Андрей АЛЕКСЕЕВ. Дневник путешествий, от Советской Гавани до Псковщины на «Жигулях»

Андрей АЛЕКСЕЕВ

Дневник путешествий

От Советской Гавани до Псковщины на «Жигулях»

Думаю, что прочитать этот своеобразный путевой дневник будет интересно всем, в особенности — автомобилистам: по прочтении не один из них последует моему примеру. Путешествовать на автомобиле совсем не то, что на поезде, а тем паче на самолете.
Весной 2007 года я купил «Жигули» и решил на этой машине ехать из Советской Гавани к себе на малую родину. На всякий случай я заменил поршневые кольца, вкладыши, сальники на коленчатом валу, поставил новую цепь и заодно притер клапана.

2 июля
Второго июля в три часа дня я выехал из города и, проехав от Ванино более пятидесяти километров, обнаружил, что забыл страховку. Еще тогда подумал: не к добру. Решив домой не возвращаться, заехал в Ванино, чтобы оформить новую, но было воскресенье, и страховые агентства не работали. Пришлось за страховым полисом ехать домой, потерял на всем этом немало времени.

3 июля
Вторично выехал уже в шесть утра. Дорога до Хабаровска знакома мне очень хорошо. Со времени ее открытия в середине ноября 1998 года я ездил по ней в Хабаровск не менее пятидесяти раз. От моего дома до Хичи, где находится АЗС, сто восемь километров хорошей, покрытой асфальтом дороги. (Сейчас уже больше и с этой, и с другой стороны.) Собственно, это место на расстоянии нескольких километров до АЗС называется Хича, по названию небольшого ручья, потому, что просто нет других ориентиров. Дальше не очень хорошая грунтовка. Самая плохая — тридцать семь километров вдоль реки Анюй. Тут пробил колесо, поставил запасное, а заодно пообедал и попил чаю.
За Анюем вижу самодельный стол с полиэтиленовыми бутылками и вывеску с надписью «Мед» — рядом пасека. На сигнал выходит из балагана пасечник. Покупаю шесть полуторалитровых бутылок по сто пятьдесят рублей за бутылку. Мед разных сортов, свежий, действительно натуральный и дешевый. Не тот, что иной раз продают в магазинах. К слову, в Псковской и Ленинградской областях литр меда для проезжих стоит триста рублей, а своим продают по двести. Там пасек почти не осталось. В Лидоге же, как мне сказали, с десяток пасек. Остается только поблагодарить этих людей, несмотря на все трудности занимающихся своим любимым делом и продающих людям столь полезный для здоровья продукт.
Не доверяя нынешнему общепиту, особенно — придорожному, вожу с собой портативную газовую плитку, продукты беру в магазинах по дороге. Причем не могу сказать, что этот самый общепит везде плохой, наоборот, заезжал, и не раз, в придорожные столовые, чебуречные, закусочные, шашлычные, домашние кухни и так далее. Еда хорошая и дешевая, но бывает, бывает…. Водители, особенно перегонщики и дальнобойщики, с которыми много раз разговаривал на эту тему, рассказывали о случаях, когда они попадали в больницу. Не столь часто, но бывало. Правда, таких случаев становится все меньше: хозяева столовых начинают дорожить своей репутацией, да и конкуренция — не последнее дело. В ту столовую, где дальнобойщик или перегонщик отравился, он никогда больше не заедет и всем своим приятелям и знакомым расскажет.
Асфальт начинается, за шестьдесят четыре километра до Лидоги. В полпервого я был уже там. На остановке тоже продают мед, но цветочный и уже по сто восемьдесят рублей, а липовый — по двести.
В «Маяке» заклеил в шиномонтажке колесо. Взяли с меня сто десять рублей за заплатку на камере и бортировку. Здесь пользуются тем, что на протяжении почти всей дороги от Лидоги до Хабаровска только эта одна шиномонтажка и есть. Дальше по всей дороге за эту же работу больше пятидесяти — шестидесяти рублей не берут.
А в Хабаровске уже построена развязка возле Авиагородка на мост через Амур. Пусть не посчитают это лестью — я вообще противник публичного выражения верноподданнических чувств, — но только за дорогу от Советской Гавани и мост через Амур буду голосовать за Виктора Ивановича Ишаева всю оставшуюся жизнь, где бы он ни находился и в какой должности ни работал. Советская власть за семьдесят лет не удосужилась сделать ни дорогу, ни мост, а тут в такое время, вернее, безвременье...
В прошлом году по дороге на малую родину заезжал на Красную Речку к своему приятелю, бывшему начальнику третьей Северо-Хинганской геофизической партии Володе Петровскому, но он был «в поле». Заехал к нему на обратном пути. Но сейчас не стал заезжать, наверняка он опять «в поле». Тогда в геофизической экспедиции было восемь партий, теперь осталась только база под названием «Дальгеофизика». Ее работники, как и прежде, работают по всему Дальнему Востоку. Все остальные партии, и находившиеся в Амурской области, и на севере Хабаровского края, упразднены.
Перед Биробиджаном стационарный пост ГИБДД. До Биробиджана и сорок километров дальше — хороший асфальт, потом грунтовка. Быстрыми темпами идет строительство новой дороги. Однако около тридцати километров пришлось ехать по строящемуся участку. Зато через Облучье ехать уже не надо: открыта новая асфальтированная объездная дорога с разметкой на протяжении двадцати километров.
Дальше немного грунтовки, потом опять старый, не очень хороший асфальт и вот поворот на Архару. Она остается слева.
Здесь, возле заправки, я заночевал в машине, проехав за день тысячу сорок километров.

4 июля
Утром по недолгому хорошему асфальту миновал пост ГИБДД, затем большое расстояние опять по плохой грунтовке: особенно плоха она в районе Завитинска, который остается в стороне слева. Потом асфальт до поворота на Белогорск и немного после него. Опять пост ГИБДД, но потом их до самой Читы не будет. Дальше снова грунтовка. В прошлом году после двухнедельных дождей по ней вообще нельзя было ехать кроме как на третьей скорости.
Новый роскошный металлический мост через реку Зею. За мостом, перед поворотом на Свободный, опять асфальт на сто километров. Но мне направо, через Углегорск.
В Углегорске метрах в пятидесяти от дороги большая вывеска перед железными воротами: «Космодром Свободный». Дальше все та же старая асфальтированная дорога до поворота на Шимановск. Потом сто километров широкой, но не лучшей грунтовки по федеральной трассе до поселка Сиваки. От Сиваков объезд по неплохой, но очень узкой местной грунтовой дороге более ста километров через Тыгду на Магдагачи.
Начиная от Хабаровска и до самой Читы федеральная трасса идет почти параллельно с железной дорогой, лишь в редких местах удаляясь от нее. Вот и хорошо знакомый мне еще по первой поездке поселок Магдагачи. В 2002 году пришлось отсюда везти «Тойоту» на поезде. Шел поезд до Чернышевска, что в Читинской области, более полутора суток, и стоило это четыре тысячи двести рублей. Кроме того, неизвестные люди собирали дань по сто пятьдесят рублей с машины за погрузку и разгрузку — там и здесь. Не выдавая при этом никаких квитанций, хотя все автомобили заезжали и съезжали с платформ своим ходом. Некоторые водители — перегонщики в целях удешевления перевозки ухитрялись доезжать по местным плохим дорогам и до Ерофея Павловича и уже там грузили машины на платформы.
В тот раз мне в Советской Гавани дали транзитные номера всего на пять дней, сказав, что на любом посту ДПС продлят. На первом же посту, когда я спросил о продлении, надо мной только посмеялись. Транзиты можно было продлить только в краевой ГИБДД, отстояв огромную очередь — для сверки номеров, потом такую же очередь для получения документов. И, соответственно, снова за это заплатив. А какие очереди в краевой ГИБДД — известно уже не только в Хабаровском крае но, наверное, и по всей стране. Об этом уже неоднократно писалось и показывалось по телевидению. Через два дня по приезде в Магдагачи срок действия транзитов у меня закончился. Но это оказалось пустяком, никаких проблем не возникло, и в ГИБДД ходить не нужно. Некий человек безо всякой очереди продлял транзиты на срок до месяца всего за сто рублей, ставя неизвестно где раздобытую печать. Продляли все, даже те, кому и не очень-то нужно было. Как же, без всякой очереди!
В районе поселка Магдагачи для меня, видно, не та аура или, может быть, тут находится какая-то аномалия: никак не могу благополучно проехать это место. В 2002 году я четыре дня жил здесь. В 2004-м уже в темноте недалеко за поселком по местной дороге на Гонжу перед огромной каменистой ямой лопнул передний правый тормозной шланг, вследствие чего я едва не разбил машину. Спасли ее только двойной тормозной контур, ручной тормоз и моя мгновенная реакция. Но все равно ударило и подбросило так, что я и заночевал на этом месте. А утром, не обнаружив последствий, вернулся в поселок, чтобы купить новый шланг. Тормозные шланги на «Жигулях» нужно менять через пять лет независимо от эксплуатации и на всякий случай каждый раз проверять на наличие трещин, например при снятии колес. А я даже перед такой дальней дорогой их не проверил, так что вина здесь полностью моя.
В 2005 году перед этим поселком вышел из строя термостат, пришлось покупать и ставить новый. А в 2006-м, не доезжая шести километров до Тыгды, я вдруг почувствовал, что руль стало тянуть вправо. Вышел, посмотрел, так и есть: переломилась передняя балка. Кое-как дотянул на первой скорости до поселка, остановился и пошел по магазинам. Но такой детали не было, продавцы кивали на райцентр Магдагачи, мол, там она есть. Это я и сам знал, но доехать туда на сломанной балке не было никакой возможности. Напротив магазина находилось отделение милиции, и я обратился к его начальнику с просьбой помочь. Не знаю, то ли он был просто хороший человек, то ли вник в мою ситуацию, но приказал своему водителю посодействовать мне.
Больше получаса мы ездили на милицейской машине по довольно большому поселку, но нигде и ни у кого подходящей балки не было. Очевидно, ввиду состояния дороги она здесь была в большом дефиците. И тут я увидел стоявшего за тамбуром магазина небритого гражданина лет тридцати, который попросил у меня взаймы десять рублей. При этом он заявил, что если у него не будет десяти рублей, то через полчаса он непременно умрет без похмелья. Я пообещал дать больше, если он найдет мне электросварку. Парень очень обрадовался и шустро побежал впереди машины, указывая дорогу, которая привела нас к пункту приема металлолома. Парень получил тридцать рублей и, видимо раздумав помирать, еще быстрее побежал в обратном направлении.
На пункте приема находились его начальник и сварщик, которые за триста рублей согласились подварить балку. Цену я назначил сам, чтобы быстрее добраться до Магдагачи. Впрочем, сварщик поначалу начал кочевряжиться, мол он очень устал и тоже болеет, делая мне при этом какие-то таинственные знаки. На это начальник пообещал оставить его работать до утра, если он тотчас не заварит балку. Когда я поддомкратил машину, сварщик буквально за десять минут справился с работой и укоризненно сказал мне:
— Ну как ты не понял? Я бы и за бутылку заварил, надо было только подождать, когда начальник уйдет.
Сославшись на незнание азбуки глухонемых, я больше денег ему не дал.
Добравшись до райцентра, я переночевал на том же месте, где некогда четыре дня жил в «Тойоте». В десять утра поехал в магазин, до которого было довольно сложно добраться.
Балка стоила тысячу пятьдесят рублей. Купил. В автомастерской слесари запросили за ремонт полторы тысячи. Поехал дальше. В местном лесхозе пожилой механик сказал, что я могу ремонтироваться сколько угодно на их территории и даже заночевать. То же самое сказал и приехавший позднее директор. Еще раз убедившись, что мир не без добрых людей, я в течение пяти часов заменил балку и поехал дальше.
