору композиции, внимательному наблюдению за освещением в природе. Это было время споров и постоянных размышлений об искусстве, время высказывания бескомпромиссных суждений. Ему повезло с учителями, умными и чуткими профессионалами, которые поддержали в творческом становлении. Их требовательность помогла начинающему художнику окончательно определить свой путь в искусстве и поверить в свои силы. Благодарность и признательность за те незабываемые годы своим красноярским учителям В. Фомин сохранит на всю жизнь.
Обратившись к искусству достаточно взрослым человеком, сделав осознанный выбор, В. Фомин отдает предпочтение пейзажному жанру, причем конкретной его ветви — природному ландшафту — открытой книге природы. Для Владимира Фомина не сразу, как это ни странно, а лишь постепенно открылись принципы русской художественной школы второй половины XIX века, но особенно близки оказались камерные лирические пейзажи Л. В. Туржанского и В. К. Бялыницкого-Бирули. Приверженность традициям отечественной реалистической школы — основа творческого метода В. Фомина, как и потребность постоянно работать на пленэре. Сбор материала для него сопряжен с созданием качественных этюдов, из которых потом рождается картина. Протяженные маршруты, пройденные с изыскательскими партиями, километры исхоженных таежных дебрей, пройденных горных хребтов, и всегда под рукой художника картон и краски. Этюды В. И. Фомина рождались и в тишине глухой тайги, и на пронизывающем ветру горных рек, и то, что это именно натурный материал, было ощутимо сразу. Словно стоишь за спиной художника, когда он в множестве этюдов пишет характерную гамму амурской воды, подсвеченную желтоватыми бликами, и небо различных оттенков. Для Владимира Ильича любимое время года — осень, причем тот период, когда природа еще не расцветилась, а только готовится зажечь свою палитру, но зелень листвы уже стала насыщенно плотной, тяжелой и травы чуть пожухли. Панорамные пейзажи художника дают ощущение свежести и простора («Таежное озеро», 1978; «Ветер с Амура», 1982). Художник внимателен к выбору мотива, часто выбирает внешне непритязательные места, которые многие просто не замечают, считая обыденными и прозаическими, одним словом, недостойными внимания. Владимир Ильич в малом и частном видит гармонию природы, ее нерушимую целостность и совершенство. Хороши многочисленные картины В. И. Фомина, написанные в низовьях Амура, в лимане. Они показывают могучую силу великой реки, раздвинувшей сопки.
Владимир Фомин такой — какой есть: никогда не пользуется чужими живописными манерами, избегает суетливой занимательности, не прибегает к театрализации или надуманной стилизации. Его художественное кредо сформировалось еще в 1970-е годы: читая образ природы, говорить только от своего имени и доверять своему видению. Главным в понимании натуры для живописца являются высокое отношение и лирическая чуткость к мотиву, абсолютная уверенность в творческих принципах. Путь этот не сразу обозначился в конкретной и ясной форме. Художник шел неспешно, но уверенно, не останавливаясь и не отвлекаясь на поиски в новых живописных системах, не стремился принять участие в безудержном шествии «парада индивидуальностей» 1980-х годов прошлого века, когда художественная ситуация резко изменилась, ошеломив зрителей потоками метафор и цитат, трансформациями цвета и форм в живописи авангарда третьей волны. Для В. Фомина мир прекрасен таким, каков он есть, его формула настолько сложна и совершенна, что передать ее на холсте и понять не хватит и жизни. Смотреть на пейзаж через недра субъективности или наделять его ложной декоративностью для художника неприемлемо. Казалось бы, все очень просто и ясно: внимательно смотри, бери кисть в руки и пиши, а между тем недостижимо трудно, так как все очарование и свежесть мира, если только не окрашено искренним личным переживанием и не поддержано профессиональной школой, непременно угаснет на холсте. Это очень непростой диалог: природа — художник, где, по мнению Владимира Фомина, всегда остается ощущение бесконечности, вариативности понимания, недостижимости окончательного завершения творческой мысли, когда в душе таится неудовлетворенность полученным результатом. Художественная идея не взята напрокат, а выношена им. Постепенно сформировавшись еще в первые творческие годы, она не девальвируется с течением времени, а продолжает развиваться. Манера художника вызревает: он становится более внимательным к передаче уравновешенной гаммы больших цветовых отношений в пейзаже, систематичности раскладки света и тени, внимательной пластической лепке форм, к подаче мягкого скользящего освещения, лишь подчеркивающего предметную осязаемость. На таком пути трудно достичь быстрого результата, но, с другой стороны, это обусловило выраженную целостность творчества В. И. Фомина, представленного на персональной выставке в галерее им. А. М. Федотова. Когда смотришь композиции Владимира Ильича в мастерской, заполненной этюдами, картонами и холстами, перебирая их, видишь, как зарождается и угасает амурский закат, чувствуешь внутреннюю энергию несущихся волн лимана и сон воды ранним утром в лесном озерце, раздолье тайги и неба. Природа в холстах Фомина живет своим ритмом и настроением, но при этом окрашена светом внутреннего движения души художника-лирика, глубоко и искренне уверенного в том, что традиции реалистической живописи неисчерпаемы, им есть место в многослойном пространстве современной художественной жизни.
