H X M

Публикации

Подписаться на публикации

Наши партнеры

2012 год № 4 Печать E-mail

Велимир ПЕРЕХОЖЕВ. Особые полномочия полпреда

Алексей ВОРОНКОВ. Современные этюды

 

 


 

 


Велимир ПЕРЕХОЖЕВ

Особые полномочия полпреда


Мгновения будущего в высказываниях министра Виктора Ишаева

 

 

Эта новость для многих была сногсшибательной. Полпреда президента в ДФО Виктора Ишаева, которого в свое время перевели из губернаторов в полпреды, вдруг теперь назначили исполнять еще одну должность — министра по развитию Дальнего Востока. Некоторые хабаровчане дружно воскликнули в момент этого назначения — ух ты! Впрочем, погодите, давайте проанализируем, покумекаем, что может дать дальневосточникам Виктор Иванович, глядишь, и придем к более рациональному мнению о тех подвижках в структуре власти, которые произошли.

 

В поход за нормальной жизнью

Особенность в том, что принятое решение о создании министерства по развитию Дальнего Востока — это, собственно, делегирование полномочий из федерального центра на места. И Виктор Иванович назвал такое явление нормальной практикой. В начале июня в СМИ появились сообщения, что направленное в правительство России положение о министерстве по развитию Дальнего Востока якобы предполагает введение на территории ДФО особого режима государственного управления, включая ограничение или полную отмену вмешательства других федеральных органов в дела округа. Но об этом ли думает народ? Главный вопрос, задаваемый сегодня чаще остальных: как будем жить дальше?
— Задача любого руководителя — обеспечить нормальную достойную жизнь людей. Губернатора — на территории субъекта федерации, полномочного представителя президента — в объеме данных ему полномочий на территории всего федерального округа, а задача президента — забота о жителях всей России, — отвечает полпред и министр по развитию Дальнего Востока Виктор Ишаев. — Политику федеральную, региональную или муниципальную разделять нельзя. Только консолидация сил всех ветвей власти на какой-то проблеме может обеспечить действительно ее эффективное решение. Исторически так сложилось, что Дальний Восток в силу различных причин — географических, экономических, политических — был оторван от центральной части России. До недавнего времени и дальневосточные территории вынуждены были развиваться несколько самостоятельно, оторванно друг от друга. Но не бывает так, чтобы в экономической системе, в том числе дальневосточной, один регион развивался только на своей территории. Не случайно мы еще в 1996 году, когда писали федеральную целевую программу социально-экономического развития Дальнего Востока, отмечали необходимость комплексного развития Дальневосточного экономического района с учетом как особенностей, так и схожести субъектов Федерации. Тогда никто даже не подозревал о создании федерального округа. Сегодня в рамках ДФО, работая совместно с губернаторами, депутатами всех уровней, российскими министрами, руководителями территориальных органов федеральных ведомств и представителями бизнеса, нам многое удается решить. Сейчас, например, вместе с главами дальневосточных территорий и министерством регионального развития мы работаем над проектом Госпрограммы социально-экономического развития Дальнего Востока и Байкальского региона до 2025 года. Ее цель — закрепить и приумножить население на Дальнем Востоке, улучшить жизнь людей.
Вот тут и возникает к Виктору Ивановичу вопрос: а кто будет закреплять, приумножать, улучшать все? Народ-то рванул на запад, за границу. На Дальнем Востоке доля населения всего 4,4 процента от общероссийского.
— И тем не менее доля производимого валового регионального продукта — 5,4 процента, то есть имеем коэффициент 1,25, — вставляет ремарку Виктор Иванович. — Но это-то как раз и значит, что мы работаем более эффективно, чем запад страны, где проживает основная масса населения.
Однако все познается в сравнительных цифрах. К примеру, в 2011 году совокупный объем валового регионального продукта, произведенного в субъектах Российской Федерации округа, увеличился, как сказал Виктор Иванович, по сравнению с 2010 годом на 5 процентов и составил 2,3 триллиона рублей. Общероссийский прирост совокупного ВРП, по предварительным данным, составил 4,1 процента. При этом, если взять за базовые показатели объемы произведенного ВРП в 2008 году, мы увидим, что в целом по Российской Федерации его физический объем в сопоставимых оценках в 2011 году сравнялся с базовым годом, хотя совокупный ВРП дальневосточных территорий увеличился на 13 процентов. Индекс промышленного производства в 2011 году составил в целом по округу 107,8 процента. В среднем по Российской Федерации — 104,7 процента.
Многие недоброжелатели говорят, что дальневосточное промышленное производство приказало долго жить. И его никто поднимать не собирается.
Но-но, а так ли это? Не так. По оценке министра по развитию Дальнего Востока Виктора Ишаева, промышленное производство в округе продолжает наращивать свои объемы, в то время как общероссийское производство лишь незначительно превысило свой докризисный уровень. Рост его в ДФО по отношению к 2008 году составил 23,7 процента, в среднем же по Российской Федерации — 2,9 процента. При сравнении данного показателя с объемом промышленного производства, достигнутого в 1990 году, получается, что в 2011 году на Дальнем Востоке он вырос на 3,6 процента, в то время как в среднем по Российской Федерации снизился на 19,3 процента.
А как обстоят дела в сельском хозяйстве, в строительстве жилья?
— Больная тема — сельское хозяйство, — продолжил Виктор Иванович. — Однако показатели несильно разнятся. Производство валовой продукции сельского хозяйства (в хозяйствах всех категорий) в целом по федеральному округу составило 115,8 млрд. рублей или 109,6 процента к уровню 2010 года. В среднем по Российской Федерации — 122,1 процента. Применяя в качестве базы показатели 1990 года, мы видим, что производим сельскохозяйственной продукции на 12 процентов меньше в целом по России и на 45,3 процента меньше на Дальнем Востоке по сравнению с базовым годом.
Объем привлеченных в 2011 году на территорию Дальнего Востока инвестиций в основной капитал составил 119,4 процента по сравнению с 2010 годом и увеличился на 25,5 процента по сравнению с 2008 годом, но в среднем по России данный показатель увеличился на 6,2 процента по сравнению с 2010 годом. Однако приходится констатировать его снижение на 5,6 процента по сравнению с 2008 годом.
В целом по федеральному округу введено более одного миллиона восьмисот тысяч квадратных метров жилья, что на 15 процентов больше, чем в 2010 году. Но справедливости ради следует сказать, что это составляет менее половины того, что мы построили в 1990 году — 3,8 млн. квадратных метров.
Цифры, конечно, утомляют, тем не менее они отражают истинное положение дел во всех отраслях народного хозяйства. Чего греха таить, многие производства развивались в последние три года по той самой причине, что были грамотно организованы командой Ишаева в прошлые годы. Их лихорадило в девяностые годы, колотило в двухтысячные, но ведь выжили. Отсюда глобальная задача:
— Министерство должно обеспечить выполнение всего множества программ по развитию Дальнего Востока — и федеральных, и региональных, и отраслевых, и программ корпораций, — высказал еще мнение Виктор Иванович. — Эти программы разобщены и не решают общей задачи, поэтому управление этими программами должно быть организовано на должном уровне вместе с субъектами Федерации.