Еще в советские времена в журнале «За рулем» были опубликованы схемы «Жигулей» и «Москвичей», с указанием слабых мест, нуждающихся после покупки машины в усилении, то есть в наварке дополнительных креплений. Почему же этого нельзя было сделать на заводе? Мой многолетний опыт свидетельствует, что это единственное слабое место в «Жигулях»: практически у всех марок этой машины балки одинаково ломаются с 1970 года, с тех пор, когда был запущен завод в Тольятти. ВАЗ-2101 — это тот же «ФИАТ-124». Он был создан в Италии совсем для других дорог. Но на заводе хотя и знают об этом, внимания почему-то не обращают, хотя ноль пятые и ноль седьмые выпускают до сих пор. Видимо, поэтому наши машины и пользуются такой «популярностью». Справедливости ради надо сказать, что на этой машине до поломки балки с заменой мотора я проехал почти двести тридцать тысяч километров.
Приятная неожиданность: проезжая по поселку, обнаружил новый указатель выезда на уже открытую федеральную трассу. Сквозь лужи по глубоким колеям еле выехал на нее и увидел асфальтированную дорогу. Впрочем, асфальтированную, по всей вероятности, для «отмазки»: очень тонкий верхний слой уже отлетел, открыв большие белые проплешины. Но ехать можно довольно быстро. Возле Гонжи асфальт закончился.
Проехав еще два десятка километров, я вновь почувствовал что-то неладное — зад машины начал вихлять. Обнаружилось, что сломалась ранее где-то погнутая и оттого немного сплющенная при последующем выпрямлении поперечная реактивная тяга, соединяющая кузов с задним мостом. Пробойником пробил параллельные отверстия в тяге и в двух металлических пластинах, соединил тремя болтами и поехал дальше. Ремонт занял час.
Поздно вечером, проехав от Магдагачи сто пятьдесят километров, подъехал к повороту на Большой Невер и остановился. Федеральная трасса дальше не открыта, да и с такой тягой по еще более плохим дорогам ехать нельзя. А тут, на самом повороте, находился вахтовый городок строителей дороги фирмы «Илона». Попросил у охранника разрешения переночевать перед шлагбаумом, на что он равнодушно ответил:
— Ночуйте, мне то что, не на территории же.
Всего за этот день я проехал восемьсот сорок километров.

5 июля
В восемь утра, когда начался рабочий день, я нашел главного механика и рассказал о своей беде. Тот ответил:
— Снимай, вот он заварит, — и показал на сварщика. Вместе со снятием и постановкой тяги ремонт занял меньше получаса. Когда я опять нашел главного механика, чтобы поблагодарить его, он спросил:
— Ты как едешь на этой машине: по глупости, из любопытства или еще по какой-либо причине? И вообще, не стыдно, живя на Дальнем Востоке, приезжать на «запад» на «Жигулях»?
Я аргументированно доказал механику несостоятельность его насмешки, приведя в пример прошлогодний случай с поломкой балки.
— А во-вторых, — ответил я, — какие угодно запчасти в магазинах для этих машин есть вдоль всей дороги, начиная от Читы. По стоимости в десять раз дешевле японских. И машины эти есть в любой деревне, даже и у нас на Дальнем Востоке, да и запчасти тоже. Конечно, — продолжал я, — японская машина, хоть и не первой свежести, не в пример «Жигулям» экономичнее. Но что делать в случае серьезной поломки? Хотя бы вот на этой дороге, где никакого сервиса. Только бросать и ехать дальше на поезде. А если сервис и найдется, то заломят такую цену, еще и потому, что увидят безвыходность положения, так что никаких денег не хватит. А на «Жигулях» я в любом случае доеду.
— Так ты не первый раз едешь? — спросил механик.
Когда же он узнал, что в пятый, а только на «Жигулях» три раза туда и обратно, механик меня сразу зауважал и даже предложил мне работу шофером.
— Сразу новый КамАЗ дам, — сказал он. — Захочешь, приезжай, в момент устрою.
С этим я и поехал дальше, еще не зная, что впереди у меня много разных поломок. А даже самая небольшая поломка в такой длинной дороге вызывает стрессовое состояние, в особенности там, где нет возможности отремонтировать машину. Позже я не раз сожалел, что не поехал на старой, много раз испытанной машине. В ней мною устранены все бывшие и могущие быть в будущем недостатки.
Большой Невер — поселок и железнодорожная станция на Транссибе. От него начинается автотрасса на Якутию и дальше — на Колыму. Раньше в поселке находилась большая перевалбаза: сгружаемые с поездов грузы помещались на склады базы, а потом распределялись и отправлялись автомобильным транспортом в Якутию и дальше. По этой трассе можно доехать до самого Магадана. Когда уже в девяностых годах была сдана в эксплуатацию железная дорога в Якутию, то перевалбаза стала не нужна и многие люди остались не при деле. Сейчас тут и там видно множество разваленных зданий бывшей перевалочной базы. Когда-то, работая в Янканской геофизической партии, относящейся к Хабаровской экспедиции, в сорока километрах от Большого Невера, я ездил по ней до Тынды. От поселка объезд по местным грунтовым дорогам через Сковородино до Тахтамыгды. Дорога каменистая, узкая и извилистая, очень неровная. Быстро ехать никак нельзя. Впрочем, все местные дороги таковы, встречаются и хуже.
Проехав по ней семьдесят километров, в Тахтамыгде опять выезжаю на федеральную трассу. По всей дороге длинными хвостами пыль от машин перегонщиков. Еще и поэтому у меня в прошлом году сломалась балка: пожалеешь машину — будешь глотать пыль, поэтому все время нужно держать скорость, чтобы тебя не обогнали. Осторожно едут только те перегонщики, кто купил машину для себя. Остальные несутся друг за другом, не обращая внимания на ямы.
Тот, кто думает, что у перегонщиков легких хлеб, очень ошибается. Это напряженная, изнурительная и опасная работа. Вдоль всей трассы по Дальнему Востоку и Сибири — памятников на обочинах не счесть. На некоторых групповые фотографии, по три-четыре человека.
Сейчас все это предлагается убрать и уже убирается. Дескать, отвлекает внимание водителей. А на мой взгляд — нужно оставить. Не все перегонщики повинны в своей смерти: на сто процентов безопасность зависит от тебя, когда ты один на дороге. Но когда ты не один, то эти сто процентов делятся уже на всех. Да еще бандиты подстерегают, и поэтому перегонщики никогда по одному не ездят. Хотя в последние годы стало заметно безопаснее, но еще бывает... И, по словам перегонщиков, больше всего бывает именно на Дальнем Востоке, а самый опасный перегон — от Владивостока до Хабаровска.
Лично я уважаю перегонщиков — этих веселых и смелых ребят, избравших своей профессией автомобиль и дорогу. Это настоящие водители, хотя и лихачи, но вынужденные к этому обстоятельствами. Одни транзитные номера сменяются другими, и так годами. Кроме них по всей трассе других машин почти нет. Пускать по ней большие фуры — пока еще себе дороже. В некоторых местах они просто не проедут.
Федеральная дорога, хотя и недостроенная, — грандиозное зрелище. Широкая и почти прямая, с безопасными плавными поворотами и такими же длинными, пологими спусками и подъемами. Горы, рассеченные широкими дорожными выемками, насыпи, иной раз выше взрослого леса. Множество больших и малых мостов. Много ручьев, ручейков и ключей даже без названий, под номерами, например «10-й ручей». Вот река Амазар. Пять километров вдоль реки вправо и — одноименный поселок и железнодорожная станция. Раньше заезжали туда на заправку.
Начиная от Магдагачи по трассе не было ни одной заправки, а расстояние до первого на дороге поселка Жирекен в Читинской области — более восьмисот километров. Залить бензин можно было только в Сковородино, Амазаре и поселке Сбега, который тоже — пять километров в сторону. По всей дороге, когда ее полностью откроют, не будет ни одного населенного пункта: те, что сейчас встречаются, проезжаешь только потому, что не достроена основная трасса.
На триста сорок пятом километре от Магдагачи начинается Читинская область. А на пятьсот восьмом километре — те самые девяносто три километра бездорожья. Чтобы открыть дорогу, здесь сделали насыпь, даже не разровняв ее и не засыпав ямы более мелким грунтом. И уже четвертый год она в таком состоянии. В 2004 году был объезд, в 2005-м я проехал напрямую, сейчас ее совсем закрыли, видно, стала непроезжей, и опять объезд по местным дорогам, которые не лучше федеральной, через поселки Рудник и Давенда.
Первым встречается поселок Рудник. На горе громадное полуразрушенное здание обогатительной фабрики. Внизу — сплошные отвалы переработанной породы и тоже много бывших производственных зданий в таком же разрушенном состоянии. В советские времена, по словам местных жителей, которых я расспрашивал два года назад, здесь добывали молибден и мыли золото, так же как и в Давенде, который в двух километрах дальше. Но в девяностых производство приватизировали, новые хозяева почти сразу распродали все производственное оборудование, а также экскаваторы, тракторы, машины и многое другое. После чего уехали.
— Для этого и приватизировали, — говорят жители. — Мы куда только ни обращались, но все без толку. Лучше бы советская власть осталась, — говорят они, — та бы не допустила такого наглого беспредела. Оставили нас ни с чем: жить нечем и не на что.
Как можно было бросить людей на произвол судьбы в таком глухом месте? Как можно было столь богатое горное производство отдать ворам и мошенникам? А если отдали, то хоть контролируйте! Но ведь отдающие, проверяющие и контролирующие — из той же породы… Обычная в нашей стране история — капитализм с нечеловеческим лицом…
В двух километрах от этого поселка вывеска с надписью «Давенда», в углу вывески изображен геологический молоток. Здесь тоже разрушено все. Кроме того, с этим поселком у меня связано не очень приятное воспоминание, имевшее последствие на моей малой родине. Вот как это было.
Уже наполовину стемнело, я еду потихоньку и смотрю, кого бы расспросить о местном житье-бытье. Увидел стоявших метрах в тридцати от дороги двух мальчишек. Одному лет десять, второму — тринадцать. После того как я остановился и подозвал их, они первым делом спросили, нет ли у меня мелочи и чего-нибудь поесть. С собой у меня был килограмм печенья. Я отдал им половину и двенадцать рублей мелочи. Поехал дальше. Расспрашивать было не о чем, и так все ясно. Буквально через сто метров на дороге стояла девочка лет восьми и махала рукой. Остановившись, спросил, чего ей надо? Эта уже конкретно попросила пять рублей и чего-нибудь поесть. Мелочи уже не было: дал ей десять рублей и оставшееся печенье. Спросил, есть ли родители. Ответила, есть, но давно уже не работают — негде.
Еду дальше, уже с включенными фарами, и, не проехав ста метров, вижу еще одну очень красивую девочку лет четырнадцати — пятнадцати. Чувствуя, что скоро останусь без еды, остановился и достал из кармана десять рублей. Однако этой было нужно больше и не бесплатно. Она, подойдя к машине, предложила свои интимные услуги: пятьдесят рублей за «это» и сто рублей за «то». Отклонив ее предложение, поехал дальше. За первым же поворотом остановился, заглушил машину и вышел покурить и успокоиться. Однако спокойствия мне это не добавило. Еще до Рудника я обогнал пять машин перегонщиков. Сейчас четверо проехали мимо девочки, одна машина остановилась. Через минуту у нее погасли фары. С каким-то поганым чувством на душе я сел в машину и поехал дальше.
Да, виноват, не посадил я ее в «Жигули» и не отвез домой. А все потому, что боковым зрением увидел невдалеке две фигуры здоровых бугаев, внимательно смотревших в мою сторону. И я далеко не уверен, что для перегонщика, остановившегося возле девчонки, все закончилось благополучно.
Возможно, это была действительно малолетняя проститутка со своими сутенерами, а еще более возможно, что это была «подстава». Когда такая малолетка залезает в машину и принимается за свое дело, тут-то и подходят эти ребята. «Зачем малолетку обижаешь? Не видишь, сколько ей лет? Поехали в ментовку. Или расплачивайся на месте, не то всю машину разобьем монтировкой». И в доказательство постучат этой самой монтировкой по машине. А если и поедете с девчонкой подальше, то будьте уверены: далеко не уедете. Их машина стоит где-то рядом: обгонят и остановят, поставив машину поперек дороги. Всякие варианты могут быть, но платить обязательно придется и уже не сто рублей. А не заплатишь, лишишься машины, заодно здоровья или даже жизни.
