H X M

Публикации

Подписаться на публикации

Наши партнеры

2012 год № 1 Печать E-mail

По-людски… не

«Эту книгу писать не мне бы одному,

а раздать бы главы знающим людям и

потом на редакционном совете, друг

другу помогая, выправить всю».

Александр Солженицын

 

Я за жизнью наблюдаю

из-под столика.

Век двадцатый.

Век необычайный,

Чем он интересней

для историка,

Тем для современника печальней…

Николай Глазков

 

Век двадцатый во всех отношениях — век печальный. Катастрофические войны, революции, череда крушений мировых империй, возникновение тоталитарных режимов, изобретение атомной бомбы, как альтернатива сдерживания, многолетнее балансирование на грани ядерного апокалипсиса. Параллельно всем этим историческим процессам — запредельно-инфернальное существование системы ГУЛАГа. В наше время журналисты пытаются открыть terra inkognito — Зекландию, историки, навострив перья, всяк по-своему, трудятся над его величеством — фактом.

Во Владивостоке вышел двухтомник Николая Сидорова «ГУЛАГ НКВД: анфас и профиль»*. Первый том охватывает период с 1917 по 1953 г. и второй том — от смерти Сталина по наши дни. Это документально-исторический очерк о становлении и развитии уголовно-исполнительной системы, об учебе, прохождении службы и судьбах сотрудников УИС Приморского края. Он иллюстрирован листовками, редкими (иногда шокирующими!) плакатами, фотографиями героев, приказами и инструкциями министерств и главков. Рецензенты: доктор исторических наук Н. А. Шабельникова, кандидат юридических наук, полковник внутренней службы С. А. Лаптев, писатель Л. Н. Князев и ветеран уголовно-исполнительной системы, полковника в отставке Ю. А. Кузнецов (его статья называется «О службе окаянной»).

Что можно сказать «о службе окаянной»? Память отсылает к книге лауреата Пушкинской, Гонкуровской и Нобелевской премий Ивана Бунина «Окаянные дни». Более двух третей века было (и во многом осталось) и продолжается время окаянное — на смену инсценированным судам («Шахтинскому делу», «Промпартии», «Кулацко-троцкистскому», первому и второму Московским процессам, Ленинградскому делу) пришло время заказных отстрелов неугодных политиков и бизнесменов. Первопроходцами и первооткрывателями этой щекотливо-вечной темы по праву остаются писатель Ф. Достоевский с его «Записками из Мертвого дома», доктор Любимов «На Карийской каторге», Чехов «Остров Сахалин», Якубович «В мире отверженных», журналист Дорошевич…

Первые письменные свидетельства существования ГУЛАГа связаны с героическим побегом с Соловков ингуша Созерко Мальсагова и четверых его русских сотоварищей. Двое из беглецов сумели оставить свидетельства: Мальсагов «Адский остров» (Лондон, 1926), Юрий Бессонов «Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков» (Париж, 1926). Да загадочный побег семьи Ивана Солоневича. Но сытая Европа не содрогнулась от ужаса, пропустила мимо ушей и сердца страдания подневольного народа. С наступлением «оттепельной» эпохи к первым летописцам каторжного труда относятся Варлам Шаламов, Димитрий Панин, Лев Кекушев, Сергей Волков, Юрий Чирков, попавший на Соловки в пятнадцатилетнем возрасте и, конечно же, главный летописец ГУЛАГа на все времена — Александр Исаевич Солженицын: «Много издано и напечатано Основ, Указов, Законов, противоречивых и согласованных, — но не по ним живет страна…» Словно согласуясь с ним, Н. В. Сидоров пишет: «…вроде бы все делалось для людей, но не по-людски… Устрашающие Указы рождались ежемесячно».

Между прочим, заметим, что по этим инфернальным законам наше общество живет и поныне. Если бы сами небожители исполняли эти законы, то страна была бы целой и невредимой.

Не станем пересчитывать, сколько судеб перемололи жернова Системы, сколько погибло российских талантов, оставим за скобками и слащавую сагу Бориса Дьякова, полублатную исповедь Некраса Рыжего и «лекции» впрок Александра Хабарова. Работа Николая Сидорова, безусловно, станет полезной подрастающему поколению юристов-правоведов и работников ФСИН, так как изнутри проецируется неангажированный взгляд на систему. Как он сам говорит: «анфас и профиль».

В 1917 году было время всплеска глубинной народной стихии, революционных потрясений, космических смыслов. Время, полное высоких романтических устремлений, ломки нравственных и духовных устоев семьи, религии, трагедии интеллигенции, героических подвигов масс, безоглядной веры в скорое переустройство старого мира; самопожертвования индивида и в то же время раскрепощения самых низменных инстинктов: популяризации свободной любви, предательства высоких идеалов, рядового шкурничества и карьерного подсиживания. Об этих сторонах жизни автор не пишет, но масштабы репрессий в органах были столь же очевидно велики, как в науке, искусстве, образовании, армии, на флоте и во всех других министерствах, в том числе в «окаянном» ведомстве.