Творчество В. И. Фомина принадлежит к тому поколению, детство которого прошло в голодные послевоенные годы. Многие из событий, связанных с военной темой, конечно, лежат вне его личного опыта, но были пережиты «очами души» и обогатились интонациями духовной сопричастности к минувшему. Для художника важна подлинность собственного понимания события, его эмоционального переживания. Не случайно в композициях, посвященных военной теме, так много личного («Детям войны посвящается», 1986; «Бабушкины медали» (Портрет сына), 1987). Одна из лучших картин мастера из этого цикла «Весна моего детства. 1945 год» (1990). В небольшой камерной, на первый взгляд, такой незамысловатой сценке, изображающей фигурки прыгающих по разрушенным крышам мальчишек, мастерски передано ощущение безудержной радости и ликования. Образы Фомина пришли из детства. И радость, пронизывающая этот холст, словно выплеснулась из того реального пространства, и за повседневностью детской забавы неожиданно проглядывает историческое событие. И высокий горизонт неба, и скупость деталей неожиданно откликаются полнотой чувств и переживаний, отзываясь в памяти чуткого зрителя отзвуками далекого прошлого. Художник предлагает свою версию исторической реальности тем, кто избежал драматических тягот войны, создает авторское художественное пространство, наполненное его личным опытом и искренностью чувств.
С 70-х годов прошлого века разворачивается и долгие годы живет в творчестве Владимира Ильича деревенская тема («Деревенька моя», 1990; «Дом моего детства», 2003). С каждым десятилетием стилевые особенности его живописной манеры становятся отчетливее, крепнет гражданская позиция, выражающаяся в стремлении через личное говорить о значимом. Некоторые, особенно большие по формату композиции в первый же момент дают определенно окрашенный эмоциональный импульс, крепнущий в душе зрителя с каждой минутой. В пейзаже «Русское поле» (2010) живописец с щемящей грустью пишет заброшенное, зарастающее бурьяном крестьянское поле, скорбя об угасающей русской деревне, как о потере кормильца. В. Фомин открыто говорит о любви к России, ее прошлому и настоящему. Откликом на непростую историю последних десятилетий России стала композиция «Пробуждение» (2008), в которой художник использует язык символов и аллегорий, акцентируя внимание на острых проблемах современности.
Кисти Владимира Ильича принадлежат портреты известных дальневосточников: Г. Е. Рослякова (1991), В. П. Сысоева (1996) и Н. П. Крадина (1998). Подходить к оценке его портретов только с позиций достоверной передачи сходства или характера было бы неправомерно. Художник стремится представить своих героев, подчеркивая их профессиональную принадлежность, и выражает это достаточно убедительно. Люди интересны как пример успешной реализации в профессии, способностью к независимому мироощущению и созиданию, стремлением оставить след на земле дальневосточной.
Из реальных впечатлений возник цикл портретов и пейзажей, посвященных пограничникам («Пограничное побережье», 1987). Несколько лет отдано теме дальневосточного казачества. В произведениях нет излишней патетики, так как и здесь воссоздается личностная картина времени. Композициям В. И. Фомина свойственна убедительная творческая позиция и тщательное исполнение задуманного. Владимир Ильич чуткий художник, и его душа словно участвует в воплощении замысла, но в пейзажном жанре его дарование раскрывается наиболее полно. Мастер понимает, чувствует и по-отечески любит землю, тщательно прописывая поверхность скалистого утеса, гладь песчаной отмели или пологие склоны сопок. В небольших этюдах, написанных с натуры, он терпеливо лепит камни и поверхность земли маленькими мазками, словно воссоздавая их заново. Мирочувствование художника всегда конкретно и осязаемо. В этом особенность дара В. И. Фомина — создавать произведения камерные, основанные на реальности и окрашенные подлинной лирической интонацией и авторским видением. Не претендуя на особую живописную смелость, холсты наделены своими достоинствами, в них видна зрелость выверенного композиционного и колористического решения. Оглядываясь назад, мысленно сопоставляя выполненные в разные годы произведения мастера, убеждаешься в том, что за сорок с лишним лет творческой деятельности им создана панорама запоминающихся образов. Со временем пришло признание, вступление в профессиональный творческий Союз художников России, постоянное с 1972 года участие в выставках различного уровня, в том числе республиканских и зональных, и главное, упорная, не прекращающаяся работа на пленэре и в мастерской. Творчество В. Фомина освещено в специализированном  издании «Всеобщий лексикон художников», вышедшем в Германии.
Живописи Владимира Ильича Фомина нужен чуткий и внимательный зритель. Она родилась благодаря размышлению о судьбе земли русской, из стремления постичь ее красоту и ощутить состояние. Она ждет особого подхода: неторопливой созерцательности и погружения в замысел художника, не раскроется равнодушно скользящим ленивым взглядам. Композиции В. Фомина настраивают на неспешность и сосредоточенность, на работу не только глаз, но и чувств. Пройденный творческий путь Владимира Ильича сродни упорному труду землепашца, и плод его работы — сдержанная красота дальневосточных просторов и необъятность Уссурийской тайги.