В наше время при таких дальних поездках в машину лучше никого не брать, как бы тот человек ни выглядел и что бы он вам ни говорил. В прошлом году я ночевал на стоянке возле поворота на город Ишим, до которого было три километра. Выезжая утром на дорогу, подобрал «голосовавшего» парня, на вид очень приличного. Он рассказал трогательную историю о том, как его мать погибла в Красноярске в автокатастрофе, и теперь он, оставшись один, едет к сестре в Москву. Но на вокзале в Красноярске его обокрали: вытащили из сумки деньги, и вот он добирается до Москвы «автостопом».
Я, развесив уши, выслушал все это и сказал, что еду по другой дороге, но высажу его на перекрестке Нижний Новгород—Городец, откуда до Москвы меньше пятисот километров. Его это более чем устраивало, сел в машину и, попросив разрешения поспать, откинул спинку сиденья и лег. Меня такой попутчик тоже устраивал — на вид интеллигентный и много знавший парень. Вез я его два с половиной дня, и, разумеется, ели, пили и курили мы вместе, хотя денег у него не было ни копейки. Доехали до того самого перекрестка Нижний Новгород — Городец, я высадил его и дал на прощанье пятьдесят рублей: на всякий случай, мол. Но когда я проехал двадцать километров в сторону Городца, то вдруг подумал (позднее зажигание!), что как-то он уж больно поспешно выскочил.
Открыл бардачок, где у меня лежали бинокль и фотоаппарат, — на месте. Я сидел в недоумении: чего же он так быстро убежал? Потом (вот не зря же говорят, что перед глазами, того и не видно) глянул на поддончик на коробке скоростей, куда кладут разные мелкие вещи, и не обнаружил там свои часы за восемьсот рублей, которые вез в подарок родственнику. Возвращаться было поздно, поэтому, плюнув, я поехал дальше. А дальше больше. Вечером, остановившись пообедать и поужинать одновременно и включив газовую плитку, я не обнаружил оставшихся продуктов и бритвенного прибора. Пришлось попить чаю и лечь спать голодным, поскольку ночевал я в безлюдном месте возле АЗС, не доезжая триста километров до Санкт-Петербурга.
И еще поблагодарил Бога, что так дешево отделался. Первый раз я с ним ночевал на стоянке, не доезжая сорока километров до Перми, а второй раз — за Яранском, причем заехал в такую глушь по лесной дороге, где меня можно было убить, закопать, и никто никогда бы не нашел. Впрочем, мои «Жигули» не стоили того, чтобы за них убивать. Да и денег оставалось только на то, чтобы доехать до Санкт-Петербурга, остальные были на карточке, и попутчик об этом знал. Не ведаю, кто он был на самом деле: может быть, просто мелкий воришка, промышлявший таким вот способом, а может и кто другой.
Сейчас в Давенде день, и ничего особенного на улице не видно. Только метрах в двадцати от дороги человек восемь подростков горячо обсуждают какие-то свои дела, причем чуть ли не все размахивают руками, что-то друг другу доказывая. Очень крутой и затяжной подъем, и вновь выезжаю на федеральную трассу. Тут тоже много километров бездорожья, и через полчаса езды я вижу стоящую на дороге машину перегонщика с пробитым картером. Парень загубил машину окончательно: купил ее для себя и гнал из Владивостока, но и сам не заметил, как пробил картер. Несмотря на сигнализацию на щитке приборов, ехал до тех пор, пока мотор не заклинило.
— Откуда мне было знать, что означает эта лампочка — тут все не по-русски написано.
А там, между прочим, не написано, а нарисовано обозначение масленки, и любому должно быть понятно, что это означает. Но водитель неопытный. Получил права всего четыре месяца назад, поехал, купил машину за четыре с половиной тысячи долларов — и вот результат. Парень очень расстроен и просит меня отбуксировать его до ближайшего населенного пункта.
Ближайший населенный пункт это Сбега, но и тот на пять километров в стороне. К тому же дорога туда очень плохая, а его «Тойота» весит полторы тонны. Чистый вес моих «Жигулей» девятьсот шестьдесят килограмм, сравнение далеко не в мою пользу. Советую ему бросить машину и ехать дальше со мной.
— Довезу бесплатно до Новосибирска, — говорю ему. — Тебе сейчас как минимум нужно две с половиной, а то и все три тысячи этих условных единиц, чтобы отбуксировать машину, приобрести другой двигатель и поменять его. К тому же потребуется справка на высвободившийся агрегат, справка о купле-продаже, постановка на учет, а у тебя и эта еще не зарегистрирована.
— Отремонтирую, — упрямится парень.
— Отремонтировать ее можно только в Чите, а до нее — полтысячи километров. Кто тебя потащит по долинам и по взгорьям? Подумай, сколько ты за это заплатишь! Да и ремонт этот будет стоить, учитывая твое безвыходное положение… В общем, не могу даже приблизительно сказать — сколько. Деньги есть?
— Несколько тысяч рублей осталось — на бензин до дома, ну и поесть... Мне бы до ближайшего поселка, — талдычит он. — Там дам телеграмму, чтобы выслали денег. Хотя с ними у меня тяжело, но родственники найдут где-нибудь.
— Как знаешь. Тогда жди подходящую машину и проси взять на буксир. Но только заранее знаю, что вряд ли у тебя что получится. Еще ты можешь продать ее на запчасти, но только в Чернышевске. Хотя и там…. Я тебе сочувствую, но помочь ничем не могу, кроме того, что предложил. Прощай и еще раз желаю удачи!
Парня действительно жалко. Приобрел первую в своей жизни хорошую машину и, считай, лишился ее. Может, продаст ее в Чернышевске, что очень сомнительно: поселок небольшой и доходов у жителей никаких. В этом поселке многие ездит на «Жигулях». Вот в Чите еще можно, но до нее пятьсот километров, и, опять же, в таком положении ему дадут за нее в самом лучшем случае пятьсот долларов. Да еще ее дотащить нужно. В прошлом году, на этой же дороге, но чуть подальше, я встретил такого же горемыку. Там у машины тоже был пробит картер, но водитель вовремя это заметил, и ничего страшного не произошло. Возле него стояло еще несколько машин таких же перегонщиков, и его в беде не бросили. Отбуксировали до Сбеги, где находится ДРСУ и участок строительства дороги, а у них наверняка есть если не аргонная, то обычные газосварка и электросварка.
А заварить картер — небольшая проблема. Если не сильно помят, то можно не снимая залепить холодной сваркой, что я и сделал несколько лет назад, когда при поездке в Хабаровск возле Анюя тоже пробил картер и уже при горящей аварийной лампочке приехал в Лидогу. Мне хватило той сварки на полгода.
У тех, кто занимается перегоном автомобилей, корпоративная солидарность: они своего в беде никогда не бросят. А беда с каждым может случиться. Кто из одного города и друг друга знают, всегда ездят вместе по несколько человек. А этот ехал сам по себе, и перегонщики вряд ли ему помогут: времена изменились, нравы — тоже. У перегонщиков время — деньги, к тому же на дороге они сами всего боятся: не дай бог, если что-либо подобное произойдет с ними, тогда они разорены.
Еду тихо. Узкая временная дорога идет по самому краю, с крутым подъемом и спуском недостроенной выемки. Выемка, так же, как и первая, и как три года назад, все в том же состоянии, но сейчас на ее дне уже копошатся два экскаватора. Сверху они кажутся маленькими.
Вот и поворот на Сбегу, а на самой дороге выстроены и АЗС, и шиномонтажка, и небольшая закусочная. До этого на дороге видел еще один такой же комплекс. Теперь никуда не надо заезжать для заправки. Дорога такого значения очень быстро обустраивается, тем более что в близлежащих поселках работы, кроме как на железной дороге, больше нет.
Отсюда до Жирекена сто тридцать километров неплохой грунтовки. Правда, встречаются ямы, но окончательно разбить дорогу еще не успели. На длиннейших спусках построены два автоулавливателя: это на случай, если у машины откажут тормоза. Вот только построены эти улавливатели так, что на них и на малой скорости сложно заехать: очень крутой, резкий поворот на поднимающуюся круто вверх насыпь. К тому же на этом крутом повороте очень узкое ограждение. Лучше бы не тратили зря деньги. Но, видно, по проекту улавливатели должны быть, вот и сделали для «отмазки», а не для нормального пользования.
Доезжаю до Жирекена — тут тоже приятная неожиданность: больше не нужно ехать сорок километров по плохой местной дороге до Чернышевска — сдана в эксплуатацию высокая насыпь с прекрасной асфальтированной дорогой. Увы, насыпь очень узкая, дорога в две полосы с узкими обочинами. Резкий контраст с той дорогой, хоть и не асфальтированной, по которой я ехал до этого. Заезжаю на насыпь. На ней уже построен мост, возле которого прошлой осенью я чуть не разбился. Но об этом ниже.
Доезжаю до Чернышевска — он теперь тоже в стороне. Еду дальше. Еще тридцать километров асфальта и опять грунтовка. Но уже ночь и очень хочется спать. Поэтому проезжаю за Чернышевск сорок два километра, сворачиваю в сторону на еле видную проселочную дорогу, немного еду куда-то вверх, останавливаюсь и, даже не попив чаю, ложусь спать.
Таким образом, за день проехал от Большого Невера семьсот пятьдесят два километра. Учитывая, по каким дорогам ехал, очень даже неплохо.

6 июля
Рано утром проснулся от стука в стекло. Какой-то гражданин, по виду бурят, спросил: не еду ли я туда-то. И показал на проселочную дорогу. Я ехал в обратную сторону. Довольно мужиковатого вида гражданин огорчился и сказал, что даст мне бутылку водки, если я его довезу «туда», и в доказательство достал бутылку из кармана.
Ехать неизвестно куда даже за бутылку водки мне было совсем неинтересно, поэтому, развернувшись и сожалея, что не удалось поспать подольше, опять поехал в сторону Читы. Через тридцать километров от места ночлега пробил колесо, да так, что покрышка пришла в негодность. Поставил запасное, а из пробитого вытащил камеру и завулканизировал ее двенадцативольтовым вулканизатором. Предпочитаю вулканизацию китайским клеющимся заплаткам: куда надежнее, хотя времени отнимает больше.
На этот раз я доехал до места без запасного колеса, более не повредив ни одного. К слову, японские покрышки эксплуатируются в два-три раза дольше наших дешевых, старого образца. Новые же наши покрышки, по отзывам водителей, ходят не меньше, но гораздо жестче японских, что, учитывая наши дороги, и неплохо. Но и цена на них в два раза выше.
Проезжаю по грунтовке оставшиеся сто десять километров, поворот на Нерчинск и наконец-то — асфальт! И тут началось… Только проехал по этой дороге несколько десятков километров, как машина опять завихляла. Оказалось, на этот раз сломалась не сама поперечная тяга, а оторвался кронштейн крепления этой тяги к заднему мосту. Впереди, до самой Читы, нет ни одного населенного пункта. Но за три километра до этого я видел какой-то стройотряд. Развернулся и тихо поехал к нему. Оказалось, это подразделение Карымского ДРСУ, постоянно базирующееся здесь и следящее за дорогой вахтовым методом.
Начальник ДРСУ обнадежил:
— Не проблема, — и показал мне на сварщика.
Я снял колесо, тормозной барабан, вытащил полуось, снял диск, и сварщик за двадцать минут и сто пятьдесят рублей приварил кронштейн. Весь ремонт занял чуть больше часа. После ремонта побеседовал с начальником участка, который упрекнул меня за то, что я дал сварщику деньги.
— В таких случаях нужно помогать друг другу бесплатно, ведь такое с каждым может случиться...
Был начальник участка в возрасте и потому с принципами, а сварщик — молодой и без принципов. Он денег у меня не просил, но посмотрел очень многозначительно и продолжал сидеть возле машины, вертя в руке держак до тех пор, пока не получил деньги.
Опыт этого ДРСУ надо бы перенять всем нашим дорожным службам. Они постоянно следят за дорогой, и едва появляется выбоина, тотчас ее заделывают: все трещины немедленно заливают битумом.