 

Направление главного удара

И все же вернемся к особым полномочиям министра по развитию Дальнего Востока Виктора Ишаева. В последнее время много говорили о госкорпорации, но вот вдруг появилось министерство. В интервью журналу «Огонек» Виктор Иванович сказал, что вопрос о создании корпорации до сих пор не решен, да и будет ли решен, никто пока не знает. Однако координировать работу, как сказано выше, надо было. Создание министерства — это требование времени. И Виктор Ишаев четко определил:
— Министерство по развитию Дальнего Востока — структура с принципиально иными функциями, чем госкорпорация. Идея создания такой структуры вызревала долго и имеет свою историю, которая началась еще при Черномырдине. А логика решения проста: если существует набор разных масштабных госпрограмм, рассчитанных на развитие региона, должно быть одно ведомство, которое за них отвечает, с соответствующими координационными, административными и контрольными полномочиями.
Сказать конкретнее, без такой структуры надеяться на эффективную реализацию государственных проектов по обустройству гигантских территорий невозможно. Но контрольные полномочия есть у полпреда, каковым является Виктор Ишаев, зачем ему еще обязанности министра?
По его словам, институт полпредства — для координации действия различных исполнительных структур, правоохранительных в том числе. У полпреда есть контрольный департамент, который работает по плану контрольного управления администрации президента, это очень серьезный инструмент, который помогает наводить порядок. Фактически в случае необходимости мы можем проверить или, если хотите, простимулировать любую структуру и любое другое министерство, и это является исключительной и уникальной прерогативой.
— Не скрою, во многом именно по этой причине я согласился занять пост министра: теперь я точно знаю — это должность не декоративная, она обеспечена необходимыми полномочиями. Вот несколько цифр. До 2015 года государство в рамках финансирования почти трех десятков целевых программ вложит в регион 3,3 триллиона рублей. К 2018—2020 годам — еще 9 триллионов. Для того чтобы присматривать за такими деньгами, простого полпредства или министерства мало…  Поэтому, согласно указу президента о формировании министерства, глава ведомства одновременно является полномочным представителем Президента РФ в Дальневосточном федеральном округе.
Коли в регион будут вкладываться огромные средства, то главный вопрос к министру Виктору Ишаеву: насколько эффективно будут расходоваться деньги?
— Ежегодно Дальний Восток недополучает как минимум 300 млрд. рублей за счет того, что не выполняются лицензионные соглашения по добыче полезных ископаемых, без пользы расходуются ресурсы, крадется прибыль и так далее. Малайзия, например, с одного куба древесины получает 627 долларов, а мы в среднем по ДФО — 90, а в ряде мест и вовсе 30. Разве это не объект для пристального внимания? А вот другой пример: документально — по таможенным декларациям — доказано, что мы продаем в регионе товаров на 1,2–1,6 млрд. долларов больше, чем по отчетности, которую компании предоставили нам. Разве не очевидно, что этим стоит предметно заниматься? Есть даже проблема «административных теней»: филиалов, отделов и отделений различных федеральных структур на Дальнем Востоке сотни, если не тысячи, но чем реально они занимаются, сколько бюджетных средств проедают, один бог знает. Инвентаризация тут необходима.
Похоже, слабым на руку руководителям производств, административных единиц, фирм, акционерных обществ, так или иначе привязанных к госбюджету, придется в скором будущем подвергнуться хорошей проверке, а потом туго затянуть пояса — время откорма их кошельков заканчивается. При двойном контроле бюджет облегчать теперь будет сложно. И тем 250 специалистам, которые будут работать в министерстве развития Дальнего Востока, будет тоже непросто. Ведь это огромнейшая территория. Дальний Восток — наиболее удаленный от европейской части регион России. По данным Википедии, население — 6,3 млн. человек (около 5 процентов населения России). Дальний Восток — самый депопулирующий регион страны: за период 1991—2010 гг. демографические потери составили 1,8 млн. человек, или 22 процента населения. Площадь региона — 6169,3 тыс. км², или около 36 процентов территории РФ. Географически, исторически и по активности миграции населения к Дальнему Востоку нередко относят Забайкалье. В настоящее время российский Дальний Восток как административный округ включает в себя 10 субъектов Федерации: Республику Саха (Якутия), Приморский и Хабаровский края, Амурскую, Магаданскую, Сахалинскую, Камчатскую области, Еврейскую автономную область, Чукотский и Корякский автономные округа. Дальний Восток можно условно разделить еще на север и юг. Юг более благоприятен для хозяйственного освоения. К югу можно отнести Амурскую, Сахалинскую и Камчатскую области, а к северу — Магаданскую область, Якутию. Вот и представьте себе, как контролировать этот огромнейший регион.
Народ бежал с Дальнего Востока от бедности, удаленности от центров России, бесперспективности. Среднедушевые денежные доходы населения увеличились по сравнению с 2010 годом на 10,7 процента и составили, по предварительной оценке, 23 тысячи рублей. Но, несмотря на то что среднедушевые денежные доходы населения дальневосточников в номинальном выражении на 12,3 процента превышают среднероссийский уровень, с учетом паритета покупательной способности их величина в целом по округу составляет лишь 87 процентов средней величины по Российской Федерации. То есть, если среднестатистический россиянин на свои полученные доходы может приобрести 2,25 фиксированного набора потребительских товаров и услуг, принятого для межрегиональных сопоставлений, то дальневосточнику доступно, исходя из его доходов, лишь 1,95 такого набора, а дальневосточному пенсионеру и того меньше — всего 0,8. Есть и другие показатели, например, продолжительность жизни. Оценочно в России — это более 66 лет, на Дальнем Востоке — 64 года.
Все это Виктор Иванович, конечно же, знает. И тем сложнее ему будет налаживать нормальную жизнь на Дальнем Востоке, коли чиновники будут совать палки в колеса.
Сейчас, как никогда, ему нужна поддержка всего населения Дальнего Востока. В особом районе России требуется и особое управление. Поэтому одним из требований проекта положения о министерстве по развитию Дальнего Востока было введение особого режима. Ведомство под руководством Виктора Ишаева будет также опираться на три главных элемента: федеральные деньги, неотвратимость наказания региональных властей и федеральное имущество. Министерство получит под свою опеку природные ресурсы. И здесь кончится вольница для многих прохиндеев, засевших в коридорах власти.
Всего же положение о министерстве предлагает переписать 26 нормативных актов — от федеральных законов и указов президента до приказов отдельных федеральных ведомств. Эта работа займет продолжительное время. Но, как говорится, игра будет стоить свеч.
Виктор Иванович человек слова и дела. На сегодняшний день вопрос госкорпорации остается открытым, но не забытым. К нему, похоже, власть еще вернется.

