|
Иван ШЕПЕТА. «Когда зацветает бурьян»
Александр СМЫШЛЯЕВ. Вышел в свет альманах «Камчатка» за 2010 год
Иван ШЕПЕТА
«Когда зацветает бурьян»*
Это первая книга, вышедшая в Дальиздате. Так неофициально раньше называли советское Дальневосточное книжное издательство. Увы, такого издательства больше нет. Нынешний Дальиздат — частное дело нескольких владивостокских профессиональных литераторов. Бог весть, может быть, так, шаг за шагом, и восстановится порушенное перестройкой писательское хозяйство.
Издательство не ставит себе цели получить прибыль любой ценой, и первая книга — стихи, дебютная книжка Светы Чернышовой, никому не известной поэтессы даже в Приморье. Кроме меня, разумеется.
Существует две Светы Чернышовой. Одна живет в городе Большой Камень на берегу Уссурийского залива, через темную гладь которого ночью хорошо видны манящие огни Владивостока... Эта Света работает на скорой помощи, растит сына и живет, как большинство соотечественников бюджетной сферы, трудно. Я практически ничего не знаю о ней, так как в реальной жизни видел ее всего лишь раз. Она скромна, панически боится большого скопления народа. Ее пугает перспектива читать свои стихи со сцены, когда нужно будет презентовать вышедший из печати сборник стихов.
Совсем другая Света Чернышова живет в пространстве интернета. Яркая, заметная персона, участница Большого Литературного Конкурса (сайт stihi.ru), много раз попадавшая в лонг и шорт-листы виртуальных состязаний, избалованная вниманием со стороны известных поэтов и критиков. Она хорошо чувствует литературную моду, ее стихи, что называется, актуальны. Причем не темой, не декларациями, как бывало в прежние советские времена. Актуальность произрастает из самой поэтики. Света принадлежит к анкудиновскому поколению «утят на холоде» и чуть младше, подборками которых сейчас заполнены толстые журналы. Наедине с экраном компьютера она разговорчива, не стесняется спорить и даже слегка бузить.
Самые талантливые из родившихся в семидесятых ХХ века, по мнению критика Кирилла Анкудинова, неосимволисты. Самые ловкие — акмеисты. Самые дерзкие — футуристы. И Света Чернышова в стихах владивостокского цикла явно оглядывается на Маяковского и его компанию.
«...весь в белом, со скучающих небес
орудует огромными щипцами,
и давится Владивосток мостами...»
Пилоны строящихся мостов и впрямь смотрятся неестественно, как горбатые рифмы в утонченных дальневосточных акварелях. И в этом, согласен со Светой, есть что-то хирургическое.
Во Владивостоке невозможно не стать, хотя бы слегка, футуристом. И Арсений Несмелов, и Сергей Третьяков, и особенно Николай Асеев — первые поэты этого города периода Гражданской войны — все испытали на себе влияние футуристических сквозняков. Даже Геннадий Лысенко, классик из семидесятых годов ХХ века отдал дань местной традиции (...чтобы не ради тех деньжат, / Что учтены в тарифной сетке, / Я лично чувствовал, как сжат / Гигантский мускул пятилетки). Такова почва этого места — извините за парадокс!
Однако не только в жизни, но и в поэтике существует не одна Света Чернышова. Есть и другая, по-восточному утонченная, органично существующая в местном пейзаже, уже не похожая ни на кого Света.
...слышишь это я с тобой говорю
будто шлю сыночка к тебе и дочь
катятся словечки по декабрю
саночки царапают лед и ночь
видишь как одежда детей парит
на ресницах белый гудящий рой
ты не дай замерзнуть им — говори
пусть ладони греют о голос твой
утром встану — тишь... пустота звенит
за грудиной темная полынья
и пустое чрево мое молчит
и в прихожей саночки...
для меня*
* Стихотворение приводится в авторской пунктуации.
И такая она мне нравится больше. Когда русская исповедальность сплавлена с восточной любовью к живописным подробностям и наполнена медитативной философичностью.
...радуйся, млей,
догоняй невозможное счастье!
...только след надыши на стекле,
чтобы знала куда возвращаться...