— Посмотри, — сказал начальник участка, — дороге уже больше двадцати лет, а ни в одном месте она заново не заасфальтирована. Постоянно следить за ней, немедленно устраняя неполадки, гораздо дешевле, чем заново укладывать асфальт.
И это правда. Еще в свою первую поездку я обратил внимание, что более ста километров этой старой дороги находится в отличном состоянии. Асфальт почти белого цвета, только резко выделяются многочисленные извилистые линии залитых трещин. До самой Читы ни одной выбоины. А в каком состоянии находится только что сданный участок от Магдагачи, я уже говорил. Воровство и патологическое равнодушие к происходящему не только в стране, но и к своей работе и даже — к собственной жизни, делают свое черное дело.
Попив с начальником чаю и поблагодарив его, поехал дальше. Проезжаю поворот на Шилку — пост ГИБДД. Но вот и Чита. Сама Чита находится в семи километрах от трассы, но здесь, на пересечении дорог и шиномонтажки, и магазины, и заправка. В прошлый раз у меня «Мегафон» не работал во многих местах, в том числе и здесь. Не знаю, как сейчас у них работает «Мегафон», но мой теперешний «Билайн» принимает сигналы почти везде…
До Улан-Удэ более шестисот километров. Дорога тоже не очень новая, двухполосная, но хорошая, на большом протяжении высокая насыпь. Вдоль нее длинные пологие холмы с редкими вкраплениями кустарников и небольших березовых рощиц. Забайкальская степь. Иногда встречаются многочисленные стада пасущихся коров. Пастухи на лошадях. Животноводство в этих местах еще не окончательно загублено.
На четыреста пятнадцатом километре от Читы начинаются горы, вернее, те же холмы, но более крутые, поросшие молодыми соснами. Пологие подъемы, спуски. Иногда попадаются и крутые. Останавливаюсь на обед и еду дальше. На дороге две вдребезги разбитые японские машины. Непонятно, как они могли столкнуться на плавном повороте? Оба водителя, один с разбитым лицом, обвиняют друг друга и просят меня сообщить в ГИБДД, чтобы те приехали и составили протокол. На этом участке ни один телефон не работает.
ГИБДД есть только в городке Хилок, там же и одноименный сибирский курорт — до него сорок километров. Вот и поворот на Хилок, но находящийся перед ним пост ГИБДД закрыт, а до города нужно еще ехать. Из придорожного кафе позвонил на ноль два и сообщил о ДТП.
Впереди и немного в стороне небольшой город Петровск-Забайкальский, а на перекрестке какой-то старый дот. Дальше такой же городок Мухор-Шибирь — он остается слева. Еду по этой дороге уже в который раз, а оживленного движения не наблюдается. Встречных машин почти нет, обгоняют одни перегонщики. Здесь пусть обгоняют — на асфальте не пыльно.
На всех заправках фирма «Нефтемаркет». Если взял двадцать литров бензина и больше, дают бесплатно поллитровую бутылку минеральной воды «Теплогорская». Вода без газа, теплая и совершенно безвкусная. Как дистиллированная. Но — дареному коню… Спасибо и за это, при вашей цене на бензин.
Бурятские села очень красивы. Который раз проезжаю мимо одной деревни и все удивляюсь, как хозяева следят за своими домами! Все они с обязательными ставнями, покрашены разной краской, ставни одной, наличники другой, рамы третьей. Хозяева, видно, соревнуются: чей дом краше.
За тридцать километров до Улан-Удэ дорога идет вдоль реки Селенги. Справа уже действительно горы, слева — река. Мост через Селенгу. Трасса, называемая «Байкал», идет мимо города, он остается немного справа. Первый раз после Читы на выезде стоит пост ГИБДД. Отсюда до Иркутска четыреста сорок шесть километров.
Но скоро ночь, и надо где-то ночевать. Ночевать в наше время на дороге можно далеко не везде. Если нет стоянки или АЗС, лучше съехать с дороги в сторону, чтобы машину не было видно. Проезжаю горы и на выезде в долину сворачиваю влево и поднимаюсь немного вверх. Когда ехал первый раз, тоже ночевал на этом месте. Но тогда я ехал не один.
За день проехал девятьсот восемьдесят два километра. Если бы не ремонт, проехал бы больше.

7 июля
После ночевки села идут одно за другим. Все они в садах, очень опрятные. Временами дорога входит как бы в аллеи — березовые, липовые, сосновые. За поворотом на город Бабушкин дорога прямая как стрела, километров на пятьдесят — ни одного села. А вот и первый признак Байкала, хотя его еще не видно: начали продавать омулей. Иногда прямо у дороги стоят коптильни. Не нужно и из машины выходить — продавцы сами подойдут и принесут.
Но я не барин — те на «Жигулях» не ездят. Поэтому выхожу из машины и выбираю рыбу. Омуль холодного и горячего копчения, есть и соленый. Кушать охота зверски! Покупаю по две штуки каждого сорта, больше нельзя — все враз не съешь, а так как очень жарко, то рыба быстро испортится.
На всем протяжении дороги вдоль озера ручьи, речушки и речки, стремительно несущиеся с близлежащих гор к Байкалу. Вода прозрачная и очень холодная. Да и как иначе, если, несмотря на начало июля, на вершинах гор все еще виден снег. Или, быть может, это ледники? В некоторых местах к реке можно подъехать прямо на машине.
Город Бабушкин. Очень уютный, малоэтажный городок с большим количеством деревянных домиков. Здесь удобно подъехать прямо к Байкалу, что я каждый раз и делаю. Несмотря на середину лета, возле озера, как обычно, холодно и, как всегда, ветер. Известно, что это самое глубокое в мире озеро и само по себе очень холодное, может быть, это и вследствие того, что в него впадают, если правильно помню, триста восемьдесят горных рек, речек и ручьев. Вода изумительно прозрачная, несмотря на то, что по самому берегу проходят параллельно автомобильная и железная дорога и работает в Байкальске целлюлозно-бумажный комбинат. Но, как сообщил один из рыбаков, скоро его закроют, если не будут построены полноценные очистные сооружения.
— На то, чтобы покупать виллы за границей, у хозяев ЦБК деньги есть, а на очистные — нет, — сказал он. — Уж лучше бы коммунисты остались, а то это пришедшее к власти ворье окончательно загубит страну. Я имею в виду именно хозяев «заводов и пароходов», даром захапавших все производства.
Оказалось, рыбак раньше работал на этом целлюлозно-бумажном комбинате инженером, а «после отстаивания интересов предприятия и Байкала» был уволен, никому и ничего не доказав.
— Но все же не зря отстаивал! — продолжает он. — Взялись все-таки экологи за очистные сооружения, но меня на работе так и не восстановили. Стоит слово поперек сказать этим «хозяевам», как сразу — пошел вон. Прямо средневековье какое-то, а законы только на бумаге писаны... Никакой управы на воров нет, и «рука руку моет». Теперь вот рыбу ловлю, а жена продает. Но вряд ли закроют ЦБК. Во-первых, в нашей стране всегда мало внимания обращали на экологию, а во-вторых, при нашей безработице некуда будет деть рабочих.
Рыбаков на берегу много. Те, которых я видел, ловят на удочки и спиннинги. Ловят не ради развлечения: кроме как на железной дороге во всех прибайкальских селах работы нет. Так что, байкальский омуль многим жителям обеспечивает стабильный доход. Автомобилей каждый день проезжает много, и каждый водитель обязательно покупает деликатесную рыбу. Цена каждый год выше: сейчас за небольшую рыбину просят тридцать рублей. За более крупную — сорок. А еще три года назад — пятнадцать и двадцать. Продавцы омуля ходят и по останавливающимся на больших станциях пассажирским поездам. Там ее тоже покупают весьма охотно. Вообще омуль — одна из самых вкусных рыб.
Дальше по дороге поселки Танхой, Выдрино и в стороне — Байкальск. Ближе к Слюдянке дорога начинает сильно петлять. Слева, вплотную, отвесные горы, справа внизу под обрывом железная дорога вдоль озера. Новая железная дорога всего с одним тоннелем. Прежняя шла по самому берегу Байкала, и тоннелей было — не счесть. В некоторых местах на берегу старую дорогу видно, раньше были видны и рельсы, теперь их почти все сняли.
Проезжаю Слюдянку, на выезде пост ГИБДД, а потом резко, с крутыми поворотами вверх и вверх на Байкальский хребет. И как только здесь умудрились железную дорогу проложить еще в царское время! Больше такой сложной автомобильной дороги на всем протяжении от Хабаровска до Пскова нет.
Длинные, крутые, с резкими поворотами подъемы и спуски, очень ограниченная видимость и вдобавок дорога слишком узкая. При всем желании редко можно обогнать медленно ползущий впереди грузовик. У большинства перегонщиков нервы не выдерживают: чуть ли не сталкиваясь со встречными машинами и не обращая внимания на запрещающие знаки, они все равно обгоняют. Не выдерживают нервы и у меня, и я вслед за ними рискованно обгоняю совсем закоптивший мою машину густым черным дымом полуприцеп КамАЗ с бетонными блоками. Из таких же встречных «Жигулей», как и мои, мне сигналят и грозят кулаком. И так на протяжении примерно сорока километров. ДТП на этой дороге случаются почти каждый день, нередко и с жертвами, как сообщали гаишники.
Ни за что ни про что рисковать своей жизнью способны только мы, русские. Ну приедешь на десять — пятнадцать минут позже, и что из этого? Понимаем, но рискуем. Есть в характере у нас какая-то совершенно ненужная удаль, нетерпеливость и потеря чувства самосохранения. Когда я первый раз ехал в Ленинградскую область на «Тойоте», то на хороших автомагистралях, сам не зная зачем, обгонял без всякой надобности мерседесы, фольксвагены и прочие иномарки. Не для того, чтобы похвастать, вот, мол, я какой, а просто — обгоню или нет? Обгонял! Мерседесы обижались и бросались следом, но моя «Тойота» при включении турбины легко уходила от погони. Более благоразумные мерседесы отставали. И я радовался — обогнал ведь!
За Байкальским хребтом дорога прямая и ровная до самого Иркутска. Никакого атласа мне здесь не нужно. Не доезжая моста на дороге, ведущей в город, сворачиваю влево на объездную и еду на второй мост. От него прямо по окраине города до развязки. Далее направо, на Красноярск — до него тысяча сорок семь километров. От Иркутска дорога прямая, широкая и четырехполосная: две полосы в одну сторону, две в другую. Посредине газон. Вся эта прелесть кончается на сорок четвертом километре, дальше обычная двухполосная дорога.
Первым от Иркутска встречается большой поселок Тельма, со старинной, очень красивой церковью. Впрочем, некрасивых церквей не бывает: каждая из них неповторима и красива по-своему.
За Тельмой старинный город Усолье-Сибирское — началась Восточная Сибирь. Пологие поля сменились сосновыми лесами. Лес закончился, и опять пошли поля. Почти все обработаны и засажены. На двести шестидесятом километре от Иркутска река Ока. В этом месте она средней ширины. Проехал поворот на Зиму — она остается слева. От Иркутска после триста тридцатого километра опять плохая грунтовка на два километра. Дальше десять километров асфальта кончаются возле села Тулюшка. В прошлом году здесь возле дороги стояли два пацана лет семи-восьми, крестились и протягивали ладошки, прося у проезжающих милостыню. Никогда не думал раньше, что доживу до таких вот дней. Большое село, но людей не видно, и чуть ли не осязаемо чувствуется дух запустения и уныния. Многие дома заколочены, кирпичные фермы развалены, поля кругом заросли бурьяном. Через четыре километра село Трактовое. Прошлый раз заходил в почти пустой от товаров магазин райпо, поговорил с продавщицей. Жаловалась:
— После того как развалился колхоз, уже лет девять работать негде. Мужики спиваются, умирают. Вот последний лес дорубят и можно будет всем вместе ложиться и помирать. — Сказала по-старинному: — Закрывай глаза и ложись под образа. Кроме Бога, некому нам помочь, на него вся надежда...