 

 


 

 


Алексей ВОРОНКОВ

Современные этюды

 

 

«Конопляное» поколение

 

Ночь позднего сентября подкралась быстро — не успели мы как следует отстоять вечернюю зорьку, как свет дня скрылся за дальним неясным горизонтом. Стало темно и неразличимо все вокруг: и прибрежные камыши, и разбитая дорога, ведущая к озеру, и наша вездеходная «Нива», что притаилась за невидимым уже с берега бурьяном возле случайного полевого холмика. Однако пора возвращаться на стан, подумал я и окрикнул напарников — недавнего подполковника, а ныне молодого пенсионера Володю и местного, то бишь деревенского нашего товарища Сашу, который и пригласил нас в свои места на охоту.
Мы возвращались негромко. Хвастаться было нечем: за все те долгие минуты, которые мы просидели с ружьями в камышах, в комариной засаде, на озерную гладь, к нашим подсадным, сели лишь две кряковые. Где-то над нами, правда, в опускавшемся вечернем сумраке было несколько чутких утиных пролетов, но утьва летела на дальние болотца, на протоку же садиться не решалась. И вот серебрится сейчас под неясным небесным светом эта протока, кажется, жизнью дышит, а мертва: ни всплеска рыбы, ни утиного скупого покрякивания.
Не успели мы дойти до стана, как услышали в ночи осторожный треск мотоцикла. Кто-то с выключенными фарами явно старался не шуметь — ехал на малом газе. Мотоцикл остановился в нескольких шагах от нас. Тут же украдкой две тени метнулись к полям. Напрягая зрение, я кое-что успел разглядеть: это были двое парней. Один из них нес в руках, если я не ошибаюсь, мешок, другой же был вооружен топором.
— Конопельщики поперли, — тихо сказал Сашка. — Сейчас всю ночь будут «травку» «косить».
— Нарки, что ли? — решил уточнить я. — А зачем топор?
— А это чтобы в случае чего по башке дать тому, кто захочет помешать их промыслу...
— И на такое даже пойдут? — попробовал усомниться я, но вместо ответа услышал негромкий рокот еще одного мотоцикла.
Потом был еще один двухколесный транспорт, и еще... Сборщики дурман-травы ехали и ехали. Мимо нас гуськом проносились человеческие тени, которые исчезали в полях. Было тревожно на сердце и гадко от сознания того, что ты, как бы находясь на пиру порока, не в силах остановить этот пир...
...В этот большой дом я переехал в конце восьмидесятых. Дом поначалу показался мне веселым скопищем счастливых людей, успевших бесплатно «урвать» перед самым началом беспощадных реформ по нескольку десятков квадратных метров жилой площади. Но это было ложное мое представление о нечаянном счастье. Вскоре наше пребывание в новом доме стали омрачать дикие выходки как некоторых представителей старшего поколения жильцов, так и юного. Старшие пили и дебоширили, младшие уродовали подъезды — лифты, почтовые ящики, стены и проч., а кроме того, они стали оккупировать подвалы, где брали первые уроки входившей тогда в моду токсикомании. Они доставали где-то какую-то вонючую дрянь, надевали на себя полиэтиленовые колпаки и дышали испарениями этой дряни, дышали — пока не дурели. Одних потом находили живыми, но с одурманенными мозгами, других мертвыми. На наших глазах «расцветало» во всей своей красе поколение мальчишек и девчонок, которое изначально было упущено своими родителями.
Поколение озлобленных, колючих и непримиримых отчаюг.
Недавно услышал по радио хорошие слова одного крестьянина, которому, как он сказал, очень повезло в жизни: он сам прожил честно свою жизнь и воспитал трудолюбивых, умных и честных детей. Так вот этот крестьянин изрек, что-де хорошие дети получаются только у хороших родителей, в благополучных семьях. Он, конечно же, под благополучными семьями подразумевал не те, где есть солидный материальный достаток, а те, где существует родительское тепло, родительское участие и внимание. В своем же новом многоквартирном доме я стал свидетелем того, как дети были брошены на произвол судьбы. Выплывайте из этого дерьма сами, сказали родители, а мы будем заниматься своими делами.
Увы, условия нынче не те, чтобы благополучно выплыть. Жестокое нынче время, время тотального равнодушия к людям. И дети, по сути, в большинстве своем сироты. Они воспринимают веяние времени буквально и потому стараются существовать в «свободном» обществе в меру своих сил и возможностей свободно. Это дети подвалов и базаров, дети улиц и заброшенных домов. Сегодня вся наша жизнь похожа на эти самые заброшенные дома, и опущенные или опустившиеся на дно своей неприкаянной судьбы ребятишки чувствуют себя в ней вольготно. Ведь они с самого детства отравлены абсурдом бытия, а проще говоря, отравлены этой дикой вседозволенностью, возникшей по равнодушному приговору старших.
...Дети в моем доме росли и матерели в своей запущенности и пороках. Я, как и некоторые мужики в этом доме, кто видел и понимал всю эту трагедию, пытался вразумить молодняк. Но это были те еще ерши. Попробуй укуси — кодляком зубы выбьют или, в лучшем случае, пригрозят как следует. Во всяком случае, пакостили они постоянно тем, кто пытался учить их уму-разуму: писали угрозы на стенах, ломали почтовые ящики, резали обшитые дерматином двери, посылали в адрес «злых» соседей угрозы и маты. В доме творился настоящий беспредел, который устроили разбушевавшиеся молокососы. Я пытался объединить мужиков против этой напасти — боялись. Чего? Говорили, что боятся за детей, которых наши хулиганы-де станут терроризировать.
