Олег ВОРОНОЙ

Повесть о жар-звере  

Когда-то русские люди шли на Восток в поисках легендарного Беловодья, сказочной жар-птицы и своего счастья. Среди них был и мой прадед. Нашли они у берегов Тихого океана свое трудное счастье, а вместо жар-птицы — жар-зверя, то есть тигра. Все мои предки были известными охотниками, не раз встречались с жар-зверем, а отца моего тигр покалечил. Поклялся я, что, когда стану взрослым, обязательно убью тигра. Но… в 1994 году стал первым координатором международного проекта WWF по спасению этого зверя. Много различных историй, связанных с соседством тигра и человека, хранит приморская тайга. Некоторые из них я и расскажу вам.


Жар-зверь

Тихий теплый вечер спелой осени 1991-го года. Еще вчера приморскую тайгу начал трепать грубый неистовый циклон, не ко времени ворвавшийся в еще не обнажившиеся заросли. Да не рассчитал он силушку. Встрепенулась тайга, поднялась и — давай стряхивать с себя белую, холодную и липкую тяжесть. Не ко времени снег, не ко времени.
Еще не отполыхали красные кленовые костры, не отшептали золотые сказки вековые дубы, не остекленели взгляды лужиц и озер, не отблагоухала густым ароматом пряная земля. И полетели наземь обрывки белых одеял.
Заликовал пернатый народ, засуетился: «Это не зима! Это не зима! Это не зима!» И всяк по-своему стал расправляться с непрошеным снегом. Размотали тончайшие лески пауки, вылавливая все нерастраченное тепло, поползла по белому снегу мошкара, на глазах темнея и загорая до черноты, деревья, поспешно сбросив ненужную белизну, следом сыпанули остатки листвы, хороня ненужный холод. Скала, влажно поблескивая, мокреет, темнеет, льнет к боку сопки, словно пригреваясь и подремывая.
Неожиданно яркий день словно бы вспыхнул с новой силой: полыхнув золотым самородком и, словно осознавая свою значимость, застыл на самой вершине — тигр. Жар-зверь! Мир, подсвеченный золотым тигриным светом, понемногу затих. Солнце, до этого медленное и гордое, заторопилось, растерянно замигало, заозиралось, высматривая среди сопок удобную, скрытую от всех ложбину, и покатилось на ночевку. Что оно теперь? Ну, посветило, ну, погрело. А настоящий повелитель тайги вот он — на скале. Есть ли еще в мире кто-нибудь с таким ярким желтым светом? Нет никого. Ни на небе, ни на земле. Есть ли кто еще среди живых существ, про кого большинство населения планеты сочиняет сказки, кому поклоняется, кого так боится, кем так восхищается? Нет таких.
Подавляющее большинство людей чтит, прежде всего, тигра и многие хотят обладать тигриными качествами. Может, потому, что иногда кому-нибудь везет увидеть золотой тигриный свет? Может, потому, что нет более огненного зверя, чем тигр? Может, потому, что тигр — это и есть жар-зверь?


Глаза

— А скажи-ка ты мне, уважаемый: почему меня тигр не трогает? Каждый год с ним встречаюсь. Бывает, метров с пяти друг другу в глаза смотрим, а не трогает. Что это? Мистика? Да мне уже скоро семьдесят. Всю жизнь в тайге. Всю жизнь в Охоте. А в тайге, сам знаешь: чего только не происходит. Всего насмотрелся. В Бога не верю. Верю в Природу, в Тайгу — все от Нее, все по Ее законам. А тигр у нас — высший судья. Некоторых наказывает. Некоторым на глаза показывается. А некоторые всю жизнь его увидеть мечтают, но не могут. Меня же тигр от себя далеко не отпускает, все о себе напоминает. Уже лет тридцать. Каждый год. То тигрята, то Матка, то сам Хозяин. Говорю же — года не было, чтобы не встретился хотя бы с одним.
— Не трогает, потому что глаза у тебя добрые и спокойные. Видит тигр по твоим глазам, что не хищник ты, потому и не трогает. Если б взгляд у тебя был трусливый или наглый — был бы ты наказан. Ей-богу.