Дальше село Шарагул, и в таком же состоянии. Сколько здесь народу бездельничает и спивается не по своей воле! Доезжаю до города Тулун, застроенного большей частью деревянными домами. На выезде указатель: «Нижнеудинск — 123 км». Дорога хорошая, за Тулуном село Булюшка. Здесь сразу видно, что дела идут гораздо лучше: фермы с коровами, работает сельхозтехника, поля засажены. За Булюшкой опять плохая грунтовка на тридцать пять километров.
Нижнеудинский район, асфальт. Полей больше нет, по сторонам смешанный лес, местами — сосновый бор. В стороне продолжается строительство то ли газо-, то ли нефтепровода. Трубы большого диаметра, экскаваторы, еще дальше прорублена просека.
Нижнеудинск основан в 1648 году. В прошлый раз я заезжал в город, дороги там очень плохие. Многие улицы вообще не заасфальтированы, а на тех, где есть асфальт, он разбит окончательно. В этот раз проезжаю мимо, город остается слева. Собственно, едешь по его окраине. Через пятьдесят километров кончается асфальт, и двадцать пять километров тянется плохая и очень извилистая грунтовка. Однако скоро рядом будет построена новая дорога, прямая и асфальтированная.
Два года назад на этом месте я выручал шофера, перегонявшего новый автобус ПАЗ. Сказал, что стоит уже пять часов и никто бензином выручить не хочет даже по двадцать рублей за литр, а больше, чем на пять литров, у него денег нет. Дал ему по себестоимости пять литров, благо мои «Жигули» на семьдесят шестом ездят, а он здесь по пятнадцать рублей.
Речка, поселок и одноименная железнодорожная станция Зансор. В прошлом году деревянный мост во время половодья смыло, и когда я подъехал, самосвалы уже заканчивали насыпать грунт над железобетонной трубой. Гаишники регулировали скопившиеся машины. Спросил, как так случилось? Ответили: — Это у нас каждый год и не по одному разу бывает. Но скоро новый откроют, — показали на рядом стоящий, уже почти законченный большой железобетонный мост.
Глядя на эту речку и не подумаешь, что она способна смыть мост. Сейчас движение по новому мосту уже открыто, к нему ведет новая асфальтовая дорога. Она тоже нелегко досталась строителям: судя по рельефу местности, выемки следовали одна за другой.
Далее хороший асфальт, но знаю, что лишь на двадцать пять километров, а потом тридцать километров плохой грунтовки. Ручей «Десятый мокрый». Но уже давно темно, проезжаю половину асфальтовой дороги и останавливаюсь прямо на дороге возле поворота к кафе «У Петра». Тут же шиномонтажка, автомастерская и небольшой кемпинг. Здесь всегда ночует несколько машин дальнобойщиков, но в кемпинг мало кто идет. В машине есть спальные места, летом там неплохо, и деньги тратить не хочется.
За седьмое июля проехал тысячу сто километров.

8 июля
Поднимаюсь в шесть утра и почти сразу еду. Уже много лет никогда не завтракаю, только выпиваю стакан чаю. И во время обеда, для которого нет постоянного расписания, кипячу воду и заливаю термос, чтобы вечером, а это всегда происходит по темноте, не канителиться с приготовлением ужина. Залил кипятком быстро приготовляемую лапшу, называемую на Дальнем Востоке «куксой», или картошку «Роллтон» и — готов ужин. А в термосе еще остается кипяток, чтобы утром попить чаю. Когда первый раз попросил в Санкт-Петербурге в магазине продать пять пачек «куксы», продавщица долго смотрела на меня, что-то соображая, а потом попросила:
— Повторите, пожалуйста, вам — чего?
Асфальт закончился, и началась грунтовка, такая же, как и во времена, когда ездили на телегах. Однако на значительном расстоянии от Тайшета положен асфальт, и с каждым годом его становится все больше. Вот и Тайшет. Раньше въезд в город был настоящим бездорожьем: дороги еще хуже, чем в Нижнеудинске. Даже на центральной улице, на когда-то асфальтовом покрытии сплошь такие ямы, что низко сидящие легковые машины просто зависали. Но в прошлом году эту дорогу полностью отремонтировали. Еще одно любопытное явление: сразу за Тайшетом бензин становится дешевле на два рубля, а перед Канском — уже на два с половиной. И так далее по всей дороге. Видно, тут происходит какой-то водораздел между нефтяными королями.
За Тайшетом хорошая асфальтированная дорога на протяжении пятидесяти километров. Поселки Верхний Ингаш и Нижний Ингаш. Потом начинается невообразимое. На этой дороге для проезда более удобен гусеничный вездеход, на котором я некогда работал в геофизической партии. В начале на некотором расстоянии на дорогу, проложенную по болоту, уложили бетонные плиты. Теперь они чуть ли не дыбом стоят. Дальше плит нет и начинаются такие глубокие и большие ямы, что не знаешь, какую и выбрать, чтобы не забуксовать или не сесть на днище. Хорошо, что сейчас сухое время и это место не очень затяжное. Все дело в том, что в свое время не то поленились, не то из каких-то других соображений не сделали достаточно высокую насыпь. Особенно нелегко проехать на низко сидящих японских машинах. Но — каким-то чудом проезжают!
Возможно, в прежние времена дорога шоферов устраивала, но когда по ней пошли пятидесятитонные фуры, она начала проваливаться. Насыпь на болоте чисто символическая. Кое-как проезжаю этот участок, дальше начинается хорошая асфальтированная дорога до самого Канска. Гораздо ближе ехать через город, тоже застроенный в основном малоэтажными домами, но, не зная дороги, каждый раз предпочитаю при въезде сворачивать вправо и ехать по объездной.
От Канска до Красноярска двести сорок пять километров. Сразу за городом река Кан, довольно широкая. Проезжаю шестьдесят километров. Почему-то основной спидометр показывает ровно пять тысяч километров от моего дома в Советской Гавани.
Кругом засаженные и уже со всходами поля. По всему Красноярскому краю рядом с отлитыми из бетона овальными автобусными остановками такие же бетонные туалеты. Все раскрашено в разные цвета и выглядит красиво. Еще на некоторых крутых подъемах большие железные ящики, выкрашенные в красный цвет, с надписью «песок». Это чтобы зимой у водителей не было лишних хлопот. Вот и красивая, если смотреть сверху, развязка Красноярск—Дивногорск. Впечатляет.
В Красноярск не въезжаю, город остается слева. Еду по довольно сложной объездной дороге на мост через Енисей. От Красноярска до Новосибирска восемьсот двенадцать километров, до Кемерово — шестьсот десять. Дорога отличная, без единой выбоины, и чем дальше, тем дешевле бензин. По сторонам, как и каждый год, моторизованные, на «Жигулях», коробейники. Что только не продают! Но всегда веники и плетеные корзины, короба, корзиночки и шкатулки. Не перевелись еще народные умельцы. Количество «Жигулей» резко возросло — здесь их больше, чем японских автомобилей. Подальше стоит табор цыган на «Жигулях» с прицепами. Тоже чем-то торгуют.
Опять речка — Козулька, деревня Козулька, станция Козулька. За сто тридцать километров от Красноярска Ачинский район. Все та же хорошая автомагистраль. По такой дороге едешь без всякого напряжения, только иногда в сон клонит. Ачинск проезжаю по объездной, город остается слева. До Кемерово триста пятьдесят четыре километра. За Ачинском город Мариинское. На въезде деревянный, неказистый мост и сразу за ним пост ГИБДД. Здесь меня в прошлый раз оштрафовали: знак на въезде на мост был «30 км», а я ехал сорок. Теперь стоит знак ограничения скорости «20 км».
В позапрошлом году за городом не было указателя и я, перепутав, поехал прямо, не зная, что эта дорога на Анжеро-Судженск. Через сорок километров на совершенно пустынной дороге встретил «шестерку», остановил, спросил и вернулся назад. А зря! Эта дорога всего на пятьдесят километров длиннее. В прошлом году, выезжая на обратном пути из Кемерово, опять перепутал и тоже поехал по ней. Но, обнаружив это, возвращаться не стал и выехал к Мариинску. Теперь же указатель на месте, еду прямо на Кемерово. Перед Кемерово уже закончен начатый в прошлом году ремонт дороги. Этот участок именно то, что называется — «соответствует европейским стандартам». Жаль, что таких участков мало.
Первый раз, в 2002 году, не заметив указателя, заехал в Кемерово и долго не мог из него выехать. Тогда меня удивили его улицы: на многих какая-то волнисто-ребристая поверхность. Такое впечатление, что на улицах уложили камни и поленья, сверху все это залив асфальтом. Быстро никак не поедешь, однако и машину не сломаешь — зубастых выбоин нет. Мне даже подумалось, что такие дороги сделали специально, чтобы не «гоняли». После этого три раза проезжал город по объездной. Сейчас же в связи с ремонтом моста пришлось ехать по городу, правда, почти по самой окраине, но все равно выехал не сразу. Самое плохое в большом городе — пропустить указатель и потерять дорогу. Приходится останавливаться и не один раз спрашивать. А остановиться можно далеко не везде.
Мост через реку Томь. Уже ночь, сразу за городом сворачиваю с дороги на еле заметную в траве проселочную дорогу и прямо в поле ложусь спать.
Проехал за день тысячу шестьдесят два километра.

9 июля
До Новосибирска от Кемерово триста километров и дорога по-прежнему хорошая. Движение очень оживленное днем, и в немалой степени ночью. Когда днем выезжаешь из большого города, иногда машины идут сплошняком. Потом как-то очень быстро куда-то «рассасываются», и дальше едешь практически один. Но стоит сбавить скорость, как тут же начинают догонять и обгонять.
На сто десятом километре от Кемерово — Новосибирская область. Появилось большое количество «газелей». Японские грузовички после Кемерово практически исчезают. Перед Новосибирском начал греться двигатель. Оказалось, наполовину оторвался верхний патрубок радиатора и часть тосола вытекла. Хорошо, что не совсем оторвался. Замотал изолентой, но это ненадежно — все равно протекает. Долил воды и поехал дальше.
Вот и Новосибирск. Прямо напротив АЗС за забором автомобильная разборка. В прошлом году я ночевал на этой АЗС. На разборке два слесаря, увидев мою машину, подходят сами и спрашивают, что у меня случилось. Это большая редкость, чтобы слесари подходили к вам сами. Обычно вы ходите за ними и упрашиваете сделать то-то и то-то, если сами не можете или нет надлежащего инструмента и материала. А они, делая очень озабоченный вид, говорят, что «сегодня им некогда, а вот, может быть, завтра…», и цену запрашивают максимальную. Тем более если на машине номерной знак другого региона. Эти тоже запросили поначалу триста рублей, но после того, как я протянул: «Ну-у-у, ребята, как не стыдно», цена сразу упала до ста рублей.
Слесари сильно трясущимися руками сняли резиновый патрубок, зачистили медный, после чего заделали его холодной двухкомпонентной сваркой. Потом, получив от меня сто рублей, ускоренным шагом пошли в магазин, что через дорогу, «поправиться». Ремонт занял меньше получаса. По моим расчетам, по асфальтированной дороге, заделанный холодной сваркой патрубок должен продержаться до конца моего маршрута. Однако ошибся. Долив в радиатор воды, еду дальше, по объездной, еще более запутанной, чем в Кемерово. Поэтому сворачиваю и еду прямо через город.
Новосибирск еще молодой город, и улицы в нем изначально строились очень широкие. По центральным улицам движение по четыре полосы в одну сторону и четыре в другую. Хватает места всем. Это, пожалуй, единственный большой город во всей России, через который действительно можно ехать безо всяких проблем, даже не зная дороги. На многих перекрестках вместо светофоров круговое движение с указателями на каждую дорогу, что, на мой взгляд, гораздо удобнее. Центр Новосибирска — шесть тысяч километров от моего дома. На выезде из города поворот влево на Барнаул и мост через Обь. Опять чуть было не повернул на Павлодар, опять нет указателя, но вовремя спохватился.