 

 


 

 

 


Светлана ФУРСОВА

«Театр для меня — это очень личное»


Интервью с Константином Кучикиным

 

Если человек живет согласно внутреннему убеждению, чутко прислушиваясь к самому себе, то в его жизни все складывается правильно, образуя тот самый порядок вещей, о котором упоминал Марк Аврелий: «как если бы это исходило от существа, распределяющего все по достоинству…»
Этой точки зрения придерживается художественный руководитель хабаровского театра юного зрителя и театра кукол режиссер Константин Кучикин. За те шесть лет, которые прошли со дня принятия им театра, ТЮЗ стал едва ли не самым интересным явлением в хабаровской театральной жизни: участие труппы в фестивалях и конкурсах самого различного уровня, смелые проекты, креативные инициативы, открытие Новой сцены как экспериментальной площадки для творчества.
В 2010 году постановочная группа спектакля «Сказка о Золотом петушке» А. Пушкина удостоена премии Правительства Российской Федерации. В 2011-м спектакль «Малыш» по пьесе М. Ивашкявичюса выдвинут на соискание национальной театральной премии «Золотая Маска» в четырех номинациях, и хотя золото «улыбнулось», поездка в Москву на престижный фестиваль сама по себе стала наградой. Во всяком случае, хабаровский ТЮЗ — единственный драматический коллектив на территории от Красноярска до «самых до окраин», который принимал участие в «Золотой маске». Не говоря уже о ежегодном краевом фестивале губернатора Хабаровского края в области театрального искусства, где, по итогам сезона, каждый год работы тюзовцев отмечаются премией.