Подлиная поэзия проступает сквозь неумелую версификацию изысканным метафоризмом: «...нитью слабой мой протянется плач/Сквозь игольное ушкО тишины». Или вот этот отрывок:
ночь — бабушкин комод с растрескавшимся лаком
в ней темнота слепа беспамятство зловеще
а ты лежишь в углу уже немодной затхлой
использованной вещью
на рукаве твоем ожог от сигареты
коньячное пятно пылинки с крыльев моли
в грудном кармане спит гербарный запах лета —
погибшая пчела в засушенном бутоне...*
* Стихотворение приводится в авторской пунктуации.
Эта пчела воспоминаний «в грудном кармане» способна жалить в самое сердце не только автора, но и читателя, умеющего чувствовать ядовитую красоту предреволюционного декаданса. Умеющего чувствовать боль и растерянность одинокого человека. Женщины.
Как, «из какого сора» рождаются подобные чудные строки, остается только догадываться, вчитываясь и невольно возвращаясь к текстам, снова и снова. Желание перечитать — для меня верный признак того, что имеешь дело с поэтом, а не заурядным, пусть даже очень грамотным, версификатором.
P.S.
Мы со Светой долго мучились с названием сборника. Никак не могли придумать. Хорошо было бы назвать сборник «Саночки», точно передающие двойственность самой поэтической натуры, когда скользящие полозья символизируют современную неточную, как бы скользящую рифму (счастья — возвращаться), невозможную в классические времена. Однако такое название книги, как оказалось, уже существует. Пришлось назвать чуть длинновато, но о том же — о необыкновенном разнообразии культурных влияний, пронизывающих то, что некоторые называют актуальной поэзией.
Название сборника мы взяли из моего стихотворения-посвящения.
Когда зацветает бурьян
Свете Чернышовой
Огонь пробужденья неистов,
и всяк начинающий — рьян.
Ты полон загадочных свистов,
когда зацветает бурьян.
Бог знает, какая холера
с тобой по соседству живет,
но в рифму счастливая вера,
как щит, прикрывает живот.
Тебе, вовлеченному в битву,
когда покидаешь роддом,
стихи заменяют молитву,
цветущую в сердце твоем.
И ранясь, и сам поражая,
и впредь прикрываясь от ран,
живешь и не ждешь урожая,
когда зацветает бурьян.
Что будет, неведомо, после,
но веришь, покуда творишь:
у Бога у самого возле,
как свежая рифма, стоишь!
И прочь, разрубив плоскогорье,
течет, но не может истечь,
как речка в Японское море,
последняя русская речь.
* Чернышова С. Когда зацветает бурьян : стихотворения / Света Чернышова; Предисл. И. И. Шепета. — Владивосток: Дальиздат, 2011. — 144 с.
Александр СМЫШЛЯЕВ
Вышел в свет альманах «Камчатка» за 2010 год
Литературно-краеведческий альманах «Камчатка» регулярно выходил в свет с 1977 по 1995 год и пользовался популярностью и у читателей, и у авторов. Потом наступил перерыв до 2007 года. Двенадцать лет литераторы и краеведы Камчатки не имели возможности регулярно печататься, изредка издавая лишь авторские книги на собственные или спонсорские деньги. Нужен был именно альманах, ежегодник, чтобы читатель не забывал о том, что камчатская традиционная русская литературная среда живет, она не распалась, не растворилась в бурном половодье скороспелых графоманских работ и псевдолитературных опусов. Ежегодник концентрирует творческие силы, дает представление о целостной картине литературной жизни региона, поэтому альманах ждали.
И вот в 2007 году издательство холдинговой компании «Новая книга» на собственные средства выпустило долгожданную «Камчатку». Причем в обновленном виде — на хорошей бумаге и в твердом переплете, со вставкой цветных иллюстраций из живописных полотен народного художника России Федора Дьякова. На страницах альманаха читатель вновь встретил знакомые имена писателей Евгения Коптева, Виктора Евдокимова, Александра Харитановского, Валерия Кравченко, Владимира Науменкова, Валентина Пустовита, других. Камчатский поэт Владимир Нечаев впервые представил землякам свою прозу. Это позже, в 2009 году, он выпустит книгу рассказов и эссе «Исследование дома», а пока читатель впервые познал вкус его великолепной, действительно художественной прозы и порадовался, что на полуострове появился еще один интересный рассказчик.