Дорога от Новосибирска до Омска протяженностью более шестисот километров, и — ни одного населенного пункта. Только через пятьдесят — шестьдесят километров посты ДПС и довольно частые теперь АЗС. От самого Улан-Удэ они не просто заправочные: в этих зданиях расположены кафе и магазины, в том числе — запчастей и масел, продают прессу. Каждая заправка выкрашена в свой цвет: «Юкос» — желто-зеленая, «Сибнефть» — бело-синяя и тому подобное.
Река Чулым, от нее отворот влево на одноименный город. Возле постов ДПС поднятые на постаменты искореженные остовы автомобилей. Наглядные памятники о том, что не следует на дороге зевать, а также — превышать скорость. Дорога проложена вне населенных пунктов, до одурения прямая, довольно хорошая — на такой дороге немудрено заснуть. О чем тоже напоминают эти «памятники».
Барабинская степь протянулась на несколько сотен километров. Когда-то она была совершенно голая, без растительности, сейчас по всей степи островки кустарников и чахлых березовых и осиновых рощиц. На этой дороге встречаются эстакады для ремонта машин, ужасно загаженные отработанным маслом и мусором. Наш, как сейчас говорят, менталитет оставляет желать лучшего. Встречаются кафе, закусочные — в них можно хорошо и дешево пообедать.
Перекресток на Барабинск. И вот примерно на половине дороги стоит кафе, в которое я заезжал в прошлом году, чтобы отметить, хотя и символически, день своего рождения. То, что я тогда здесь увидел, надолго запомнилось, и, наверное, не только мне...
Тогда возле кафе стояла незадолго до этого обогнавшая меня белая «девятка» и еще несколько машин. Зайдя в кафе, я удивился вполне цивилизованному виду здания внутри: умывальник в отдельном отсеке, на стене ящик с жидким мылом и тут же фен. Все выложено плиткой, и в зале вполне благопристойно. Заказал обед и жду, когда официантка принесет. Только она принесла мне обед, как вошли приехавшие на белом «Лексусе» три мордоворота. Иного определения я им не мог подобрать. Двое в шортах и расстегнутых безрукавках, третий в одних шортах, и у всех животики свисают на пояс, бритоголовые, с золотыми цепями и перстнями. Словом, классика!
Тогда я еще подумал, что вроде бы подобные типы уже перевелись. Об этом и по телевидению говорят: мол, сейчас они стали вполне респектабельными бизнесменами. Но эти человекоподобные так и остались на том же уровне, что и в «лихие» девяностые годы: волчью шкуру с себя не сбросили, но и овечью для маскировки не надели… Когда они сделали заказ, девушка за стойкой спросила:
— А на закуску будете что-нибудь брать?
— А на закуску мы тебя возьмем. Как, троих вытерпишь? Мы за ценой не постоим…
В зале наступила, что называется, мертвая тишина. В нем было, не считая бритоголовых, пять мужчин и четыре женщины. И только одна из них произнесла:
— Как же вам не стыдно?
Двое дебилов обернулись и с интересом осмотрели зал, третий продолжал договариваться с онемевшей девушкой о цене. Хотел и я что-то им сказать, подумав, что эти существа не посмеют в людном месте предпринять каких-либо уголовно наказуемых действий против присутствующих, но не успел. Иногда в таких случаях находится Кто-Нибудь, нашелся он и в этот раз. Из-за стола встал уже почти пообедавший парень лет двадцати пяти и совсем не богатырской комплекции. Это он подъехал на «девятке» немного раньше меня. Подойдя к негодяю, он тихо сказал (зал небольшой, и слышно было каждое слово):
— А ну-ка извинись перед девушкой!
— Отпрыгни, овца, я не с тобой договариваюсь...
То, что было дальше, я видел до этого только в кино. Сексуально озабоченный со стоном, как мешок, опустился на пол. Те двое бросились на парня, но как-то одновременно, тоже очутились на полу. Один сразу же поднялся и опять бросился в драку, но тут же с громким стуком снова оказался на полу и затих. Подняв «озабоченного» за воротник безрукавки, отчего она затрещала, на уровень стойки, парень снова спокойно повторил:
— Немедленно извинись перед девушкой.
Тот пробормотал извинение. После этого парень его отпустил и сказал:
— А теперь можете обедать.
Те двое тоже поднялись, но больше никаких агрессивных действий не предпринимали. И сразу же, не став обедать, вышли вон. В дверях один из них обернулся и сказал:
— Ты нам еще попадешься!
Парень же взял стакан, выпил чай и пошел мыть руки. Сильно заинтересованный, я вышел следом и спросил, как его по имени.
— Игорь.
— Где ты этому научился?
Он неопределенно ответил:
— Да было время и было место.
Подумав, что парень просто не хочет говорить с незнакомцем, я сообщил, кто я такой и откуда. Однако Игорь сказал:
— Я больше говорить ничего не буду…
Вышел, сел в свою «девятку» и уехал. Я еще подумал, что вряд ли бритоголовые что-то предпримут. Такие типы изначально трусливы и могут обижать только заведомо слабых людей. А столкнувшись с сильным противником, сразу же дают задний ход. И второй раз позориться ни за что не будут, постараются отыграться в будущем на других, более слабых.
Сейчас возле кафе опять несколько машин, и за стойкой та же девушка. Сделав заказ, я напомнил ей о прошлогоднем происшествии.
— Ой, вы знаете, Игорь сюда теперь часто заезжает. Когда он во второй раз заехал, наш хозяин предложил ему работать охранником. А Игорь засмеялся и сказал, что таких охраняемых у него много, и отказался. Тогда хозяин за свой счет вынес ему в подарок бутылку дорогого коньяка, но он его не взял и сказал, чтобы в случае чего ему сообщали, и дал свой телефон. Ездит всегда один, и мы до сих пор не знаем, кто он такой на самом деле. Но человек очень хороший.
Пообедал я всего на семьдесят рублей и пожелал на прощанье девушке удачи, заметив при этом, что, вполне возможно, Игорь заезжает сюда из-за нее. На что девушка, покраснев, сказала:
— Ну что вы!
Еще больше утвердившись в своей догадке, еду дальше. Действительно, по Дальнему Востоку и всей Сибири еда в придорожном общепите дешева, но как только проезжаешь Урал, все в этом самом общепите становится как минимум в два раза дороже. Не знаю, отчего такая разница. Но обычно в тех местах, где таких предприятий малого бизнеса мало, людям деваться некуда. Опять же, в самой захолустной и заброшенной деревне, где нет никакой работы, питание бывает дешевым. Тут, чтобы не потерять и это, стараются не отпугивать людей высокими ценами. За счет многих посетителей возрастает и выручка. Все равно выигрыш. А наши производители, оптовики и магазины стараются, не приложив дополнительного труда, выигрывать за счет взвинчивания цен. То же самое и с импортом.
Который раз еду по этой дороге: Новосибирск—Омск, трасса почти пустая, жарко, а по дороге ни речки, ни ручья, ни озера. За сто тридцать семь километров до Омска начинается Омская область. Мост через Иртыш тоже не в самом городе, как и через Енисей в Красноярске. Иртыш здесь не слишком широкий, вода сверху кажется очень грязной, как и в нашем Амуре.
Омск проехать очень легко: город остается справа. Едешь по объездной, по окраине города, совсем немного. От Омска в сторону Тюмени автострада с газоном посередине километров на двадцать. В десяти километрах за городом восемь — десять очень больших теплиц, стоят все рядом и кажутся одной огромной теплицей. Автотрасса Омск—Тюмень более оживленная, но и дорога хуже, временами с заплатами, продавленные колеи в асфальте, но ехать можно, ям нет. Фуры с обеих сторон идут колоннами. Вот место, которое в прошлом году на протяжении двадцати километров было в сплошных ямах. Сейчас все заделано, положен новый асфальт. Дорога ремонтируется, укладывается новый асфальт, и не тяп-ляп, а всерьез.
От Омска до Тюмени шестьсот семьдесят километров. Тюменская область начинается в трехстах семидесяти километрах от Тюмени. Здесь по дороге есть редкие населенные пункты, слева отворот на городок Тюкалинск, потом река Ишим, сразу за ней большое село Абатское и в шестидесяти километрах за ним отворот на город Ишим. До него три километра. Здесь пост ГИБДД, кафе, шиномонтажка, мастерские и большая стоянка дальнобойщиков и других машин. Я здесь ночевал уже несколько раз и именно на этой стоянке подобрал воришку, о котором говорил раньше.
За день проехал больше, чем за эти дни: тысячу сто пятнадцать километров.

10 июля
Переночевав, выезжаю в семь утра. Отворот влево на город Заводоуковск, немного дальше отворот направо на город Ялуторовск. Река Тобол не впечатляет. За тридцать пять километров до Тюмени в стороне деревня Гуляй-Поле. Каждый раз, проезжая через нее, невольно вспоминаю батьку Махно. В последние годы про него немало написано и совсем не то, что писалось и показывалось в фильмах при советской власти. Истина рано или поздно все равно проявится, как ее ни прячь. Появится ли когда правда и о нынешних временах? Жаль, что не понимают этого так называемые олигархи, воры и взяточники...
Перед Тюменью уже почти закончена настоящая автострада, что называется — соответствующая мировым стандартам: ограждение, многополосное движение, посредине высокий разделительный бетонный барьер овальной формы с обеих сторон. Даже если нечаянно к нему и прижмешься, машина останется невредима. Впрочем, смотря как прижмешься и с какой скоростью. На этой дороге уже никак нельзя столкнуться со встречной машиной. Жаль, что она быстро заканчивается.
Город проехать тоже очень легко — он остается справа. Еду по самому краю города и останавливаюсь возле магазина автозапчастей. Покупаю такую же двухкомпонентную холодную сварку, какой в Новосибирске похмельные слесаря заделывали мне патрубок радиатора, — он опять начал течь. Тут же отодрал старую сварку, заново зачистил и налепил новую. Через двадцать минут доливаю тосол и еду дальше. Пять литров тосола здесь стоят всего сто рублей. Но бензин в столице этого нефтяного края даже дороже, чем до нее и после. По всей видимой окраине Тюмени сплошное строительство.
От Тюмени до Екатеринбурга триста тридцать километров. Город Камышлов. Перед ним по обеим сторонам огромное, как и в прошлом году, засеянное клевером поле: запах клевера в этот жаркий день перебивает все остальные запахи. Дорога идет через весь город, очень старинный, со старинной же церковью с двумя колокольнями. Дальше, в поселке Мезенском, тоже восстановленная старинная церковь, уже поставлен настоящий золотой купол. Немного дальше, в Малобрусянском, церковь была переделана безбожниками под склад. Еще в прошлом году купол был водружен прямо на стены, там он и находится.
За сорок километров перед Екатеринбургом еще более роскошная автострада, чем перед Тюменью. Да, такую бы дорогу — на все расстояние от Хабаровска до Пскова! Мечтать не вредно. По-моему, в России таких дорог никогда не будет, слишком много воруют, а на строительстве и ремонте дорог это особенно легко сделать. Положил асфальт потоньше и поуже, и миллионы можно смело отправить в свой карман. Сметы ведь изначально завышены. И еще много всяких уловок и ухищрений. В прошлом году в Амурской области мне рассказывал об этих способах один пожилой начальник участка мостоотряда:
— В Германии на один километр дороги несравнимого с нашим качества идет в три раза меньше денег. Еще и потому, что цены на стройматериалы у нас никоим образом не контролируются. Все обо всем знают, но «рука руку моет», и беспредельное и безнаказанное, почти узаконенное воровство миллиардов государственных денег продолжается.
Екатеринбург проезжаю по очень длинной объездной дороге с левой стороны по ходу. Никаких поворотов нет, но машин здесь столько, что постоянные пробки и на объездной. Есть и другой объезд, проходящий мимо аэропорта Толмачево, но на въезде в город я пропустил указатель и возвращаться не стал. Та дорога выходит примерно наполовину короче этой. В 2002 году я заезжал в город. Заехал рано утром, когда машин на улицах было мало, и без особого труда нашел искомый адрес. А выезжал после обеда, и дался мне выезд очень нелегко. Это совсем не то, что Новосибирск: город старый, улицы узкие и не рассчитаны на такое количество машин. Если встал не в свой ряд или повернул не туда, будешь долго плутать и нервничать. Что со мной и произошло. Только через два с лишним часа я выехал из города и зарекся въезжать в него днем. Таких пробок, как здесь, я больше нигде не встречал. Правда, я не ездил по Москве: там, рассказывали дальнобойщики, еще хуже.