— Константин Николаевич, как за столь короткий срок ТЮЗу удалось добиться ощутимых успехов? Или у вас изначально была какая-то уникальная программа построения театра?
— Самое смешное, что никакой программы не было, да она и не может возникнуть на пустом месте, пока не начнешь дела. Просто тот образ театра, который возник в моем воображении в детстве, когда меня, трехлетнего ребенка, впервые привели в театр на кукольный спектакль, воплотился позже в хабаровский ТЮЗ. Я до сих пор помню свое детское ощущение от пространства за ширмой — магия, тайна, проникнуть в которую невыносимо хотелось.
— Как складывалась ваша жизнь до того, как вы появились в Хабаровске?
— Я родился в Благовещенске, институт закончил в Хабаровске. Шесть лет проработал режиссером в Амурске, потом снова Благовещенск, где в течение десяти лет служил актером. После окончания Высших режиссерских курсов в Москве и возвращения домой был такой период в жизни, когда из драматического театра я ушел и остался не у дел. И вдруг главный режиссер Благовещенского театра кукол заслуженный артист РФ Петр Козец предложил мне создать при театре объединение, в котором я мог заниматься с молодыми актерами и студентами тем, что мне нравилось… Чем не подарок? Встречаются в жизни такие люди, они как добрые ангелы, надо только суметь их увидеть. Это было большое счастье и большая ответственность. Мы работали, репетировали и ставили спектакли, было интересно. Потом там возник актерский курс, этот опыт тоже обогатил меня.
— Но из Благовещенска вы уехали. Почему?
— Благовещенск, к сожалению, не давал возможности развиваться: как известно, в своем отечестве нет пророков. А творческому человеку необходимо, чтобы его работы оценивались, воспринимались, это дает толчок к дальнейшему поступательному движению. В Благовещенске было много хорошего: интересная жизнь, познание себя и своей профессии. Уезжать было страшно, потому что оставались люди, с которыми ты работал и которым ты вроде ничего не обещал, но все же некоторые воспринимали твой отъезд как предательство. А это страшная вещь — предать что-то… Болезненный отъезд. Но в жизни, не нами, все простроено правильно. Переезд в Хабаровск — это стратегический ход в построении некой модели, еще неясной, своего театра, к которому я стремился.
— Ваш дебют как художественного руководителя совпал с открытием Новой сцены. Чем было обусловлено ее создание?
— Я считаю, что малый зал, малая сцена — это пространство, где все понятнее и ближе, где можно вести диалог со зрителями. Большой зал и сцена требуют зрелища, это совсем другая атмосфера, там не всегда получается диалог. А что касается выбора пьесы Михаила Рощина «Валентин и Валентина», то здесь все решил список действующих лиц: я понял, что в спектакле можно занять и молодежь, и актеров среднего и старшего поколения. Тогда в театре шли только сказки, почти не было вечернего репертуара.