Голливуд

Мне позвонили… из Голливуда.
— Мистер, можно ли с вашей помощью снять фильм о том, как ловят сибирского тигра?
— М-м-можно…
Долго ли, коротко ли — начались съемки.
Морозный воздух. Клубы пара над горной рекой. Темная вода бьется в ледяном ложе. Сквозь стон реки доносится мерный скрип снега. Шаги. Покачиваются заросшие непроходимые берега, гигантские тополя, кедры.
В такт шагам покачиваются заснеженные скалы, крутые островерхие сопки, низкое солнце. Звуки шагов заглушает прерывистое дыхание, его перебивает другое — надсадное, рвущееся.
Разлетелись комья снега. Заснеженная морда собаки нетерпеливо ныряет в каждую лунку гигантских кошачьих следов, тянет за собой туго натянутый поводок над выгнутой от напряжения спиной, над азартно машущим кольцом пушистого хвоста.
Поводок тянет едва поспевающего человека. Иней облепил усы, бороду, шапку-ушанку, плечи, ствол карабина. Капли пота скатываются по щекам. Заледенелые ичиги тяжело ступают по глубокому снегу. Шаги заглушает нетерпеливое повизгивание другой собаки, следующий бородач с распахнутой курткой, хрипя и покашливая, спешит по следу. За ними третья пара «собака — человек», четвертая.
— Пуска-а-а-й!
— А-а-й! А-й!— раскатисто заахали смурные сопки.
Тигроловы поклонились, отцепляя поводки, и тайга застонала набатом
собачьего гона.
— Быстре-е-е-й! Держа-а-а-ат!
Все сильней раскачивается заснеженная тайга, все быстрее мелькают
следы, все громче и громче лай собак.
А-а-а-ах! Громыхнула тигриным рыком непролазная стена северных джунглей. Меж стволов замелькали силуэты собак. Высветился золотым самородком бок тигра, отбивающегося передними лапами от наседавших преследователей.
— Руби рогули! Вязки готовь!
Зазвенели топоры, ударяя в промерзшую древесину. С рогатинами наперевес тигроловы с разных сторон подступают к тигру. Полосатая голова крутится во все стороны, клыки мокро сверкают, свирепый рык заглушает лай собак, крики людей.
Качнулись горы. Небо заслонили силуэты людей. Облако снега взвилось вверх, опало на шевелящийся клубок тел. Рогатины вдавили в снег полосатую шею, бок, лапы. Клыки грызут мерзлое дерево, матерчатые ленты опутывают лапы…
Собаки сосредоточенно зализывают раны. Разгоряченные мужики сидят на снегу вокруг связанного тигра. Разрумянившиеся щеки словно подсвечивают конусы самокруток — «козьих ножек». Подрагивающие заскорузлые пальцы методично подносят к губам газетное курево. Волосатые лица окутывают клубы дыма.
Последние кадры. Дальний план. Героическая четверка несет на жердяных носилках отловленного молодого тигра. И никто не видит, как Тайфун, просунув сквозь опутавшие морду вязки язык, лижет и лижет мою руку, сотни раз дававшую ему, Тайфуну, мясо.


Обидчик

— Обидеть тигра невозможно! Не такой это зверь. Всегда за себя постоит, гордый он и цену себе знает. Это я про нашего тигра, про уссурийского, про дикого. В цирке — это не тигр. Конечно, внешность у него тигриная, но душа — увы! — собачья! Все настоящее, тигриное с малолетства выбито. А как иначе? Попробуй, обучи кошку трюки выделывать — без боли ничего у тебя не выйдет. Ну, может, только самое простецкое, и то, если будешь бесконечно ласков и терпелив. Не более! Почему клоун Куклачев стал знаменит на весь мир? Потому что смог выдрессировать кошек, которые еще недавно считались «неподдающимися дрессировке животными». А как он смог? Только с помощью болевых эффектов. Почему и скандалы в некоторых развитых странах были: не желала прогрессивная общественность допускать к себе на гастроли дрессировщика-садиста. Вот так вот. Это домашние кошки, утратившие за сотни лет часть своего природного естества. Но тигр-то не кошка! Почему их дрессировка считается «высшим пилотажем»: любая ошибка может закончиться трагедией, несмотря на то что стараются брать тигрят от давно прирученных тигров. А если взять тигренка, который уже по лесу побегал, волю таежную попробовал, то воспитать циркового артиста — шансов практически никаких. Такой вот зверь.
К чему я это все рассказываю? Да к тому, что дикого тигра обидеть никому не удавалось. Кроме меня. Не верите? Ну, слушайте.
Конечно же, все получилось чисто случайно. Рассказываю то, что было.
Дом у меня в селе крайний. За сараем начинается лес. Это произошло после Нового года, первого января, в полдень. Накануне выпал свежий снег — сантиметров пятнадцать. Ну и вот, после всех застолий, отоспавшись, стал я помогать в доме прибираться. Взял помойное ведро и понес его во двор. Во дворе постоял — такое наслаждение после праздника подышать воздухом, снегом полюбоваться да тишину послушать. Стоял, дышал и что-то вдруг заторопился, как подтолкнул кто-то к сараю, за которым выгребная яма — помои вылить. Только к сараю, а из-за него — Тайга — собачка моя, чуть с ног не сбила. Ах, ты, говорю, нехорошая — опять ошейник через голову стянула и убежала, вместо того, чтобы дом сторожить. Шагнул за угол, а мне под ноги — прыг — тигр! За Тайгой бежал. Затормозил он всеми четырьмя, пропахал по снегу. Тут я ему прямо в морду помои и выплеснул.
Почему?— сам не знаю. Может, с испугу. Как я этим тигра обидел! Застонал он так жалостно, хвост поджал и побрел в сторону, фыркая. Понуро так, словно пес побитый. Оглянется, фыркнет обиженно, шагнет, оглянется, фыркнет обиженно, шагнет. И так мне от этого неудобно стало! Даже слезы на глаза навернулись. Так и смотрел сквозь слезы, как тигр уходит обиженный. До сих пор его жалко!