Сразу за Екатеринбургом с правой стороны мемориал жертвам политических репрессий. Правильнее назвать — жертвам коммунистического геноцида. Все вокруг — одна огромная могила. Посредине мраморный крест высотой не меньше десяти метров и плиты с фамилиями полукругом. Большинство расстреляно на этом месте. Здесь же перезахоронены найденные останки из других так называемых полигонов НКВД. Перезахоронены не все. Еще много их лежит в округе, но все места расстрелов уже известны. Я не раз задавал себе вопрос: почему узаконенные массовые убийства ни в чем не повинных людей, не имеющих никакого отношения к политике, называют нейтральным словом — «политические репрессии»? Понятно, если расстреливают политиков, а тут….
Останавливаюсь возле мемориала. На мраморных досках выбито восемнадцать тысяч четыреста семьдесят четыре фамилии. Расстрелянным от шестнадцати до семидесяти лет. Возможно, есть и более ранние, и более поздние даты рождений. Все фамилии быстро не прочитаешь. В Челябинске, рассказывал мне в прошлый раз смотритель, на таком же мемориале вдвое больше фамилий. Вот и здешний смотритель и сейчас здесь и беседует с пожилым мужчиной. Подхожу к ним, здороваюсь и молча слушаю. Речь идет о том, почему «это» произошло. Собеседник смотрителя говорил примерно так:
— А потому, что «они», зная, что «их» власть незаконная и неправедная, смертельно боялись своего народа. Видели, что ничего у них не выходит и не может выйти. Ведь никакого интереса в труде не было, кроме «их» мифического будущего. Предполагая, что рано или поздно народ с них спросит за содеянное, они смертельно этого боялись. Начали искать виноватых и расстреливать вместе с ними всех подозрительных или казавшихся подозрительными. Надо было вогнать страх в души всех без исключения людей, и им это удалось. С успехом удалась и «их» оголтелая, лживая пропаганда. Народ в конце концов уверовал, что и «жизнь хороша, и жить хорошо». В лагеря загоняли тоже потому, что иначе строить «их» социализм и коммунизм было нельзя. Быстро его могли строить только бесплатные рабы под угрозой расстрела. Все, что мы сейчас в стране имеем, это оттуда, от «их» власти. А сейчас «они», моментально перекрасившись и захапав всю выгодную госсобственность, построили «коммунизм» для себя, а на нас им наплевать…
Много чего говорил этот старый человек. Также и о том, что все взрослые из его семьи лежат в этих могилах. А малые дети, в том числе и он, все оказались в детдоме.
— А этот самый детдом был таким же лагерем для малолетних. Я только чудом остался в живых, а мой брат и сестра умерли от голода и болезней. Уже в шестидесятых годах нашелся двоюродный брат — в другом детдоме вырос. Всей родни меня лишили эти мерзавцы.
Я с ним не во всем был согласен:
— В последние годы все же видны позитивные сдвиги во власти и в экономике…
На это он махнул рукой и сказал:
— Моисей сорок лет водил свой народ по пустыне, чтобы умер последний, помнивший рабство, а мы будем ждать больше, если еще дождемся, ведь никакой веры у людей не осталось. Глядя на ныне происходящее, нет веры и у молодых — это самое плохое.
Мне нужно было ехать, и я, расставаясь с этими людьми, сказал:
— Будем надеяться, что не все так плохо.
Хорошая дорога продолжается за городом километров двадцать пять, потом хуже, но ехать можно. А в первые две поездки здесь можно было ехать только на самой малой скорости: сплошные зубастые ямы, между ними куски и комья то ли бетона, то ли асфальта. И продолжалось это на протяжении восьмидесяти километров. Тогда у меня от такой дороги оторвалось «ухо» амортизатора. В 2005 году дорога была уже подремонтирована: наверное, после того, как ее показали по телевидению. Сейчас она стала еще лучше. С обеих сторон кладут новый асфальт, осталось совсем немного.
В длинной дороге хорошо думается. Нет, в стране все-таки кое-что меняется к лучшему. Медленно, со скрипом, из-под палки, но меняется. Нельзя быстро изменить сознание людей и привести к норме разрушенную за семьдесят лет мораль и веру многих людей. Для этого нужны личные примеры, каковых еще очень мало. И главная проблема заключается не в ворах, а именно в сознании людей. Все все видят и все молчат, и все молча сносят. Прочитал я в журнале «Континент», что «русский народ как нация так и не состоялся». Да, трудно состояться, если тебя чуть ли не столетие мордуют, обманывают и преследуют.
На большом расстоянии в сторону Перми затяжные пологие подъемы и спуски. Как известно, Уральские горы очень старые, время успело сгладить их. Река Чусовая. Судя по книгам Д. Н. Мамина-Сибиряка, это была река! А тут — речушка, чуть ли не ручей. Наверное, время успело «сгладить» и ее, только за более короткий срок по историческим меркам.
Пермская область. До Перми сто шестьдесят километров. Пункт ДПС. Прямо-таки трехэтажный дворец с круглыми башенками. После Читы все стационарные пункты ДПС кирпичные, многие — двухэтажные, с компьютерами. После Новосибирска, они расположены на расстоянии пятидесяти — шестидесяти километров друг от друга. За Уралом гораздо реже, но тоже достаточно. Меня останавливали за время моих поездок бессчетное число раз. Особенно в Сибири и дальше. Если гаишник заметил на номере 27-й регион, обязательно остановит. Проверяют в основном документы, но несколько раз сверяли и номера кузова и двигателя с документами и по компьютеру. Ночью проверяют всех подряд. Возле Вологды два раза обыскали машину с овчаркой на предмет провоза наркотиков и оружия. Собака оба раза ничего не нашла, и каждый раз, выскочив из машины, недоуменно и вопросительно смотрела на хозяина, ожидая более дельных приказаний. Некоторые посты закрыты, но и оставшихся хватает с лихвой. Все под контролем, и попробуй проехать всю страну, чтобы тебя не остановили. Если одного инспектора и можно купить, то десяток уже не купишь. Понятно, что контроль в нашей стране необходим, вот только чувствуешь унижение, когда тебя раз за разом «шмонают».
Не один раз гаишники, когда я отвечал куда еду, иронически улыбались, глядя на мои «Жигули», а один (я видел в зеркало) покрутил пальцем у виска, показывая подошедшему коллеге на мою отъезжающую машину. Но это еще в Читинской области. За Уралом то, что я еду на «Жигулях», воспринималось как само собой разумеющееся. На все мои вопросы они коротко отвечали «да», «нет», а некоторые и совсем не отвечали. Кто ты, мол, такой — на «Жигулях»-то?
Штрафовали меня за все поездки раз двенадцать и почти всегда за превышение скорости. Несколько раз платил без протокола. К этому отношусь индифферентно: не оправдываю и не осуждаю. Я нарушил правила — должен заплатить штраф. В конечном счете мне безразлично, куда пойдут эти деньги: в бездонный карман государства, которое и так каждый год осложняет мою жизнь, поднимая цены на все и вся, или в карман гаишника с его грошовой зарплатой. Я предпочитаю отдать гаишнику. Они делают это не от хорошей жизни: ведь они тоже все «вышли из народа». То есть, фигурально выражаясь, они — это мы с вами...
Отворот вправо на Кунгур, о котором писал певец Урала и Сибири Д. Н. Мамин-Сибиряк: «Старинное, очень богатое купеческое село». Стемнело, пошел дождь, а ехать ночью по мокрому, совершенно черному, съедающему свет фар асфальту очень утомительно и опасно, что известно любому водителю. И время уже позднее. Не доезжая сорока километров до Перми, останавливаюсь на обочине за тремя фурами и ложусь спать.
Проехал за день тысячу сто километров.

11 июля
В семь утра дождя уже нет, ярко светит солнце.
Пермь. До этого ездил через город, не очень сложно, но, учитывая количество машин… В прошлом году и сейчас сворачиваю перед городом после указателя влево и еду по объездной. Немного дальше, но — проще. Мост через Каму.
Сразу за городом одиноко стоит на обочине «плечевая». Они встречаются не столь уж редко. («Плечо» на жаргоне дальнобойщиков — расстояние от пункта А до пункта Б.) Знайте, если вы за городом увидели одиноко стоящую девушку в символической юбке и с сумкой через плечо, это почти наверняка «плечевая». По виду ничего такого и не скажешь, но опытный взгляд дальнобойщика сразу различает, кто есть кто. Это их временные жены, и самые умные из них предпочитают ездить только с дальнобойщиками, никогда не садясь в легковые машины — оттуда можно живой и не выйти. Некоторые ездят с дальнобойщиками постоянно. Каждый раз договариваются о встрече и ждут «свою» машину в условленном месте. А в перерыве ездят с другими. Бывает, иногда становятся и настоящими женами, но по привычке продолжают ездить с мужьями в дальние рейсы. Не все, правда, и лишь в первое время.
А на время отпуска шофер «передает» свою понравившуюся ему временную подругу товарищу или просто надежному человеку с наказом не обижать. Некоторые начинающие «плечевые», бывает, и денег не просят. В таких случаях сердобольные шофера сами дают. Впрочем, добавил один шофер, и среди нашего брата попадаются такие отморозки, что бедным девчонкам не позавидуешь. Мы таких, если попадутся, иногда «учим».
Зарплата у дальнобойщиков от пятидесяти до ста тысяч: зависит от региона и маршрутов. Самая большая в Москве. За меньшие деньги ни один уважающий себя шофер работать не будет. На стационарных пунктах ДПС и весовых платят гаишникам все без исключения, от пятидесяти до ста рублей. Деньги на это дает хозяин и закладывает в расходы. Если не дашь, не проедешь. Найдут сто причин, и, бывает, справедливых. Главная из них — перегруз машины.
— Предпочитаем платить, так спокойнее, — рассказали мне дальнобойщики на стоянке автомагистрали Мурманск—Санкт-Петербург.
Краснокамск. Вокруг него построили хорошую, но очень длинную объездную дорогу, открыли ее в прошлом году. В этот раз поехал через город. И зря: перед городом было мало машин, а потом — одна за другой. Пробок нет, но еду медленно. В расстоянии выиграл, а во времени проиграл.
На расстоянии шестидесяти километров от Краснокамска каждый раз встречаю передвижной пост ГИБДД «АПК Сова-2» на базе фургона КамАЗ. Видеокамеры вынесены за повороты дороги, и таким образом инспекторы, будучи сами невидимы, наблюдают за движением и штрафуют нарушителей. С той стороны на подъеме в гору сплошная разделительная, а с этой ограничение скорости. Забыв про этот пост, я тоже нарушаю, и меня приглашают в фургон для составления протокола. Инспектор, посмотрев мои документы, спрашивает:
— Это вы едете откуда?
— Да из Хабаровского края.
Подумав немного, инспектор отдает мне документы и напутствует:
— Не нарушайте больше.
Дальняя дорога иногда имеет свои преимущества в отношениях с ГИБДД.
Не все Уральские горы сгладило время. Есть довольно крутые подъемы и спуски. Миную Очер и дальше — Удмуртия. К Удмуртии у меня еще с первой поездки особое отношение. В 2002 году на низкосидящей «Тойоте» я поехал не туда и полдня ездил по Удмуртии, ища выход, и везде благополучно проезжал. Дороги там везде проезжие, даже полевые и проселочные. Заасфальтированы и некоторые проселочные, а те, что не заасфальтированы, засыпаны гравием и грейдированы. Не раз я останавливался и спрашивал у местных жителей, как проехать, и всегда мне любезно показывали и объясняли, а если не знали, находили того, кто знал. И на территории Удмуртии нет той разрухи, разгрома и нищеты, которая временами встречалась до этого и будет дальше за Удмуртией. Деревни здесь сохранились гораздо в большем количестве, чем в остальной России. Советская власть не успела их разрушить до конца, но живут тоже очень бедно. В основном за счет своих хозяйств.