Спектакль Константина Кучикина «Валентин и Валентина», поставленный по пьесе Михаила Рощина — это взгляд человека другого поколения, который, в отличие от героев пьесы, написанной в 70-х годах прошлого века, знает, что мало кто из них, таких шумных, многословных, таких чересчур принципиальных сумел уцелеть в условиях несвободы, сохранив душу и веру. Что любовь — персонаж необозначенный в программке, но присутствующий незримо в каждом из персонажей, никого не спасет. И вообще реальная жизнь, с ее бытом и проблемами, довольно груба и безжалостна, она совсем непохожа на прекрасную, но бесполезную мечту об идеале.
Поэтому в спектакле так много раздражающих кого-то словечек современного сленга, вторгающихся в текст рощинской пьесы (тогда молодежь разговаривала по-другому). Отсюда и вальс композитора Александра Новикова, окрашенный в трагические тона. Когда его мотив возникает среди веселых шлягеров тех лет, отчетливо понимаешь, что они обречены, эти люди из 70-х, и нет им выхода из вагона (образ спектакля, созданный художником Андреем Непомнящим), который, трансформировавшись в игрушечную железную дорогу, перевернулся, пущенный рукой Валентины.
— Вслед за Рощиным в репертуарной афише появились: А. Володин «С любимыми не расставайтесь», где вы соединили мир кукол и мир людей, А. Червинский «Крестики-нолики», М. Ивашкявичюс «Малыш». По-разному, но интересно, работали и продолжают работать приглашенные режиссеры — Сергей Руденок (Владивосток), Татьяна Фролова (Комсомольск-на-Амуре), Андрей Сидельников и Яна Тумина из Санкт-Петербурга, Сергей Левицкий из Улан-Удэ. Выходит, диалог со зрительным залом удался?
— Это по-разному. К примеру, спектакль «С любимыми не расставайтесь», в котором мы рассказываем о совершенно для нас понятных вещах, не всегда воспринимает хабаровский зритель, не понимает, не «читает» его. А вот когда на гастролях в Уссурийске мы его показали, было такое единение сцены и зала, о котором можно только мечтать. Зал был наш! Казалось бы, Уссурийск, маленький город… От чего это зависит?
— Судя по той интенсивности, с которой театр выпускает премьеры, у вас нет проблем с выбором пьес?
— У меня со временем проблемы. Нет времени, чтобы просто подумать, поэкспериментировать, почитать, отойти от театра, понять, куда плыть дальше, как…
— В афише театра есть спектакль «Платеро и Я» по мотивам поэмы Х.-Р. Хименеса, в котором вы сделали попытку освоить уличное пространство. Откуда эта идея пришла в голову?
— Однажды мы с художником Андреем Непомнящим очутились во внутреннем дворе театра и вдруг открыли, что хорошо бы среди этих труб, стен с кирпичной кладкой, лестниц спектакль разыграть. И возникла мечта, мы стали думать, что же здесь можно поставить. Но пьесы подходящей не было. И вот в прошлом году в театре появился совместный проект с итальянским режиссером Андреа Бенальо про ослика Платеро. Его играли на сцене в окружении зрителей, сидящих тут же, но спектакль в помещении не производил особенного впечатления.
Позже, когда итальянец уехал, мы с нашим режиссером Ольгой Подкорытовой сделали свою версию этого спектакля и на «Ночь в театре» (еще одна инициатива ТЮЗа, проводимая ежегодно и ставшая популярной в городе. — Авт.) решили в качестве эксперимента перенести «Платеро и Я» во двор. И вот когда над головой появилось небо со звездами, спектакль ожил, задышал, совсем другое ощущение от него возникло. Ощущение праздника. И оказалось, что это кому-то очень нужно, билеты на спектакль вмиг разлетелись. Причем нужно не только зрителям, но и театру, хотя, конечно, непросто играть спектакли по ночам. Этот праздник, он для меня из детства. Знаете, это ощущение детское, когда тебе вдруг разрешают не ложиться вовремя спать, а допустим, смотреть вместе со взрослыми телевизор или просто сидеть и о чем-то беседовать? И вот этот совместный просмотр поздним вечером очень много дает: покой, защищенность и ощущение присутствия какого-то большого мира, незнакомого и манящего, в который хочется заглянуть. Наверное, из этого «праздника непослушания» и родилась идея ночного спектакля.
— Вы думаете, зрители, которые приходили на ночной спектакль, кроме любопытства, испытывали подобные чувства?
–— Когда я говорю «праздник», то имею в виду участие в происходящем прежде всего зрителей: желание человека побыть наедине с собой, своими мыслями. А это требует определенных внутренних затрат, работы. Шутка ли, прийти ночью в театр на какой-то совсем непонятный спектакль и, может быть, что-то в самом себе открыть.
Знаете, иногда устаешь оттого, что тебя не все понимают, не все слышат (хотя вообще-то это в нашем деле нормально)… Но, когда появляется хоть один вдумчивый зритель (это может быть кто угодно) и дает тебе знак, что все в порядке, все правильно, ты поднимаешься и находишь в себе силы идти дальше.
— Вы говорите о непонимании, но разве награды, дипломы, поездки на фестивали, успехи не греют? Это ведь в какой-то степени признание.
— Да, это греет, но и разрушает в то же время. Начинаешь уходить в сторону, ловишь себя на том, что вот ставишь спектакль и думаешь: а как он понравится тому или другому, то есть ориентируешься на критику. И погибаешь, как художник… Главное, не сбиться на эту заразу. Не для фестиваля мы работаем, а для зрителей и для себя. Зрителей разве волнует, номинант ты «Маски» или нет, он пришел в театр. И если у актеров не горят глаза, если они не затрачиваются, то и зрители уходят равнодушными. Успех должен быть, без него невозможно, но…
— А что для вас успех?
— Когда во время спектакля возникает наименьший зазор между сценой и залом. Но успех меня всегда пугает, человек ведется на него, как на наркотик, и потом хочется все нового успеха, любыми путями — до бесконечности. Поэтому когда на фестивалях, бывает, мы получаем не очень приятные отзывы о себе, это для меня всегда повод для размышления. Вообще, должен быть некий баланс между тем, что ты о себе реально знаешь, и тем, каким хотел бы, чтобы тебя воспринимали. Самообман должен быть, но в меру. В общем-то, лучшее лекарство от всяких соблазнов — это работа, репетиции, общение. Мы иногда с актерами вместе собираемся, чтобы обсудить фильм какого-нибудь мастера, это тоже учеба. Ведь на сегодняшний день зрителям важно не столько то, что происходит на сцене, сколько то, что стоит за этим, из чего это сделано.
— Ваш театр называют живым, ищущим свой язык для разговора со зрителем — это дорогого стоит. У актеров головы не кружатся от успеха?
— Может, конечно, кто и думает о себе нечто подобное, но мы стараемся честно разговаривать и, если что-то не получилось, говорим прямо. А что касается участия труппы в различных экспериментальных проектах, фестивалях, то это не дань моде. Это важно, прежде всего, для актеров, чтобы они не замыкались в стенах театра, города, театральной площадки, чтобы могли почувствовать себя гражданами мира.
— Как решается проблема занятости актеров? Или таковой в театре не существует?
— Проблема такая существует, но мы ее решаем, молодежь и среднее поколение заняты равномерно. Но знаете, для того чтобы занять актера, нужны какие-то усилия и с его стороны. Во всяком случае, те, кто хочет работать, работают.
— В вашем творческом багаже много поставленных спектаклей. Какой среди них наиболее личный?
— «Малыш».