Чувствуя тотальную безнаказанность (а этих ребят, что ушли от обычных норм общества, боялись трогать уже не только родители и соседи, но и милиция), шпана потихоньку входила в раж. Пацаны, по сути, стали хозяевами в доме, на улице, в обществе. Они побросали школы, они даже не пытались устроиться на работу — жили своей какой-то странной жизнью, которая была чем-то средним между жизнью бомжей и представителей воровской «малины». У них, как я заметил, и разговоры-то велись в основном вокруг жизни на зоне.
Накурившись анаши, они, бывало, на весь подъезд вели психопатические разговоры о том, что кто-то там из их знакомых попал в тюрьму, кто-то пошел по этапу, кто-то вернулся с зоны. И были всякие подробности воровской жизни. Как будто эти молодые люди с самого своего изначалья готовили себя к будущей тюремной жизни.
Интересы их были ограниченными. В основном они дурманили себе голову всякой пакостью, потихоньку втягивая в свой бесовый клан других, еще покамест чистых и непорочных. Их боялась вся детвора вокруг. Поэтому им ничего не стоило даже изнасиловать малую девчушку — заранее знали, что та ни за что не пожалуется на них.
Помню, выскочили как-то ночью с женой на крик о помощи в подъезд, а там человек семь сопливых негодяев девочку лет четырнадцати прямо на полу насилуют. Пацаны убежали, а девчонке мы предложили идти в милицию и давать показания. Что вы!
Взмолилась, чтобы мы отпустили ее. Даже к маме своей вести нас отказалась. Боялась, что те ее потом убьют.
Но им нужны были деньги — без денег трудно было жить, даже сидя на шее у родителей. Ах, эти родители этих запущенных детей!
Помню, как они откровенно и надрывно негодовали, когда я возмущался их равнодушием и невниманием по отношению к своим чадам. Они, родители, не хотели даже выслушать меня, агрессивно уверяя, что их дети самые что ни на есть нормальные и что я возвожу на них напраслину. А я говорил одно: нужно спасать детей. Иначе они погибнут. Не хотели меня понять. Видимо, думали, что время излечит детей от страшной болезни, которая разъедала их мозги.
Итак, я сказал, что им нужны были деньги. Самый легкий путь — это воровство. И они воровали. Наш многоквартирный дом буквально страдал от набегов грабителей. Люди на работу, а эти, подобрав ключи или проникнув через балкон или окна, а иногда и просто вышибив дверь, залазили в их квартиры. И обворовывали до нитки. Милиция выявляла воров, заводила уголовные дела, но все в конце концов заканчивалось викторией для шпаны. Она так и продолжала властвовать над домом и улицей.
Воровство, уличные грабежи оказались для нашей шпаны делом хлопотным, если не сказать опасным. Начали заниматься бизнесом. Но и здесь они решили действовать за гранью фола. На чердаке, в подвалах стали устраивать мини-заводики по изготовлению наркотиков, а затем эти наркотики продавать и уже вполне запущенным, и только начинающим наркам. В нашем доме теперь, помимо всякой бандитской братвы, появились многочисленные покупатели дури. Мне порой случалось видеть, как происходил торг. В квартиру одного из наркопродавцов звонил какой-нибудь ошалевший от ломки парняга или несколько таких парняг. После коротких переговоров продавец выносил страждущим банку или полбанки некой смеси (или пакетик с «травкой»), а те взамен совали в руки благодетелю смятые купюры или норковую шапку. И здесь не надо было обладать шерлокхолмовским дедуктивным методом, чтобы понять, что эта шапка накануне была где-то украдена или сорвана с головы ночного прохожего...
Родители продолжали смотреть сквозь пальцы на «заботы» своих непутевых детишек, которые целыми днями торчали возле дома, безразлично и безучастно следя за тем, как соседи захлебывались в суете нашей жизни. Порой кто-то из них исчезал, и мы потом узнавали, что кого-то убили, а кого-то посадили в СИЗО за какие-то делишки. А осенью они уезжали на «заработки» в деревню. Возвращались через несколько недель — веселые и счастливые. И мы знали, что «косовица» «травки» прошла у них удачно, так что зима дурманом, а значит, и «бабками» обеспечена.
А тут вдруг в доме пошли аресты. Пацанов брали пачками. За что? Да вот ведь, пришло время отвечать за свои грехи перед государством, перед людьми. Ни в коем случае не хочу злорадствовать — тюрьма, зона — это беда, это трагедия для человека. Но ведь здравый голос давно вещал о том, что такая непотребная жизнь, которую вели мальцы моего дома, не доведет до хорошего. И не довела. Теперь зона... Три года исправительных работ дали нескольким парням за транспортировку наркотика-сырца — их милиция поймала прямо на дороге. Случайность? Но ведь каждая случайность — это песчинка закономерности.
Дом теперь разделился на тех, кто скорбит по этому поводу, и тех, кто тайно, а кто и открыто радуется. Скорбят в основном родители да те, кто понимает, что трагедия отдельной личности — это общая наша трагедия; кто мудр в восприятии цельности жизни. Радуются же обыкновенные уставшие и замордованные жизнью граждане. Те самые, кто думает, что беда всегда обходит стороной тех, кто скрывается в своей скорлупе. Но от беды не скрыться. Придет время, и ребятишки, подкованные законами и порядками зоны, возвратятся в свой родной дом. Тот, кто сказал, что зона исправляет людей, тот ни хрена не смыслит в жизни. Зона не лечит, зона калечит. Лечат в начале болезни. А вы, вы пробовали... Вы пробуете эту болезнь лечить? Вы пытаетесь спасти молодые души от погибели? Если нет, то я вам не завидую. Значит, вы сами сидите сегодня на игле человеческого отчуждения. И страха.