Спасатель

— Хотите — верьте, хотите, — нет, но меня тигр… спас. Помог выжить. Без него не дошел бы до людей. Нет, не дошел бы. Завалился бы в кювет да и замерз или кровью истек… Возвращались поздно ночью домой, торопились с другом очень…
УАЗик устало гудит. Двигатель с трудом пересиливает крутой подъем. Последний перевал, пятнадцать километров и — Преображение. Позади четыре с половиной часа езды, два больших перевала, триста километров пути. Быстро проехали. Друг — классный водитель. Интересно, кто-нибудь на УАЗике проезжал быстрее этот путь — Владивосток — Преображение? За длинную дорогу уже обо всем переговорили, обо всем передумали. Полная луна чеканит резкие кроны деревьев да выписывает мягкие очертания обступивших сопок. Деревья дробно мелькают по сторонам, измельчая вязкое небо, которое то рябит меж сучьев, то вдруг отхлынет свободно, и плавно колышется вместе с округлыми валами сопочных очертаний. Автомобиль продавливает светом фар сумеречное пространство, подрагивая, напирает на земную тень. Тень крепко липнет к каждому бугорку, каждому камешку, каждой ложбинке. И машина с трудом вращает липнущие колеса, повторяет каждый ухаб, каждую горку, словно выглаживает гигантским утюгом бесконечную ленту дороги.
Зазвенев на высокой ноте, двигатель вздохнул, словно переводя дух и забормотал облегченно, покашливая на спуске. Завизжали от восторга тормоза, словно и автомобилю захватывало дух от стремительного съезжания вниз, к светящейся среди сопок сфере подлунного моря.
— Санька, не спи! — я заметил поникающую голову друга.
— Ой, то не вечер, то не ве-е-ч-е-е-е-е-р, — попытался хрипло запеть Александр и замолчал. Вздохнул, поерзал по сиденью, пошевелил плечами, повращал головой, и автомобиль словно подхватило быстрое течение, понесло в русле дороги.
Поворот, другой, третий… Машина вдруг вздрогнула, повалилась в кювет. Удар об дверцу. Удар об крышу. Искры, звон разбитого стекла, скрежет, тело скручено в жгут. Жгучая боль в груди, в голове… Тяжелая рука друга. Тишина.
— Санька, живой?
— М-м-м…
Протискиваюсь из-под машины и вытаскиваю липкого Сашку. Сашка еле шевелится, пытается что-то сказать, но ничего не разобрать. В свете луны поблескивает мокрая от крови голова друга.
— Санька, держись. Скоро нам помогут.
— М-м-м…
Осторожно тащу друга к откосу дороги и укладываю на ровное место. Вытаскиваю из автомобиля какие-то вещи, подсовываю под друга. Он тихо стонет.
— Санька, терпи.
— М-м-м…
Самого покачивает, тошнит. Присел — еще хуже. Надо что-то делать. Собрать документы. Собрал. Вроде все на месте. Засунул за пазуху.
— Ма-ши-на, — тихо сказал друг.
— Что-что? — не расслышал я.
— Ма-ши-на е-дет.
— Машина едет? Какая машина? — и увидел освещенные фарами
кроны деревьев. По дороге неторопливо двигался автомобиль.
— Чего они так медленно?
— Ребята… стойте! Люди добрые, помогите до больницы добраться.
— Извини, машина полная, можем довезти только одного.
— Да-да, конечно. Саньку заберите, а я сам как-нибудь…
— Санька, крепись. Я за тобой следом…
Скрылись за поворотом красные фонари автомобиля, улеглась пыль. Будет ли еще попутная машина в три часа ночи? Надо идти в поселок.
Луна сочувственно кивает в такт неровным шагам. Ноги спотыкаются, заплетаются, словно идут не по дорожному полотну, а по невидимому буреломному лесу. Стала пробирать дрожь. Боль, словно колючки, цепляется на каждом шагу, тяжелеет и давит к земле. Идти невмоготу. Призрачный мир расплывается и меркнет. Надо отдохнуть. Но холодно: ноябрь — уже на лужах лед.
Как там Санька? Наверное, довезли уже до больницы, собирают врачей, хлопочут вокруг. Хоть бы ничего серьезного у него не было!