Идея Константина Кучикина поставить на Новой сцене ТЮЗа пьесу литовского автора М. Ивашкявичюса — одна из счастливых. Ибо, не скованный жесткими драматургическими рамками, сюжет «Малыша» (пятнадцать страниц печатного текста) — хороший повод для фантазии и самовыражения. Такое впечатление, что спектакль, каким он получился в этом пространстве условностей и вполне конкретных реалий (художники Андрей Непомнящий и Наталья Сыздыкова), давно вызревал в глубинах сознания режиссера, и вот появился, и начал свой самостоятельный путь в искусстве, светлый, поэтичный и соразмерный, как песня.
И хотя в спектакле рассказывается о тех, про кого принято говорить «простые люди», он вне быта. Посредством метафор и образов театр рассказывает со сцены неизмеримо больше, чем конкретный случай, описанный в пьесе, он — сама жизнь, непредсказуемая, трагическая, нелепая и все же прекрасная. Мне кажется, что особенность и главная ценность такого авторского прочтения состоит в том, что каждый человек в зрительном зале находит в спектакле свое, и через сцену, образы и символы, открывает что-то глубинное и сокровенное в самом себе. То есть происходит то самое слияние сцены и зала, о котором говорит режиссер. Кажется, в спектакле «играет» даже реквизит: вода, яблоки, деревянные мостки, лодка, которую гонит ветер эпохи. Или это челн жизни? Ковчег, собравший потерпевших крушение людей, временное пристанище, в котором можно укрыться, но спастись нельзя.

— На «Малыше» возникло ощущение, что вы как режиссер переходите в какое-то новое качество. Ваша последующая работа, спектакль «Изобретательная влюбленная» по Лопе де Вега, в этом окончательно убедила. Спектакль получился яркий, зрелищный, очень смешной. В чем-то неожиданный.
— Спектакль трудно рождался, может, из-за стихотворного текста, мне давно хотелось, чтобы артисты со сцены заговорили стихами. Так что первая цель, которую мы перед собой поставили, приступая к постановке «Изобретательной влюбленной» — овладение стихотворным диалогом. На первых порах было жутко, мы были как парализованные, понимали, что ничего не выходит. Мы даже ходить по сцене не могли. А потом вдруг что-то случилось, и мы заговорили, сначала один, потом другой… Может, количество затраченных усилий перешло наконец в качество? Сейчас я понимаю, что дело тут не только в нас, но и в драматургии: время другое, другой век, и зритель в зале существенно отличается от зрителей времен Лопе де Вега. Пришлось искать какую-то особую форму, что-то сокращать, но мне было дико интересно, особенно когда текст вдруг стал ласкать слух, а не скрипеть железом по стеклу. Может, у нас не все получилось, но результатом я доволен. В этом году на краевом театральном фестивале спектакль отмечен премиями губернатора в номинациях: «Лучшая режиссура», «Лучший художник-постановщик» (Андрей Непомнящий), «Лучший художник по костюмам» (Наталья Сыздыкова). Кроме того, удостоены премиями два актера в номинациях «Лучшая женская роль» и «Лучшая мужская роль» — это Евгения Колтунова и Виталий Федоров.