Альманах «Камчатка-2007» дал писателям, художникам и краеведам региона надежду. Но, увы, надежда не оправдалась. Опять же по финансовым причинам альманах не вышел в 2008 и в 2009 годах. В 2010 году в издательстве «Новая книга» все-таки начали собирать очередную книгу, но, то ли авторы отвыкли от альманаха, то ли уже не верили в возможность его выхода, произведения сдавали неохотно, редакторский портфель не наполнялся. А в декабре неожиданно умер директор и главный редактор издательства, председатель писательской организации Камчатки Е. В. Гропянов. Альманах, что называется, завис.
И все-таки его решено было издать. И он вышел в октябре 2011 года практически в том виде, каким собрал его Евгений Гропянов. Новый редактор лишь добавил иллюстрации, рассказ Ирины Оснач «Мамочка», очерк Валерия Горбикова и небольшой материал Валентина Пустовита о покойном Е. В. Гропянове — в его память.
Как написала в интернете одна из авторов альманаха Ирина Оснач, «получилась интересная морская книжечка». Почему морская, она не пояснила. Но, думается, из-за преобладающей морской тематики. Михаил Жилин, Владимир Нечаев, Александр Смышляев, Валерий Горбиков так или иначе посвятили свои произведения морю. Именно «так или иначе», потому что сегодня на Камчатке остался, пожалуй, один писатель-маринист — Геннадий Струначев-Отрок, но его произведений в этом выпуске альманаха нет, и вообще он стал мало писать (или публиковаться). Упокоились маринисты Владимир Варно, Евгений Сигарев, Николай Рыжих, а других не появилось. И это — на Камчатке. Знать, вместе с престижем морской, рыбацкой работы упал и интерес к ней писателей.
Конечно, рыбацкое море уже не то, что было раньше. И корабли состарились. Да и романтика из людей повыветрилась, уступив место практической сметке и деловой хватке. Но существуют сотни рыболовецких и рыбоперерабатывающих предприятий, больших и малых, которые стоят на реках и их устьях. Тысячи людей работают на путине, стремясь поправить свое материальное благополучие, но, как правило, разочаровываются в этом стремлении, бросают все и вся и идут браконьерничать. Целая государственная репрессивная машина направлена против них, но люди не сдаются, ибо многим из них, особенно камчадалам, без рыбы просто физически не выжить. С браконьерами-предприятиями у нас не борются, там — деньги, откуп, а простые люди беззащитны, их гоняют. Как и медведей, которых настолько отлучили от рыбы, от рек, что те вынуждены идти в населенные пункты и питаться отбросами, домашними животными, а иногда и людьми.
Очерк Валерия Горбикова «Соленый август», опубликованный в «Камчатке-2010», был написан и опубликован в газете «Камчатская правда» еще в 1966 году. Казалось бы, зачем понадобилось публиковать его в альманахе через сорок пять лет после выхода? Но дело в том, что Валерий Горбиков был не просто телевизионным режиссером и автором многих фильмов и передач, а еще и мастерски владел словом. Тексты его фильмов отличались выверенной фактурой и красивым литературным языком. А тема, поднятая в очерке, злободневна до сих пор. Это тема вживания коренных северян в современный ритм жизни, в новые профессии, незнакомые им раньше. Герой очерка старый коряк Навилгиргин, житель прибрежного поселка Вывенка, что на севере Камчатки, потерял покой, думая о своих сыновьях. Один сын — первый из коряков капитан рыболовного сейнера, другой — первый из коряков журналист. Ни той, ни другой профессии отец не понимает. Сына журналиста у него забрала тундра — он погиб, замерз, и после него остались только непонятные для старика слова на газетной бумаге. Думает Навилгиргин: неужели стоило всю жизнь ходить по тундре, чтобы добывать не зверя, не пушнину, а слова? Стоило ли гибнуть ради них, оставшихся мертвыми на бумаге? Сына капитана у него забрал океан. Да, сын живой, но он всегда в море. Что он там делает? Как можно ловить рыбу с большого корабля? Как можно ее найти среди огромного океана? А, главное, как можно жить вдали от семьи, от отца, среди железа?
Нет покоя старому коряку. И к поселку он никак привыкнуть не может, к русскому дому. Каждый день идет в тундру, чтобы вдыхать ее родные запахи. И думает о сыновьях. О том, как неузнаваемо изменила их современная жизнь. Неужели к старому, привычному возврата уже не будет? Неужели и души северян она изменила и еще изменит? Как это отразится на жизни народа?