В кювете лежит поваленное дерево. Ноги сами шагают к нему. Надо посидеть, отдохнуть. Сидеть хорошо: нет боли, нет дрожи, глаза закрываются, по телу разливается слабость и теплота. Надо прилечь. Насилу разлепливаются веки — кровь до сих пор сочится с головы. Смотрю вокруг: где бы прилечь. Возле корней дерева вроде как куча веток — не веток, соломы — не соломы. Вот на ней-то и прилягу. Но куча… шевельнулась! Показалось? Нашарил у ног камешек, бросил на кучу…
— О-о-о-у, — громыхнула куча, сверкнув зеленым глазом. Тигр!!!
От ужаса оборвалось дыхание. Сжавшееся сердце колокольным языком заколотилось, забило больно по ребрам в набат. Тигр!!!
Рука машинально ищет камень. Один, второй. Нет, этот маленький. Ага, этот поувесистей.
— Чак-чак-чак-чак, — камни сами собой заколотили, застучали друг об друга, высекая искры. Ноги охватила крупная дрожь, и они понемногу сдвигают тело по стволу дерева подальше от ужасной кучи. Чуть напряглись и, полусогнутые, мелкими шажочками засеменили на дорогу.
— Чак-чак-чак-чак, — звонко выстреливают камни, подбадривая ноги выпрямиться и шагнуть в полную силу, но их, словно крепкою тетивою, стянул ужас.
Изо всех сил вытягиваю, выпрямляю ноги. Ох! — вырвалось ощущение легкости прямых ног и освободившееся горло заклокотало: «Пошел вон! Пошел вон! Пошел вон!»
Тигр приподнялся и уверенно шагнул на дорогу.
— Чак-чак-чак-чак. Пошел вон! Пошел вон!
Изо всех сил уже сдерживаю ноги, чтобы не побежали прочь. Бежать нельзя! Нельзя бежать! Сразу же кинется, как кот на мышонка.
— Чак-чак-чак-чак,— швыряются звуком камни на приближающегося тигра.
— Пошел вон! Пошел вон! — выбулькивает сдавленное горло.
Тигр остановился, словно в раздумьи, постоял и несколькими быстрыми шагами сократил дистанцию.
— Пошел вон! Пошел вон! Чак-чак-чак-чак…
Тигр не отпускает. Только затихает стук камней — сразу подбирается ближе. Руки давно уже онемели. Пальцы, намертво стиснувшие камни, мерзнут и болят от каждого удара. Эта боль словно острыми гвоздями вбивается в большую и тяжелую боль всего тела…
— Десять лет назад мировая общественность забила тревогу: дальневосточный леопард на грани исчезновения! Десять лет назад! Что изменилось за десять лет? — громко и отчетливо горло сообщило замершему от неожиданности тигру вдруг вспомнившуюся цитату из статьи экологического журнала. Будто наяву перед глазами возникла эта страница — читай и читай, тем более, что от громкого голоса тигр заметно отстает.
— По материалам мировой печати, за последние годы проблема сохранения дальневосточного леопарда рассматривается как одна из наиболее важных проблем по сохранению биоразнообразия во всем мире. Неоднократно указывалось, что страна и регион, где обитает такой редкий вид, имеет возможность получать не только финансовую поддержку на его охрану, но и привлекать внимание к своим собственным экономическим проблемам и инвестированию в реальный сектор экономики значительных средств. Кому-то это невыгодно… Или так плохо жили, что не до леопарда?… Тигр не отстает, но идет уже на более почтительном расстоянии, словно эта информация об его исчезающем брате вызывает очень большое уважение. Что ж, продолжим...
— По учетным данным численность дальневосточного леопарда критически мала, основная часть сохранилась в России на территории Приморского края и составляет 30 (!) животных… Идет за мной, как привязанный, словно боится пропустить хоть одно слово…