Думаю, в названии спектакля «Изобретательная влюбленная» ключевое слово «влюбленная», ибо спектакль о любви, о молодости, о пылкости и безрассудности чувств, вспыхнувших от крошечного огонька Автора, которого занесло в XXI век в ящике с апельсинами. Замечу, что действие пьесы режиссер перенес на склад, где обезличенные рабочей одеждой непонятные люди грузят, учитывают, взвешивают и складывают в ящики оранжевые плоды — апельсины.
Это вместо хрестоматийного «плаща и шпаги».
Самое нелепое, что, попав в невероятные обстоятельства, без знания языка и российских нравов, Автор (да, да, оживший классик, его роль исполняет Сергей Мартынов) не растерялся и, едва опомнившись от шока, предложил окружившим его людям разыграть свою пьесу. Смех, недоумение... Но от молодости и любопытства они с хохотом включаются в необычную игру: в конце концов, пьес без любви не бывает, а любовь, как апельсин, понятна каждому из них. Вкусный и душистый солнечный плод в спектакле маринуют, нанизывают на шампуры, как шашлык, из него добывают сок и так далее.
И вот из этой игры, из желания примерить себя к непривычным обстоятельствам, ощутить аромат и вкус далекой эпохи на сцене рождается веселое и увлекательное действие, очень смешное и абсолютно непредсказуемое, несмотря на известный классический сюжет.
Удивительно, как редко на сцене удается сыграть любовь, а здесь получилось. Любовь сияет, светится, подмигивает оранжевым глазом, наконец, вспыхивает пожаром, и уже неважно, пожар ли это на складе или в сердце. В финале апельсины водопадом летят с колосников на сцену, со сцены в зал, где их ловит и подхватывает множество рук, посылая обратно.

— Константин Николаевич, понятно, что театр, ведущий такую напряженную творческую жизнь, невозможен без команды. Кто вам помогает?
— Прежде всего, это мой постоянный художник Андрей Непомнящий, с которым мы давно сотрудничаем, и это неважно, что он работает в другом театре. Вместе с ним столько было пережито, что без него я не представляю нашего театра. Много делает руководитель литературной части Анна Шавгарова…Всех перечислять не буду, главное: мы — вместе, мы — команда.
— Хотя вы утверждаете, что в жизни все происходит независимо от нас, все же мечты и планы у человека не отнять. Что из того, что вами было задумано, получилось и что ожидает театр и зрителей в дальнейшем?
— Можно сказать, что еще ничего не получилось. Мы только в начале пути, начале открытия себя, профессии. Для меня театр — это что-то очень личное, желание высказаться, воплотить на сцене то, что тебя волнует. Сейчас у меня такой период, когда понимаю, что одна тема завершилась и пора переходить к другой. Вот я и должен решить для себя, куда перейти.

Мечту надо выстрадать, такова сквозная линия К. Кучикина в спектакле «Про Кота в сапогах». Но, могут мне возразить: тогда это уже не будет чудом. Это труд, это пот. Это кухня, которую не принято обнародовать. Не оттого ли в финале спектакля на глазах всех участников слезы, которые они стараются незаметно смахнуть: цель достигнута, желаемое получено, но стоит ли оно тех усилий, которые на него были затрачены? Ах, не напрасно ли все?
И вот, когда с актеров сошло семь потов и они, натанцевавшись, напевшись, набегавшись, заплакали от счастья, потому что дело пошло к финалу, театральный задник поднялся, и мы увидели воздушный шар с плетеной корзиной, которому надлежит унести участников в счастливую страну. Вот она — награда за труды!
Все побежали занимать места, приготовились к полету, но не тут-то было. Корзина-то без дна оказалась. Шар взмыл ввысь, а они остались, словно высыпавшиеся из корзины картофелины. Прощай, мечта! Чудо, прощай! Вновь счастье поманило и исчезло навсегда, навсегда…
Значит, именно здесь им суждено жить и продолжать свой нелегкий труд. И все актеры — и начинающие, и опытные, и заслуженные — находятся только на подступах к большой Сцене, и путь этот, как дорога к мечте, бесконечен, труден и прекрасен.