И еще одну, пусть параллельную, но не менее злободневную тему поднял в очерке Валерий Горбиков — бережное отношение к природе. Она дает человеку все необходимое для жизни. Так будь же рачительным хозяином, не навреди, возьми столько, сколько нужно, но не переусердствуй. Увы, не все люди живут по этому, вроде бы понятному закону жизни. Не все. Приходится бороться. Почему? Откуда берутся рвачи, а то и нелюди? Зачем им больше? Почему они не уважают окружающих, плюют на общечеловеческие принципы? Сегодня он хапнул, а дальше — хоть трава не расти, пусть хоть все человечество вымрет.
Разве сейчас не так? Разве так называемые олигархи не этими античеловеческими законами пользуются? И не только олигархи, но и многие из мелочи от предпринимательства. И простые люди берут это на вооружение. Потреблять, потреблять, потреблять! И ничего более не надо — ни культуры, ни духовности. Наоборот, они только мешают, совесть шевелят. Поэтому и от хороших, настоящих книг отказываются. Проще смотреть по телевизору развлекательные шоу, игры, слушать попсу, юмористов. Тогда и думать не надо, и совесть не тревожится.
Прекрасный очерк оставил нам Валерий Горбиков. Да еще и красивый. Есть у него и другие подобные работы, разбросанные по газетам. Занимаясь телевидением, Валерий Дмитриевич не очень-то дорожил своими рукописными творениями, не собирал их, не складывал. А зря. Теперь, после его смерти, это придется сделать кому-то за него, если, конечно, такой человек найдется.
В этой связи хочется еще и еще раз обратиться с благодарностью к писателю Валентину Пустовиту, собравшему книгу покойного друга — поэта Владимира Науменкова. Несколько лет Валентин Пустовит собирал стихи и поэмы Науменкова. Где только их не находил, вплоть до магнитофонных лент на старых бобинах. Не всякий человек решится на это. Особенно творческий, когда и самому пишется взахлеб, а тут надо заниматься большим, кропотливым делом, отнимающим много времени. За этот подвиг литературная, культурная Камчатка еще не раз скажет Валентину Пустовиту спасибо, ибо чистая, русская поэзия Владимира Науменкова — одна из самых любимых, самых востребованных в регионе.
Валентин Пустовит известен на Камчатке еще и тем, что составил региональную «Книгу памяти», собрав имена камчатцев, погибших во время Второй мировой войны. Именно Второй мировой, так как книга не ограничивается лишь Великой Отечественной, а содержит и имена погибших в войне с Японией. Колоссальная работа! Конечно, над «Книгой памяти Камчатского края» работал целый коллектив, но именно Пустовит являлся центром этой работы, ее вдохновителем, на его картотеку, собираемую многие годы, она опиралась.
Надо сказать, что работа эта, и вообще тема войны, так и не отпустила Валентина Пустовита. В своем литературном творчестве он касается ее постоянно. В сборнике «Камчатка» за 2010 год он отметился большим циклом лирических стихов, открыв его стихотворением «Июнь». Читая, быстро понимаешь, что имеется в виду июнь 1941 года.
Наверное, это символично — открыть цикл лирики солдатскими раздумьями о тишине, которая, возможно, скоро прервется (а мы-то знаем, что действительно прервалась). Отец Валентина Пустовита вместе с матерью прошли войну, сам он родился в 1944 году в освобожденном Львове. Память о войне живет в нем на генном уровне, и он не может о ней не писать. Как не может не писать о любви — что в стихах, что в прозе.
Открывает альманах «Камчатка» документальный рассказ Михаила Жилина «На необитаемом острове у робинзонов». Совсем не зря именно это произведение стоит в сборнике первым: рассказ с первых строк захватывает читателя и уже не отпускает до конца. Хочешь не хочешь, а романтика в тебе проснется, когда плеснет на тебя с книжных страниц крепким соленым морским прибоем и синевой северного неба. Когда услышишь многоголосье морских птиц и хруст гальки под осторожными шагами людей. Две женщины живут на малюсеньком скалистом островке в Тихом океане среди галдящих птичьих базаров. Обе достаточно известны в мире орнитологов, они изучают морских птиц. На острове нет пресной воды, постоянно дуют ветры, женщины живут в палатке и страдают от сырости. Но есть всепоглощающая, любимая работа. И ответственность за эту работу, за ее качество. Есть энтузиазм настоящих ученых.