— Еще в 1996 году, после первой международной научной конференции по сохранению дальневосточного леопарда, были разработаны основные направления специальной программы, сформирован список международных организаций, в том числе институтов Российской Академии Наук, финансирующих данную программу и выполняющих ее. С этого времени проводятся учеты леопарда, финансируются антибраконьерские и противопожарные бригады, выплачиваются солидные денежные компенсации за ущерб, нанесенный леопардом, поддерживаются охотничьи хозяйства, осуществляются обширные образовательные программы школьников, просвещается население, но! За прошедший год были конфискованы у браконьеров 6 шкур леопарда… И, скорее всего, это не все выявленные преступления. В других странах человеку, у которого обнаружена шкура исчезающего животного, обеспечено несколько лет тюрьмы, а в России… грозит штраф 1000 рублей! А кто-нибудь наказан за поджог леса в местах обитания леопарда? Нет!…
Удивительно! Просто удивительно! Никогда не отличался особой памятью, а тут такое! Вчера прочитал эту статью о леопарде в случайно подвернувшемся журнале и через сутки (!) слово в слово повторяю для тигра! Чудеса!
— К сожалению, страна Россия чего-то ждет. После утверждения в 1996 году заказника «Борисовское Плато» в ареале обитания дальневосточного леопарда появляются только проекты по разработке месторождения низкокачественного каменного угля да по прокладке нефтепровода. Страна моментально реализует решения о повышении коммунальных платежей или налоговых пошлин на подержанные автомобили, но до леопардовых (а более — человеческих: именно человеку жизненно необходима здоровая природа) проблем (это общемировая проблема!) ей как-то недосуг…
Ох! Как же я устал! Тяжеленные ноги уже не могут шагать. Упал бы и не шевелился! Но стоит только оглянуться, как страх заставляет все забыть…
— Чак-чак-чак-чак…
— Дальневосточный леопард является самым северным подвидом леопарда. Ареал его обитания занимал территорию от Пекина до озера Ханка. Теперь же ареал ограничен юго-западными районами Приморского края и узкой полосой на сопредельной территории Китая. В пределах последнего очага обитания продолжается интенсивное освоение территории: проводятся реконструкции дорог, проводятся промышленные рубки леса, заготовка дров, очень популярна охота...
— Эй-эй! Ты зачем так близко? Пошел вон! Чак-чак-чак-чак, — спохватились камни…
— 14 марта 2003 года во Владивостоке состоялось заседание Международной рабочей группы по сохранению дальневосточного леопарда. Темой заседания была программа реинтродукции — создание жизнеспособной популяции на территории, на которой животное было истреблено. Рассмотрев последние данные о критическом состоянии существующей популяции дальневосточного леопарда, эксперты констатировали, что дальнейшее промедление невозможно и только создание дополнительной популяции является единственной гарантией сохранения этого зверя. Но существующая популяция уже не может быть использована для реинтродукции, так как ее численность катастрофически мала и ее генетический потенциал не позволит создать новую полноценную популяцию. Поэтому для выпуска на новом месте надо использовать сохранившихся животных из зоопарков. Молодые леопарды, рожденные в неволе, будут проходить адаптацию в специальном Центре, где им предстоит получать навыки охоты и осторожного отношения к человеку, — и только после этого отправятся осваивать охотничьи угодья. Но! Из 200 дальневосточных леопардов, содержащихся в зоопарках мира, только 10 (!) оказались генетически чистыми…
…Так и шел: то кричал про леопарда, то стучал камнями. Помирать уже соберусь — так было плохо, но оглянусь на тигра и опять шагаю. Так до поселка и дотопал. Тигр заставил меня выжить. Без него не дошел бы. Куда там! Завалился бы в кювет да и замерз или кровью истек. Хотите — верьте, хотите — нет, но меня тигр спас!