 

Время убийц

...Какая же она, эта Елена Ш., которая обратилась в нашу региональную комиссию с просьбой о помиловании?.. Этого пока никто не знал. Знали лишь одно: сидит она за убийство... А убийц, как правило, комиссия не милует.
Женщина-убийца... Что может быть противоестественнее этого словосочетания? Женщина должна быть женщиной — человеком, дарящим жизнь, матерью, хранительницей очага, заступницей, в конце концов, человеком, приносящим себя в жертву, но ни в коем случае тем, кто лишает кого-то жизни. А тут... Вот мы, сидя в кабинете начальника Благовещенского СИЗО, и пытались представить ее в своем воображении. Это был первый выезд комиссии по помилованию туда, где находится осужденный, пожелавший досрочно выйти на волю. Именно там, в тюрьме или на зоне, можно глубже прочувствовать трагедию переступившего закон человека, увидеть его, так сказать, на фоне беды, лучше понять его, чтобы ответить на вопрос, — а готов ли он выйти на свободу? А достоин ли он ее? А осознал ли он в полной мере то, что совершил зло?..
Заглядываем в досье Елены. Ей в этом году исполняется двадцать шесть, из них почти пять лет она находится в заключении. Как гласят скупые строки, повествующие о трагедии, вечером 21 января 2002 года после совместного распития спиртного с состоявшим с ней в гражданском браке С., она ушла к подруге и вернулась домой только в первом часу ночи. Это и стало причиной ссоры между супругами. С. избил жену, причинив ей легкие телесные повреждения. После этого Лена ушла на кухню, взяла нож и, вернувшись в спальную комнату, где находился С., нанесла ему два ножевых ранения в область сердца... Молодой муж, которому было всего-то девятнадцать и который на два года младше Елены, скончался.
Двадцать седьмого апреля 2004 года после более чем двухгодичного следствия Ш. была осуждена Свободненским городским судом Амурской области по статье 105 ч. 1 УК РФ к восьми годам лишения свободы.
Восемь лет неволи за погубленную жизнь человека... Кто-то скажет, что это очень мало, кто-то, наоборот, с болью отметит: восемь лет за решеткой — страшно! В этом случае без философских рассуждений не обойтись. Будешь долго и мучительно думать, взвешивая каждую деталь, и все равно придешь к одной мысли: произошла страшная трагедия, в которой были загублены сразу две еще неокрепшие души... Только одну уже никогда не вернуть, а другая еще ждет своего Судного часа...
Но какая же она, какая эта Лена? Представлялась этакая отмеченная печатью тюремной жизни опустившаяся девица с колючими глазами и лживыми речами. Этакое ничтожное существо, у которого ни мыслей уже светлых, ни надежд. И вот ее ввели...
Мы сначала даже не поняли, что это была она. Но молодая стройная женщина в темных колготочках скороговоркой, но четко отрекомендовалась по всем тюремным правилам, и тогда каждый из нас понял: она...
О чем можно разговаривать с человеком, который сидит за убийство? Какие вопросы следует ему задавать? Какие нужно ждать от него ответы? Глядя на Лену, и говорить-то не хотелось. И без того было ясно: человек убит несвободой. А если учесть, что это была женщина в общем-то, тонкой психологической организации, что это бывшая студентка отделения японского языка Дальневосточного университета, что она больше похожа на человека, который посещает филармонические концерты и театральные спектакли, то можно было себе представить, в каком мы были замешательстве.
И все же мы должны были разговаривать с ней, чтобы понять, как нам поступить. Нет, мы не боги и нам не дано прощать или не прощать оступившихся, но государство дало нам право прочувствовать психологическое состояние осужденного, подавшего ходатайство о помиловании, более того, высказать свое мнение, достоин ли он выйти на свободу. И мы смотрим, мы анализируем, мы взвешиваем...
О том, что тогда, в январе 2002 года, случилось, мы знали и без нее. Но нам хотелось услышать обо всем из ее уст, узнать то, что, быть может, не дано было узнать даже следователям и судьям. Единственно, чего мы не хотели, чтобы она лгала себе и нам. А ведь ложь, мы знаем, есть орудие многих заключенных. В тюрьме многие люди становятся изворотливыми, ловчат, лицемерят, когда это нужно, заискивают и прочее в этом роде. Их ведет страх, и они делают все, чтобы выжить.
Лена тоже выживала. Ей повезло, если это можно назвать везением: после приговора ее не повезли этапом в колонию, а оставили при СИЗО — в группе хозобслуги. В основном занималась поварским делом, работала в столовой.
Тяжело тут, говорит она, и мы верим ей. И тяжесть, в общем-то, заключается не в том, что к ней персонал изолятора относится жестоко, — это психологическая тяжесть. Она говорит о том, что ей приходится постоянно быть в напряжении, ведь ее окружают не барышни из института благородных девиц — зечки. При этом многие закоренелые, со своей психологией, со своим гонором, стилем поведения. А женщины-зеки, как известно, ничем не лучше своих собратьев мужского пола. Та же жестокость, та же сволочная порой линия поведения. Сказал что не так — накажут по-своему. А наказания эти известны...
Лена почти пять лет живет в такой обстановке. Но ведь сама, сама она возвела себя на Голгофу — никто ее туда не толкал. Кается ли?
Да, мой муж мне по ночам снится, отвечает. И всю жизнь будет сниться. Потому что такое не забывают... Себя не оправдывает. Это мы сами напоминаем ей, что все началось с того, что он избил ее. Грустно улыбается. Виновным его она не считает. А вот себя винит. Зачем, мол, нужно было хвататься за нож? Он ведь, муж ее, был такой молоденький... И вообще, он был хорошим парнем. Ну почему, почему у нее поднялась на него рука?
Как будет жить? Хочет учиться. Нет, не сказала, что будет замаливать грехи в церкви. Может, врать не стала, а может, и не нужна ей церковь-то. У каждого ведь свой пусть очищения. Какой будет ее путь — еще неизвестно. Известно лишь то, что она жестоко себя наказала. Она отравила свою душу на всю жизнь. С этим ей и умирать когда-то придется. Ведь человека-то нет больше. А она будет жить, ходить по улицам, улыбаться, может, даже полюбит кого-то и ребенка от него родит.