Михаил Жилин и сам орнитолог, хотя по образованию журналист. Однажды он взял в руки фотоаппарат и начал снимать птиц. И увлекся этим. А потом написал книгу «Птичьи базары» и проиллюстрировал ее своими снимками. Теперь эта книга — не только украшение книжных полок, но и настоящий справочник, пособие по морским колониальным птицам.
Жизнь Михаила Жилина — сплошные походы и приключения. Недаром с ним дружит и даже состоит в соавторстве Василий Песков. Их совместная книга «Русский след» (М., 1994) посвящена Охотоморью, Камчатке, Командорам и Аляске. Она говорит о географии интересов Михаила Жилина. Но особое место в этой географии все-таки занимают Командорские острова. И связанная с ними личность мореплавателя Витуса Беринга. Именно им писатель Михаил Жилин отдает всю свою любовь и значительную часть творчества.
А еще он сотрудничает с детским журналом «Муравей», в который пишет рассказики о животных. Им же составлена документальная книга «Плавать по морю необходимо», в которой многочисленные авторы много и подробно рассказывают о работе в море, и не только рыбацком. Этот морской сборник до сих пор является самым полным повествованием об отечественном мореплавании начиная со времен Петра Великого. Сейчас Михаил Жилин составляет примерно такую же книгу о покорителе Камчатки казаке Владимире Атласове. Называется сборник «Камчатский Ермак».
В рассказе Владимира Нечаева «Лодка до Каюма» герой возвращается в детство, в края, где вырос, где «через тундру текли чистые воды Каюма, где обитали большие серебристые рыбы». Проза Нечаева как будто бытовая, спокойная, но задевает за живое. Все мы не раз мысленно возвращаемся в детство. Вспоминаем мать, отца, дедушек и бабушек, свои чистые реки и своих больших рыб. Но, вспоминая, думая, мечтая, в реальности бываем в родных местах редко. А там, как у героя Владимира Нечаева — братья, могила отца, развалины поселка. И он, герой, оставив в городе все дела и даже беременную жену, летит на малую родину. Летит, ибо это Камчатка, и здесь в абсолютное большинство уголков «только самолетом можно долететь». Летит, волнуется, ждет встречи с родиной и одним из братьев, который встречает его в аэропорту.
Как правило, человек, вернувшийся на родину после долгой отлучки (если эта родина — местечко в глубинке), а сам он городской, видит пыль и прах. «Крыша у барака просела, как проседает кладбищенская земля», — отмечает герой Владимира Нечаева. И даже нос у его старшего брата кажется ему излишне заострившимся, как у покойника. И двери во многих домах заколочены. Это в Караге, в еще живом, жилом поселке. А уж в родном, брошенном, ждут его только развалины. И это не метафоричность, автор ничуть не преувеличивает. Глубинные поселения Камчатки давно в упадке, денег остро не хватает даже на зарплату людям, не говоря уже о ремонтах и тем более новостройках. Поселки доживают, а люди-то живут. Только телевизор, работающий на нескольких каналах (какой прогресс!), показывает им настоящую жизнь — блеск и роскошь Москвы, сатанизм большинства телеведущих и политиков. В глубинных поселках четко видна ложь современной российской жизни. Их обмануть трудно. Но взять на доверчивости можно. И ведь берут.
«Не разбавляя, они пьют спирт и запивают водой из чайного горлышка». Не может русский человек выговориться в другой обстановке. Да еще наедине с братом. Да еще в старом, увядшем далеком поселке на краю земли, где главное украшение домов — черный рубероид. Они пьют и поют песни молодости, в которой было много надежд. И герой так и не попадает в родной, нежилой поселок, не навещает могилу отца. А жена, оставленная в городе, по какой-то роковой случайности теряет ребенка. Печальный, несправедливый финал. Хочется в этом упрекнуть автора, но, осмыслив ситуацию, соглашаешься, что иного и не могло быть. И шторм, описанный в финале, не случаен. Он все сотрет, перемоет, чтобы люди могли начать как бы сначала. Но и следующий финал опять будет предсказуемый — печальный и, возможно, даже трагический.