Сила жизни

И чего же мне не спится, в который раз подумал, ворочаясь на жестких нарах. Вроде и набродился вчера от души, проверяя капканы, да и день выдался удачный: пара собольков попалась. Один так себе — третий цвет, а другой — красота! Крупный самец густой дымчатой окраски, с темной головой, без горлового пятна, с черной полосой по хребту. А по всему меху — искристая, переливистая проседь.
Пора вставать, наверное. Сегодня надо успеть побыстрее проверить последний путик, да и домой. Зажег спичку, посмотрел на часы: еще семь — успею до рассвета позавтракать, прибрать зимушку да уложить рюкзак. Но что так тихо?
Запалил лампу, накинул куртку, взял котелок и толкнул пристывшую дверь. В клубах теплого воздуха засветились, кружа, мелкие кристаллики. Снежок... Поэтому и не спалось. Пальца на четыре подсыпало, и все. Небо уже очистилось — вон звезды как мерцают. И тепло. Но, наверное, еще снег будет: ветер крутил вчера во все стороны, да и хмарь долго собиралась. А снежок пушистый, сухой — наступаешь, как на вату. Хорошо по такому скрадывать. Да, тепло: даже вчерашний ледок в ручье растаял. Следы... Ты смотри! Только что тигра вокруг зимовья крутилась. Чего ей тут надо?..
Пятое утро, как тигр с пустым желудком. Для взрослого зверя это пустяк, но тигр не привык так долго ходить впроголодь. Самый удачливый в округе, он не упускал случая задавить подсвинка или изюбра просто так, пусть и насытился недавно парным мясом. Природа создала из самых совершенных хищников самого совершенного, но и ему пришлось пройти не один десяток километров по рыхлому снегу, по льду ручьев и ключей, а добыча не попадается. Нельзя сказать, что оскудел его участок, занимающий два больших ключа, берущих свое начало по высоким скалистым хребтам, но и у везучих бывают дни неудач.
А эта ночь подсыпала снежком, застала живность на местах да там и оставила: кто же тронется с лежки без особой нужды в такую пору? Конечно, обнаружить добычу стало трудней, зато какие условия для скрадывания. Редко здесь бывает такой снег: совсем сухой, мелкий-мелкий и абсолютно бесшумный при ходьбе. При каждом шаге он словно расступается под лапой, а затем обволакивает невесомо, мягко, тепло. Еще хоть чуть ветерок бы задышал, а то все мириады запахов уплывают вверх, к этим слабеющим звездам. Но с восходом солнца закончится это сонное царство, холодные вздохи проснувшихся вершин все дальше и ниже оживят застывшие макушки кедров, качнут ветви, проверят одежды корней.
Рассветает. Ну, пошел. Рюкзак — на спину. Малопульку — на левое плечо, карабин — на правое. Рукавицы — за пояс, нож — на месте, патроны — взял. Ох и красота вокруг! А тишина — только звон в ушах. Так спокойно все, даже грустно чуть. По свежему снегу не спешит зверь из убежищ, поэтому, что глядеть под ноги — если и будет след, то сразу в глаза бросится. А так — иди, наслаждайся сказкой вокруг, да не забывай дышать мягкой свежестью.
Впереди, справа под сопкой, стоит молодой пихтач. Пушистые деревца в рост человека, словно обнимая друг дружку, притихли под пуховой накидкой. Пихтач тянется вдоль ключа, забираясь по склону вверх, скрывается за стволами и кронами взрослых кедров, берез. Издалека видно: с краю сбит снег с ветвей, а снизу взрыхлен росчерками следов. Кабаны? Изюбры? По-прежнему — ни ветерка, ни звука. Надо бы подстрелить — лицензии есть, но и возиться некогда. Да, ладно — пойду потихоньку, там видно будет. Может, и стоит рогач между пихточек: они любят в эту пору в таких зарослях отстаиваться. Несколько шагов, постоял — тихо. Опять прошел — не видать никого. Тропа ныряет в снежный город, поворачивает от сопки к ключу. Тихо приподнять поникшие ветви, взойти на бугорок, посмотреть, послушать да и — дальше.
Под сопкой — мягкий шорох. Рука тянется к карабину. Взметнулась сзади снежная пыль. Прыжок! Еще! Прямо ко мне! Руки тянут карабин через голову. Тигра!!! Оглушающий рык, взметнувшаяся громада, пасть, смрад, клыки перед глазами, хруст в голове, боль, выстрел, темнота...
И первое, что вспомнил, придя в сознание, — жуткие темные глаза, оскал и красивую, почти карнавальную маску — с кошачьей улыбкой!