«Не могу я больше здесь! Сил моих нет...»
Вот в этих словах сомневаться не приходится. Выбросить на ветер пять лет из без того такой короткой молодости — это страшно. Пять черных лет... Пять несвободных, пропахших камерной шконкой и кислыми тюремными щами лет... Страшно! Мы это понимаем. Нет, мы не прощаем ей, мы входим в ее положение, мы надеемся, что она переболела этой тяжелой болезнью под названием муки совести... Еще мы надеемся, что дальнейшая жизнь этой молодой еще женщины будет совершенно иной — праведной, разумной. Мы говорим ей об этом. Она благодарна нам, и в ее глазах обещание... Я буду лучше, говорят они.
Ну что ж, получай наше добро, женщина. Теперь все зависит от президента страны. Прислушается он к нашему голосу — возвращайся домой и живи. Нет... Впрочем, что гадать...
Но это я толкую лишь об одной судьбе, а в нашу комиссию по помилованию идут и идут письма от заключенных. В основном это письма от осужденных за убийство. Знакомимся с делами и приходим в ужас. Так и хочется воскликнуть: да что же случилось с нами, люди?! Почему мы такие жестокие, почему не ценим человеческую жизнь? Ведь она, жизнь-то эта, раз нам всего дается. Имеем ли мы право губить ее? Я говорю это и о своей жизни, и о жизни чужой...
Когда мы ходим по улицам, то нам кажется, что все мы здоровые и счастливые люди. Но стоит попасть в больницу, и весь мир будто бы переворачивается. Теперь уже нам кажется, что все человечество — это сплошные инфарктники и калеки. То же самое испытываешь в тюрьме... Чтобы ужаснуться нашей действительности, чтобы понять истинное состояние нашей души, необходимо попасть туда хотя бы на часок...
...Бесконечные коридоры, в которых гулко отзываются наши торопливые шаги. Членов комиссии по помилованию в этот день решили познакомить с жизнью и бытом заключенных и подследственных. В сопровождении работников СИЗО ходим от камеры к камере, дышим воздухом несвободы. Вот отделение для несовершеннолетних. Открывается тяжелая дверь, и перед нашим взором предстают бритые наголо пацаны с каким-то потусторонним взглядом. Быстро встав в одну шеренгу, они приветствуют нас. Начинаем интересоваться, кто из них что совершил. Как оказалось, в основном все проходят по 105-й статье УК... Убийцы! Хотя нет, суда еще не было, и их только подозревают в тяжком преступлении. Одного обвиняют в убийстве своего отца, другого — матери, третьего — чужого дяди... Маленькими кажутся они, тщедушными. Но глаза колючие, и желваки ходуном ходят. Видно, переживают, или уже нервы ни к черту. А ведь только начали жить — и на тебе: за ними уже такой тяжкий грех. И уже безжизненность в глазах и страх перед неизвестностью. Что их ждет впереди?..
В женских камерах все то же: почти все подследственные подозреваются в убийстве. Кого-то, правда, уже осудили, и их готовят к этапу. В глазах — смертельная усталость и тот же страх. Они тоже не знают, что с ними будет завтра.
И в камерах, где сидят мужики, та же картина — одни «убивцы». А где же жулики? — интересуюсь у начальства. Где грабители? Где насильники? Оказывается, сегодня больше всего в СИЗО тех, кто лишил человека жизни. Такие вот дела.
Жестокость, крайняя озлобленность, бескомпромиссность и духовная распущенность — вот характерные черты нашего времени. Причин тому много. Иные считают, что во всем виноваты наши нынешние реформы, когда государство стало больше уделять внимания экономике, чем человеку. А еще низкий социальный уровень жизни, при котором многие семьи не сводят концы с концами, а в результате все в них идет кувырком: родители от безнадежности пьют, а дети предоставлены самим себе.
Увы, и у демократии есть свои минусы. Раньше-то поведение людей контролировали все, кому не лень, начиная от парткомов и профкомов и кончая милицией. Сегодня, как говорится, вольному — воля, а пьяному — рай. Жесткий контроль утерян на всех уровнях, но взамен государство ничего не придумало. Вот и пьет народ, вот и дебоширит; банды молодежные создаются, а тут еще жестокость на ТВ смачно пропагандируется. Я это о кинофильмах, где обилие крови компенсирует отсутствие духовного художественного начала. В этой обстановке неокрепшая психика пацанов не выдерживает. Теперь ударить человека ножом — обыкновенное дело. То, что раньше кончалось невинной потасовкой, сегодня зачастую заканчивается трагедией. Вы послушайте, как спокойно пацаны говорят о смерти — будто бы она их родная сестра. Вы посмотрите, как равнодушны глаза ваших детей, как они безнадежно смотрят в будущее. Страшно!
...Не так давно рядом с моим домом случилась трагедия. В летнем кафе сидела компания молодых шалопаев, из тех, что предпочитают в рабочее время вести праздный образ жизни. За ними в нашем доме закрепилась дурная слава: пьют, дерутся, а порой не прочь и наркотики употребить. Соседи мои их не любят. А за что их любить? Самые что ни на есть трутни. По обыкновению пристали они тогда по пьяному делу к юному соседу, который прогуливал собаку возле кафе. Вышла мать мальчишки, пробовала устыдить парней, да только получила в свой адрес порцию хамства. Мальчишку это задело — побежал рассказать обо всем своим братьям. Их у него двое, и они чуть постарше его. Братья психанули и вскоре, вооружившись газовыми баллончиками, ножами и саперной лопаткой, появились в стане гуляк. Атака была такой стремительной, что те опомниться не успели, как рухнули наземь с разного рода увечьями. Одному распороли лопаткой живот и выпустили кишки, другому удар ножом пришелся рядом с сердцем, третьему нанесли несколько колющих ранений.
Братьев арестовали, а наш дом сейчас судит-рядит, кто в этой ситуации виноват. А что рядить? Все мы и виноваты. Это нашими стараниями пришло сегодняшнее время убийц. Наши дети убивают друг друга. А кроме того, и отцов своих, и матерей, и дедушек с бабушками... Страшно!