«Куда идти? Ориентиров нет…» Это уже стихи совсем молодой поэтессы Кристины Саушкиной. Дрожь охватывает, когда читаешь такое у молодых. «Опять — шаги в потемках наугад. То камень примешь за бесценный клад, то пень — за друга, спасшего от бед».
Кристина Саушкина единственная, пожалуй, из молодых, начинающих камчатских поэтов, кто чутко слушает и слышит пульс современной жизни. Она уже многое поняла в отличие от сверстников, которые действительно потеряли ориентиры, и главный из них — опыт старшего поколения. Молодежь не только не хочет пользоваться этим опытом, но и откровенно издевается над ним. И не юношеский максимализм тут виноват. Виноваты ложные ценности, которыми напичкана молодежь. Ложные представления о свободе, за которую принимают вседозволенность.
Кристина много читает, многое осмысливает. Ее ведет творчество. И не только литературное, она — художник, член Союза художников России, самый молодой на Камчатке. Ее картины, как и стихи, философичны.
Молодежь оторвали от старшего поколения. Искусственно оторвали. Школа уже давно не занимается воспитанием, порой даже кажется, что учителя, особенно молодые, курят на переменах вместе с учениками. В церковь молодежь не идет, за редким исключением. Взрослые им не пример и не указ. Камчатка тонет в наркотиках, тонет в пиве. А супермаркеты — все выше, богаче. Здание наркополиции — самое современное и красивое в Петропавловске, что наводит людей на определенные мысли.
«Человек человеку — еж», — пишет Кристина Саушкина. И еще: «Чуда не будет. А день такой подходящий…»
Для молодежи чуда не будет. Вот только как ее отогреть, защитить, куда спрятать, если на улице — сумятица и ложь? И зазывают не в ту сторону…
На фоне вышесказанного рассказ Ирины Оснач «Мамочка» дарит читателю настоящую, первозданную, чистую человеческую радость. Ребенок родился!
Но, честно говоря, впервые приходится читать столь детальное описание родов. Сначала кажется, что это излишний натурализм: «Малыш рвался из меня на волю, я даже ощущала, как он толкается головкой, прокладывая себе путь…» Но вскоре эти детали уходят на второй план, следишь только за эмоциями и переживаниями и сам начинаешь сопереживать героине и ее соседкам по роддому, особенно когда героиня неумело молится. И ждешь вместе с нею нового человечка. А он все не рождается, все мучает болями мать. И вдруг — пустота. «Девочка, девочка у тебя!»
Слава Богу! Кончились боли, пришла долгожданная радость. «Девочка, нахмурив лобик, прислушивалась к миру…»
Сколько забот у матери впереди. А сколько будет проблем. Неужели и она, в конце концов, потеряет связь с этой девочкой, которую рожала в муках? Как вернуть связь поколений? Как? Где взять такие руки, которые подхватят наших падающих в бездну детей?
Этот выпуск альманаха «Камчатка» содержит необычные иллюстрации. Камчатский историк и краевед Анастасия Сесицкая написала специально для альманаха статью «Художники рисуют для газеты». Автор занимается историей камчатской прессы и на этот раз рассказала читателям о художниках, рисовавших в газету «Камчатский комсомолец». Она констатирует: «Наибольшее количество рисунков, причем художественных, встречается в газетах за 1960–1970-е годы».
Материал интересен не только с краеведческой точки зрения, но и с искусствоведческой. Многие художники, печатавшиеся в газете, впоследствии стали профессионалами, получили признание и известность. Организовывались их выставки. А вот об их газетных работах мало кто знал. Теперь многие из них опубликованы в альманахе.
Дополняет иллюстративный материал подборка фотографий с бывшим редактором альманаха Евгением Гропяновым, ушедшим из жизни 5 декабря 2010 года. Собственно, весь выпуск альманаха посвящен его памяти. Публикуются воспоминания Валентина Пустовита об ушедшем друге и коллеге, а также два литературоведческих очерка самого Евгения Гропянова под общим заголовком «Заметки очевидца».
Хочется надеяться, что осуществится и выпуск альманаха «Камчатка» за 2011 год. Правда, тоже с опозданием, но есть уверенность, что с небольшим. Примерно в апреле-мае 2012 года он может выйти в свет. Тем более что губернатор Камчатки Владимир Илюхин обещал участвовать в его финансировании.
|