Исследуя документы, Н. В. Сидоров приводит многочисленные примеры показной гуманизации пенитенциарной системы и параллельного развертывания великих народных строек, призванных нести очистительный трудовой порыв в массы. По замыслам организаторов, это должно было способствовать перековке блатного и уголовного элемента в добросовестного строителя нового общества.

После ХХ съезда КПСС народ вдохнул, казалось бы, воздухом свободы, но тут же последовало письмо ЦК «Об усилении партийной работы… в массах». «Письмо послужило толчком к новым арестам инакомыслящих, открылся новый этап «Охоты на ведьм» (II том, стр. 29).

Народ поверил словам Хрущева «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» и ответил приростом 20 млн. населения за пятилетку 1956–1960 гг.» (II том, стр. 89). Слово — не масло: на хлеб не намажешь. Больше никто коммунистическим байкам не верил, разве что отпетые шкурники и циники. Страна стремительно вышла на финишную прямую наших дней.

Автор досконально знакомит читателя с бюджетом лагерей, нормами питания заключенных, периодическим закручиванием гаек, смертностью контингента; социалистическими соревнованиями и регулярными побегами заключенных. Приводит факты сожительства должностных и начальствующих лиц с заключенными женщинами; со стремительным карьерным ростом начальствующего состава, а зачастую и крушением этого роста.

Многие явления жизни находятся под прицельным взором и отмечены метким пером автора. Например, гуманный подход к населению в период Гражданской войны. Так один из циркуляров регламентировал возрастные ограничения заключения в концентрационные лагеря лиц от семнадцати до пятидесяти пяти лет. А пятнадцатью годами позже станут расстреливать двенадцатилетних детей и семидесяти-восьмидесятилетних стариков! По свидетельству отсидентов, в лагерях встречались даже столетние сидельцы.

Среди достоинств работы следует отметить упоминание автором о Кронштадтском восстании матросов и трех волнах голодомора (1921, 1932–1933 и 1947 гг.), чудом уцелевшие ошметки этих безумных волн пополнили лагеря сотнями тысяч бесплатных рабочих рук.

Имеются в труде Н. В. Сидорова и недостатки. Во-первых, хорошо было бы показать роль идеологов и основателей системы ГУЛАГа Натана Френкеля, миллионера, владельца газеты и «лесного короля» Черного моря, чудом избежавшего расстрела, расторопно подавшего Сталину докладную записку, в которой содержалась идея тотального использования труда невольников. А также рассказать о роли Иды Авербах, жены Ягоды и родной сестры Леопольда Авербаха, предшественника А. Фадеева на посту руководителя советских писателей, сгинувшего почти одновременно вместе с сестрой. Если в своей докладной записке Натан Френкель педалировал на экономическую составляющую труда заключенных, то Ида Авербах теоретически обосновала политическую, плакатно-агитационную сторону дела.

Во-вторых, я бы отметил отсутствие среди персоналий, включенных в первый том, многих фамилий, например, начальника Владлага А. А. Данилова, бывшего главы ДВР Н. А. Краснощекова и других.

Имеются и практически забавные неточности. Так, говоря о 1917 годе автор приводит цифру «…беспризорных детей в 7 млн. человек». Я готов поверить этой цифре по состоянию на 1921 год, но никак не на 1917-й.

Понятно, человек всего знать не может, но хотелось бы прочесть хоть намек на воровство золота в Приморском крае, по которому в 1978 году был осужден один из братьев Маньшиных, репатриант из Китая. Прицепом получил восемь лет и начальник снабжения края Скорик, отбывавший свой срок кажется, в колонии № 27 Хасанского района. Ведь, что характерно, в «документальной» книге человека Системы Александра Токовенко «Груз 500» о многолетнем воровстве золота в Приморье нет ни слова. Промолчал об этом в двух книгах своих «мемуаров» самый осведомленный человек в крае генерал-лейтенант КГБ Григорьев.

Ничего не написал Н. В. Сидоров и о череде загадочных «самоубийств». Например, бывшего начальника Дальневосточного пароходства В. Бянкина и командующего Дальневосточным пограничным округом генерала Ковтуна. Но эти сведения хорошо спрятали люди Системы, которые еще в те далекие годы приступили к первоначальному накоплению капитала и на всех парах устремились в нынешний советский капитализм.

И все же, несмотря на мелкие ошибки и неточности автора, у книги больше достоинств, чем недостатков.

Солженицын мечтал о коллективном труде отдельных подвижников и историков. Наиболее добросовестными из них работа уже начата. Среди этих подвижников, безусловно, и автор этого двухтомника, сумевший благополучно обойти рифы некрофилии и ксенофобии, столь модные ныне. Тем более что, по собственному же его выражению, автор — «выходец из сталинской шинели», потому исторические свидетельства его ценны вдвойне.

 

Александр Егоров

 

 


 

* Сидоров, Н. В. ГУЛАГ НКВД: анфас и профиль / Н. В. Сидоров. — Владивосток: Восток-Контакт, 2011. — Т.1. — 324 с. : ил.; Т. 2. — 370 с. : ил.– Тираж 500 экз.

 

Архив номеров

Новости Дальнего Востока