 

У Папы римского есть в Благовещенске свой интерес

Как известно, разделение христианской Церкви на католическую и православную произошло в начале второго тысячелетия (1054–1204 гг.). С тех пор обе эти основные ветви христианства так и не смогли найти общих точек соприкосновения ни в части духовных исканий, ни в политической, ни в экономической деятельности. Сегодня трудно говорить о том, что их, католиков и православных, когда-то развело в разные стороны. Но считается, что все дело в подходах к вероучению. Так, в отличие от православной Церкви, католическая в свое время приняла филиокве — это важное добавление к символу веры, когда в догмате Троицы признается, что святой дух исходит не только от Бога-отца, но «и от сына». Есть в католицизме и другие, не присущие православию, догматы.
Ни для кого не секрет, что раскол христианства (а в XVI веке в ходе Реформации, отколовшись от католицизма, появился еще и протестантизм) повлиял на политическую расстановку сил в мире. Многие страны, где главной религией является христианство, стали буквально сплачиваться вокруг той или иной конфессиональной, или вероисповедальной, ветви. Так, Западная Европа всецело вошла в зону влияния католической Церкви, тогда как Восточная стала вотчиной православия. Многие века эти политическо-конфессиональные группировки враждовали друг с другом. Результатом этой вражды часто бывали и войны.
Но Мафусаилов век распрей, кажется, завершается. После Второй мировой вой-ны, стремясь преодолеть кризис религии, католическая Церковь стала на путь модернизации догматики, культа, организации и политики. Более терпимой становится и православная Церковь. В результате, конец прошлого тысячелетия ознаменовался тем, что Церкви начали активный поиск путей сближения друг с другом. Большую роль в этом сыграли верховный глава римско-католической Церкви папа Иоанн Павел II и патриарх московский и всея Руси Алексий. Впрочем, сама обстановка в мире, стремление людей к миру и согласию стали приносить свои плоды.
Так случилось, что наш провинциальный Благовещенск скоро может стать символическим центром примирения и сотрудничества всех ветвей христианства. Все началось после того, как в 1993 году в Приамурье была восстановлена епархия Русской Православной Церкви и встал вопрос о переносе кафедрального собора из бывшего католического храма. Пятнадцатого февраля 1997 года, в день Сретенья Господня, в Благовещенске было освящено начало строительства православного кафедрального собора.
Каким же образом православные оказались в католическом храме? До начала большевистских гонений в Амурской области было 90 православных храмов и часовен, которые в 30-е годы были полностью разрушены. В 1947 году православным Благовещенска разрешили совершать общественные богослужения, передав им для этого здание бывшего католического костела. Закрытый в 1932 году, костел использовался по распоряжению властей в качестве воинского склада.
В связи с указом Президента РФ 1992 года встал вопрос о возвращении религиозным объединениям ранее принадлежащего им имущества. Свою заинтересованность в передаче костела католикам проявили как сами католики, так и православные христиане Благовещенска, нуждающиеся в храме, построенном по православным канонам (с выделенной алтарной частью, обращенной на восток) и более вместительном — в праздничные богослужения верующих собиралось до четырех-пяти тысяч, и они уже не вмещались в старом храме.
По просьбе епископа Благовещенского и Тындинского Гавриила православным был выделен земельный участок, где в свое время размещалось два разрушенных при Советах храма. Началось строительство православного центра, состоящего из комплекса зданий, включающего в себя, кроме храма, здание Воскресной школы, гостиницы для проживания приезжих священнослужителей и гостей епархии и здания для размещения священнослужителей кафедрального собора. Храм было решено построить в кратчайшие сроки — в течение двух лет. Увы, в связи с общими для всей страны финансовыми трудностями сроки окончания строительства пришлось отодвинуть на неопределенное время.
Нужно сказать, что общая сметная стоимость строительства храма была оценена по смете в один миллион пятьсот девяносто две тысячи триста долларов США. Финансирование строительства с самого начала велось за счет добровольных пожертвований простых граждан, людей бизнеса и коммерческих организаций. Поначалу все складывалось более-менее благополучно, но в связи с кризисом в августе 1998 года и девальвацией рубля финансирование строительства резко упало. Нужно было срочно изыскать недостающие средства.
— Все произошло совершенно случайно, — рассказывает мне житель Благовещенска Валерий Григорьевич Бродский. — У меня есть хороший знакомый — Александр Иванович Ринейский. Он работает генеральным директором туристической фирмы «Благовест» и одновременно является старостой местного католического прихода Преображения Господня.
Однажды в разговоре со мной он упомянул о том, что православные начинают строить свой храм, после чего передадут здание бывшего католического костела его приходу. Я знал историю этого старинного здания. Его строили в начале века сосланные за свои политические убеждения поляки и российские немцы. Хотелось бы помочь православным, но где взять такие огромные деньги? — сказал тогда Ринейский. И вдруг меня осенило. А что если попытаться выйти на Папу Римского, говорю ему. Владимир Иванович лишь усмехнулся. А я продолжаю развивать свою мысль. Дескать, нужно обратиться к директору совместного российско-итальянского предприятия «ОРОАМУР» Анатолию Александровичу Зарукину — он выйдет на своих партнеров в Италии и попросит их связаться с Ватиканом...
Нужно сказать, что совместное предприятие «ОРОАМУР» было создано в свое время для строительства в нашей области ювелирной фабрики. У итальянцев в этом деле большой опыт, но это им не помогло в битве с нашей беспомощностью, бесхозяйственностью, а главное, с безденежьем — фабрику за десять лет существования СП так и не осилили. Но зато итальянцы помогли нам в другом.
— У Зарукина факс постоянно работал на Милан, — говорит мне В. Г. Бродский. — А там находился второй директор СП — сеньор Бонино. Мы с Ринейским сели за письмо. Описали историю возникновения католического прихода в Приамурье, написали о судьбе сосланных еще в царское время к нам поляков, о строительстве ими и российскими немцами костела и о проблемах, возникших в связи со строительством православного храма и передачей костела католикам. Там же просили оказать помощь в строительстве православного собора. Мы посетили епископа Благовещенского и Тындинского Гавриила, который одобрил наши действия и пожелал успеха. После этого мы отправили факс в Милан. Нам повезло. Заместителем сеньора Бонино является некто сеньор Росси, племянник которого служит в Ватикане, в соборе святого Петра, помощником кардинала Санахио — того самого, что является первым заместителем Иоанна Павла II по финансовым вопросам. В тот же день Папа прочел наше письмо. Нам рассказывали, что он прочел его дважды, прослезился, узнав об истории сосланных своих земляков (а как известно, Папа по происхождению поляк и имя его Карел Войтыла). После чего наложил резолюцию: немедленно оказать помощь в святом деле.
И механизм пришел в действие. В декабре 1998 года в Благовещенск по указанию Ватикана из Иркутска приезжает викарий Апостольской администратуры Сибири и Дальнего Востока Ежи Мазур. Здесь состоялась его официальная встреча с епископом Благовещенским и Тындинским Гавриилом. Ежи Мазур поблагодарил Его Преосвященство епископа Гавриила за его намерение передать бывший костел и здание Епархиального управления местному католическому приходу и со своей стороны обещал через организации, которыми, как он выразился, руководят знакомые ему люди, оказать православным материальную поддержку.
Первой откликнулась на просьбу Ежи Мазура немецкая организация верующих «Kirche in Not» во главе с преподобным отцом Раймондом Финчем, которая перевела крупную сумму денег на строительство храма. Вот что в ответ пишет епископ Благовещенский и Тындинский Гавриил:
«От всей полноты Благовещенской Епархии (Московский Патриархат) душевно благодарю отца Раймонда Финча за моральную и финансовую помощь в деле строительства Кафедрального Собора в честь Благовещения Божьей Матери в г. Благовещенске, Амурской области. Братская помощь Вашего Ордена свидетельствует о глубокой братской любви, о которой заповедал Христос. Молитвенно желаю благословенных успехов в Ваших трудах и заботах во славу Божию...
Сердечно благодарю Его Преосвященство Епископа Ежи Мазура за содействие и благородную помощь в деле укрепления и взаимопонимания в общем деле нашего служения. С братской любовью во Христе...»
В этом письме не упомянуто еще одно имя — Иоанна Павла II. Ведь это с его высокого благословения католики стали помогать православным строить храм. Впрочем, теперь уже покойный бывший Папа Римский войдет в историю и без нашего участия: он стал первым, кто высказался за объединение всех христианских Церквей. А то, что сегодня делается на Амуре, лишь прообраз будущего великого союза. Первая борозда в великом начинании...

 

И имя им — вандалы...

...Поздно ночью к «дому артистов» (так, помнится, когда-то называли этот дом, расположенный в начале улицы Комсомольской в Благовещенске, ибо в нем в свое время жило немало актеров местного драмтеатра) подъехал автомобиль, из которого вышли люди и тенью скользнули к тому месту, где на фасаде была прикреплена мемориальная доска, увековечивавшая память народного артиста республики Л. К. Спасского. Покойный Леонид Карпович был славой нашего города, нашего театра. Его любили, его почитали в городе. Не случайно, ему, одному из первых представителей здешнего творческого цеха, выпала честь быть увековеченным таким вот образом — к внешней стороне его родного дома была прикреплена доска с барельефным профилем мастера.
Увы, памятный этот знак провисел недолго: неизвестные, появившиеся в полночь возле «дома артистов», бесцеремонно отодрали доску от стены, погрузили ее в машину и увезли в неизвестном направлении. Очевидцы рассказывают, что когда вандалы ее отдирали, стоял жуткий грохот. Работали ломами — шумно, бесстрашно, дерзко. Как будто эти ночные привидения были полноправными хозяевами положения. Те же, кто слышал шум, не вышли из своих квартир: сегодня люди боятся всего на свете. Такое уж смутное время на дворе.
Кому понадобилась доска? Что же это за «коллекционеры» такие, которые собирают раритеты скорби и славы? Известно одно: это все те же люди, чьими руками вырываются с корнем мемориальные таблички на кладбищах, которые снимают высоковольтные провода, воруют кабель, сдирают с крыш листы металла... Они — дети своего бестолкового, кровожадного и меркантильного времени. Почуяв легкую наживу, они несут сборщикам цветных металлов все, что попадется им под руку, а те, расплатившись с ними, везут этот металл за Амур, где получают за него хороший барыш. Кстати, автору этих строк по вине все тех же охотников за металлом тоже случилось пережить душевную боль. Однажды, а было это в канун празднования 55-й годовщины Победы, с могилок его родителей-фронтовиков были сняты мемориальные таблички. Я не желаю никому испытать то, что испытывает человек, когда оскверняют память его родителей...
— Но ведь наша область — не сырьевая база, где добывают цветные металлы! — в сердцах восклицает известный амурский художник Владислав Петрович Афанасьев. — Значит, все, что несут на приемные пункты, — ворованное. Тогда почему же руководители области и города не запретят сбор цветных металлов или хотя бы не поставят это дело под свой контроль? Почему правоохранительные органы, по существу, сквозь пальцы смотрят на проблему, связанную с воровством металла? А я знаю: ни единой копейки от этого сомнительного бизнеса не попадает в местные бюджеты. Кому же тогда выгодно, чтобы сборные пункты существовали?..
В. П. Афанасьев не случайно с такой болью говорит об этом. Ведь в городе грабители уже унесли три мемориальные доски, которые он сделал своими руками. Теперь боится, что и другие доски разделят эту участь. Ведь все они выполнены из цветного металла, так что беда...
Владислав Петрович вообще-то всю жизнь работает в жанре живописи. Он член Союза художников РФ (ранее СССР) с 1981 года. Уроженец Благовещенска. В свое время окончил Иркутское художественное училище. Многократный участник всесоюзных, республиканских и зональных выставок, а также международной — в Финляндии.
Изготовление мемориальных досок — это, скажем так, духовное увлечение художника. По натуре он человек неравнодушный, более того — патриот своего края. А еще большой ценитель и проповедник всего, что связано с культурным и духовным наследием нашего родного края.
Все началось много лет назад.
— Я много тогда ездил по стране и видел, где как люди относятся к своей истории, к своей культуре, — рассказывает Афанасьев. — Например, в Хабаровске и Владивостоке меня заинтересовал тот факт, что там каким-то образом увековечена память А. П. Чехова, который в 1890 году, совершая путешествие на Сахалин, останавливался в этих городах. Я тогда удивился: а почему же в Благовещенске ничто не напоминает людям о том, что в июне того же года писатель, высадившись с парохода, сделал двухдневную остановку в нашем городе? Именно отсюда 27 июня 1890 года он писал известному русскому журналисту и издателю А. С. Суворину: «Я в Амур влюблен; охотно бы пожил на нем года два. И красиво, и просторно, и свободно, и тепло».
Художник обратился к одному из высоких областных партийных руководителей с предложением увековечить этот исторический факт, и тот пообещал «подумать». Но при следующей встрече с художником он не оставил ему никаких надежд. Дескать, Чехов твой ничего не написал о Благовещенске, так зачем же его увековечивать? Афанасьев не растерялся: он бы написал, но рано умер, говорит. Но эта его скрытая ирония не спасла положение... И только через много лет уже другой руководитель, сменивший прежнего на его посту, дал свое высочайшее согласие: лепи, говорит, только знай — денег у нас нет. И художник сделал доску за свои кровные. Вначале в мастерской вылепил модель, а затем рабочие завода «Амурский металлист» отлили металлическую часть доски.
— Доску прикрепили на фасаде бывшего речного вокзала, что на площади Победы — именно в этом месте Антон Павлович сошел когда-то на берег, — рассказывает Владислав Петрович. — Был митинг, собралась общественность, были известные люди города. Тогда-то я от нашего знаменитого кардиолога Ярослава Кулика и узнал, какая медицинская специальность была у Чехова. А то все говорят: врач, врач. А какой врач? Оказывается, инфекционист.
Окрыленный своей первой удачей, художник решил продолжить работу по увековечиванию памяти знаменитых людей, живших когда-либо или приезжавших в Благовещенск. Следующим был писатель Александр Фадеев. Рабочая молодежь с «Амурского металлиста» давно вынашивала идею назвать одну из улиц города именем этого очень популярного в молодежной среде той поры человека, который в 1920 году работал в Благовещенске, занимаясь организацией местных комсомольских ячеек. Но улицу именем Фадеева так и не назвали. Зато на фасаде Амурского театра драмы появилась мемориальная доска, выполненная художником Афанасьевым. Почему именно в этом месте? Да потому что, говорит художник, он в свое время выступал в этом помещении на одном из молодежных мероприятий.
— Таких людей сейчас нет, — с сожалением констатирует Владислав Петрович. — Сейчас все деньги делают, а Фадеев боролся за идею, организовывал молодежь на добрые дела.
Сразу оговорюсь: этой мемориальной доски уже нет на месте. Когда в последний раз ремонтировали здание театра, ее сняли, а потом, говорят, она исчезла. Видимо, кто-то сдал на приемный пункт в качестве цветного металла. Как-никак дюраль. Вожделенная мечта всех негодяев, зарабатывающих деньги таким вот образом.
Позже на фасаде железнодорожного вокзала в Благовещенске появились барельефные доски, увековечившие память о пребывании в нашем городе героев Гражданской войны В. К. Блюхера и П. П. Постышева. Художник даже связался с сыном Блюхера и приглашал его посетить наш город, но обстоятельства не позволили тому приехать. Тем не менее историческая нить была как бы обозначена. Это вообще в духе Афанасьева — связывать сегодняшний день с прошлым. Осуществляя свои творческие замыслы, он постоянно стремится выйти на людей — живых свидетелей истории.
Вот такой интересный факт. Однажды художник прознал про то, что один из лучших рассказов Аркадия Гайдара «Чук и Гек» был написан на некой благовещенской заставе, где писатель побывал в свое время в творческой командировке. Афанасьев, будучи в начале 90-х в Москве, встретился с сыном Аркадия Петровича контр-адмиралом Тимуром Гайдаром, работавшим тогда в «Известиях» начальником отдела политико-воспитательной работы в армии и на флоте, и попросил его документально подтвердить этот факт. Хочу, сказал, увековечить в нашем городе это культурно-историческое событие. Но Тимур Аркадьевич переадресовал художника к своему сыну — известному политику Егору Гайдару. Тот, в свою очередь, послал его к своей матери. (Обращаю внимание на то, что именно к своей, а не к чужой, к которой мы часто всуе отсылаем друг друга). Мол, она лучше разбирается в семейной биографии. Увы, дело так ничем и закончилось. Начались реформы, билеты резко подорожали, и съездить в Москву стало делом накладным. А Гайдарам, видимо, стало не до прошлой истории, и они не стали форсировать ситуацию: с нынешними бы реалиями разобраться. Вон ведь куда Егора занесло — на самый политический Олимп, где он пытался делать сегодняшнюю историю.
И еще об одном очень интересном, на мой взгляд, историческом факте хочется рассказать. В 30-е годы в благовещенской школе N4 (бывшая женская гимназия) училась девушка с уникальными способностями. Звали ее Вера Жакова. В свои столь юные лета она писала прекрасную прозу. Позже была даже издана ее книжка, один экземпляр которой имеется у художника В. П. Афанасьева. Узнав о даровитой девушке, Максим Горький забрал ее в Москву — в ту пору умели еще привечать таланты. Следом в столицу отправились и родители девушки. Произошло это за два года до смерти Горького (он умер в 1936 году, но есть уже доказательства, что он не просто умер, — его отравили). Через год не стало и молодой многообещающей писательницы Веры Жаковой. Ей было только девятнадцать. Знающие люди говорят, что ее тоже отравили — тогда травили в прямом и переносном смысле всех, кто был близок к Алексею Максимовичу.
— Я загорелся идеей повесить на фасаде четвертой школы мемориальную доску, которая бы увековечила память Веры Жаковой, — рассказывает мне В. П. Афанасьев. — Пошел с этой идеей в школу, сказал, что на свои деньги сделаю доску. Но смотрю, там никому дела нет до этого — ни одной искорки не увидел ни в чьих глазах. И у меня опустились руки... Так и не появилась доска, которая бы напоминала всем, что из стен этой школы вышла ученица Горького — Вера Жакова.
Последняя мемориальная доска, которую сделал Афанасьев, была посвящена памяти прекрасного уссурийского художника Кима Коваля. Не так давно Владислав Петрович отвез ее в Приморье. А до этого он подарил городу еще несколько знаков памяти. Один из них, увековечивающий память замечательного человека, бывшего директора Благовещенского речного училища Грибина, которого питомцы звали «батей», недавно постигла участь тех, что были похищены и сданы в качестве цветного металла. Наверное, из этих памятников где-нибудь в Китае уже отлили забавные сувениры. А то и использовали в военной технике... Да мало ли куда идет за границей наш цветной металл, содранный с могильных памятников, с памятников культуры, с нашей, считай, души.
Владислав Петрович рад бы продолжать увековечивать память о славных людях. Да вот только силы оставляют его, когда он видит, как бесчеловечно обращаются с его работами люди, которым он, по сути, и дарит свою душу, вложенную в изваянные им знаки памяти. Тяжелое время, говорит он, недоброе. Мутно все вокруг, зыбко. А работать хочется. Несмотря ни на что. Ведь только работа на благо людей и спасет нас всех от невежества и тьмы, считает художник. И работает...

 

Архив номеров

Новости Дальнего Востока