— Если бы не налегали на импорт, было бы куда девать нашу продукцию. А так очень сложно ее сбыть. Отдаешь почти задаром, — сказал мне один фермер.
Люди здесь очень гостеприимны, чего, пожалуй, не найдешь сейчас ни в одном русском селе. В позапрошлом году я заехал в деревню Чепцы. Когда подъехал и вышел возле магазина, пожилая пара спросила меня: зачем, мол, заехали к нам? Я в шутку ответил, что ищу, где переночевать, на что они начали приглашать меня к себе. Думая, что они просто хотят подзаработать, спросил:
— Сколько это будет стоить?
На этот мой вопрос они даже обиделись:
— Мы из гостеприимства, а не за деньги. За деньги в гостиницу езжайте.
Многие говорят с заметным акцентом. Похоже, не только Удмуртия мне, но и я ей понравился. В прошлом году от райцентра Игра надо было ехать прямо, я же свернул налево и поехал на Ижевск. Довольно быстро понял, что еду не туда, но возвращаться не стал. В селе Чутырь обратил внимание на старинную, восстановленную церковь и остановился, чтобы узнать ее историю. В храме шла служба, и я обратился с вопросами к пожилой паре, косившей сено. Хозяин отвел меня к местным краеведам Волковым. Эта фамилия здесь очень распространена, их тут больше, чем у нас Ивановых.
Обычная история очень многих церквей в Советском Союзе. Была построена в 1819 году. В 1939-м ее закрыли и по привычке коммунистов сделали в ней сначала гончарную мастерскую, потом тракторную, потом клуб. К тому же девять метров пристройки к храму разобрали. Пять лет назад по инициативе президента Удмуртии начали ее восстанавливать на деньги республики. Сейчас храм уже открыт, а в пристройке пока еще находится клуб, но это временно.
Название села от изгиба реки. Чутырь — по-русски «изгиб». У Волковых оказалось множество материалов краеведческого характера. Они сказали, что хотят издать книгу об истории Удмуртии, своего села и его людях, но нет денег. Я посоветовал им обратиться к кому-либо за помощью. Но они ответили, что стесняются. Зато не постеснялся я: такие люди, как Волковы, мне всегда симпатичны, и по приезде на малую родину я написал письмо президенту Удмуртии Александру Александровичу Волкову с просьбой оказать содействие в издании книги. Вскоре из его секретариата пришел ответ, а потом и из министерства культуры республики, что содействие Волковым будет оказано. Не знаю, сбылось ли это…
В тот раз поездка через Ижевск получилась на несколько десятков километров длиннее. Сейчас опять еду по прямой дороге через всю республику. Расстояние меньше трехсот километров, и примерно на половине пути машина опять завиляла. Опять отвалился тот самый кронштейн. Сейчас поблизости нет ДРСУ, но я все же в Удмуртии. И рядом большое село, не записал, но, если правильно помню название, Колесур. Подвязав кронштейн вместе с тягой проволокой, потихоньку поехал в село.
Встречная женщина говорит, махнув рукой в сторону церкви, «езжайте туда». Заезжаю за церковь — стоит синий фургон ЗИЛ, с надписью «Электросети». Возле него сидят на земле три доброжелательных парня. Останавливаюсь, прошу помочь беде. Сварка оказывается в доме напротив, и хозяин дома знаком электрикам. Он вынес самодельный сварочный аппарат и протянул от дома кабель. Я снял тормозной барабан, колодки, отвернул четыре болта, вытащил полуось и снял диск, предварительно отсоединив трубку от рабочего тормозного цилиндра. Кронштейн лопнул не по той сварке, что мне заварили в Читинской области, а чуть выше. Парень быстро и профессионально приварил кронштейн и говорит:
— Вот у вас еще трещина, — и показал на место крепления реактивной тяги к кронштейну.
Снимаю ее, и сварщик приваривает дополнительную накладку. Также для пущей крепости приваривает накладку и к самому кронштейну. Работа сделана, сварщик, оказавшийся водителем ЗИЛа, говорит:
— Наверное, кронштейн сделан не из той стали. Большая редкость, чтобы в «Жигулях» он лопнул. Я таких случаев еще не встречал.
Я тоже до этого не встречал, но не удивляюсь. Бывает, ставят не то и технологию не всегда соблюдают — все ради прибыли. Не важно, что «Жигули» все больше теряют популярность.
Ставлю на место все снятое и даю ребятам двести рублей. Парни стесняются: не надо. Однако в разговоре между ними я уловил, что зарплаты у них давно не было и, недавно обедая, даже чай они пили без сахара.
— На сахар, — говорю им и втискиваю деньги в карман сварщика.
Электрики благодарят так, как будто я напихал им денег целый карман. В любой русской автомастерской этот ремонт мне бы стоил раза в три дороже. Если не больше. И времени бы потерял неизвестно сколько. Здесь же это заняло всего полтора часа. Нет, пора переезжать на жительства в Удмуртию!
Попрощавшись, еду обратно, останавливаюсь возле восстанавливаемой церкви. Отремонтировать осталось только сводчатый подвал, что и делают рабочие. Среди них молодой священник, показывающий, что и как именно сделать. Ему некогда со мной разговаривать, но он дает адрес, где еще один служитель расскажет мне все подробности о церкви. Однако времени я и так много потерял, поэтому еду дальше.
Кировская область. Дорога гораздо хуже, одни ямы на длительном протяжении. Ямы, правда, засыпаны каким-то белым грунтом, но толку мало, грунт весь выбит. Вот деревня Кильмезь. Это удмуртское название. Деревня с таким же названием есть и в Удмуртии. Это от названия одноименной реки. Справа указатель «Русская Бабья», слева «Удмуртская Бабья». И так не раз. В кировском Кильмезе дилемма: можно ехать вправо, через Нему и Нолинск — там есть мост через реку Вятку. Но длиннее на сто километров, и дорога изрядно разбита. А можно прямо по проселочной дороге на паром.
В прежние поездки ездил я на мост, а в прошлом году поехал на паром и опоздал к последнему рейсу. Пришлось ночевать на берегу. Выиграл в расстоянии, однако много потерял во времени, хотя и торопиться особо некуда. В дороге у меня включается какой-то противоусталостный механизм: могу, поспав ночью всего пять-шесть часов, ехать сутки подряд, не чувствуя усталости. Бывает иногда, что днем смертельно хочется спать. Останавливаюсь и, поспав минут пятнадцать-двадцать, еду дальше. Чувствую себя так, будто полноценно выспался. С таким коротким, но восстанавливающим силы сном, наверное, знакомы все шофера, ездящие на дальние расстояния.
Сейчас пока не поздно, еду прямо на паром. Хорошо, что погода стоит сухая. В дожди эту дорогу развозит и спокойно не проедешь: кроме того что машина будет грязная до крыши, в грязи можно и забуксовать. Проезжаю две деревни. Вот берег очень широкой в этом месте реки и как раз с той стороны подходит паром. Это большая баржа с буксиром-толкачом. На моей стороне еще три легковые машины. С парома съезжают шесть, мы заезжаем, и паром отшвартовывается. Прошлый раз заехало три КамАЗа, двенадцать легковых и еще осталось много места. Цена за легковую пятьдесят рублей, за грузовую — сто. Полчаса, и я уже еду дальше на Уржум. Грунтовка только от реки, пятнадцать километров, дальше по узкой асфальтированной дороге.
Уржум — небольшой городок, остался в основном таким, каким и был, когда в нем родился С. М. Киров, памятник которому стоит на площади посреди города. В детстве я читал книгу «Мальчик из Уржума» про Сережу Кострикова, будущего Кирова. В городе восстановлена большая церковь с пятью куполами. Издали видно еще одну, не восстановленную. Вряд ли предполагал Сергей Миронович, что наступят такие времена, когда будут восстанавливать разрушенные и с его участием церкви.
За Уржумом в двадцати километрах поворот налево на федеральную трассу. Дальше налево село Лебяжье на речке Лебедке. Тут заново отстроена церковь, разрушенная в тридцатые годы. Далее, и тоже в стороне, город Советск. И вот, наконец, слева Яранск. В восьмидесяти километрах от него начинается Нижегородская область. От Яранска до Нижнего Новгорода триста шестьдесят километров.
В этом месте моего рассказа следует остановиться подробнее, ибо в двух поездках до этого в этих местах, на границе двух областей, со мной происходила самая настоящая чертовщина. Я не раз читал и слышал рассказы о разных сверхъестественных мистических явлениях, иногда встречающихся в нашей жизни. Но, признаться, с трудом во все это верил, хотя и в моей жизни была парочка случаев, необъяснимых с разумной точки зрения. Но вот последний случай, произошедший со мной недалеко от этих мест, заставил поверить, что «Есть многое такое, друг Горацио…»
А было это так. Двадцать шестого сентября 2005 года на обратном пути и еще в конце Нижегородской области, когда вот до этого городка Яранска, где я собирался заночевать, оставалось километров восемьдесят, почувствовал, что скоро усну за рулем. Начал смотреть по сторонам, чтобы найти съезд с федеральной трассы Казань—Киров, ибо спать прямо на дороге опасно — всякое может случиться. Погода была именно та, про которую говорят — «ведьмы шабаш устроили»: лил сильный дождь и дул сильный ветер. Наконец увидел справа заросший травой пологий съезд и потихоньку съехал вниз. Справа от меня была лесополоса, слева метров на сто пятьдесят тянулся взрослый смешанный лес: осины, березы вперемежку с ольхой. Между деревьями были видны остатки дощатого деревянного забора, а впереди лежало заросшее высокой травой поле. Свернув вправо, проехал мимо лесополосы полсотни метров и подъехал к остаткам какого-то фундамента, едва видного в траве. Развернул машину в обратном направлении. Достал термос, выпил кружку чая, разложил сиденье и, опустив защелки на дверях, лег спать. Дождь и ветер не прекращались, но в машине было тепло и уютно: обычно я в таких обстоятельствах засыпаю моментально. Но в этот раз почему-то сон не приходил, и вообще я почувствовал какое-то непонятное беспокойство, какой-то дискомфорт, которые с каждой минутой все возрастали, пока не переросли в самый настоящий панический страх.
Подумав, что просто переутомился, хотя такого ранее не наблюдалось, я минут пятнадцать ворочался в тщетной надежде заснуть и тут услышал отчетливый троекратный стук сзади по крыше машины. Перепутать его со стуком обломившейся ветки было нельзя: так мог стучать только человек. На меня нахлынул самый настоящий ужас, какого я никогда в своей жизни не испытывал. Тут я понял, что значит выражение «зашевелились волосы на голове». Резко поднявшись и дернув за ручку подъема спинки сиденья, я трясущимися пальцами еле выудил из пачки сигарету, хотел было прикурить и вдруг услышал тот же резкий стук уже в стекло дверцы.
В оцепенении повернув голову, я увидел за окном какую-то смутную беловатую тень и тут же опять услышал на этот раз более тихий, какой-то просящий стук: пусти, мол. В том же оцепенении, мало чего уже соображая, протянул руку к замку зажигания и с усилием, будто кто-то меня держал за руку, включил стартер. Мой безотказный «жигуль», всегда заводящийся, что называется, с полоборота, на этот раз заводиться никак не желал. Но я упорно не отпускал руку с ключа зажигания, и уже на последнем, можно сказать, дыхании аккумулятора машина завелась. Включив скорость и позабыв включить фары, я резко нажал на газ, машина дернулась и еле-еле поползла, пробуксовывая на мокрой земле и траве. Когда же я сообразил включить фары, то метрах в двадцати впереди в косых струях дождя, за остатками забора среди деревьев увидел покосившиеся кресты заброшенного кладбища. А справа, в стороне от лучей фар, медленно удаляющийся, как бы плывущий в воздухе над землей серый бесформенный силуэт, который тут же пропал среди деревьев.
Действуя автоматически, с тем же непроходящим ужасом, я повернул влево, еле-еле с той же пробуксовкой поднялся по склону на федеральную трассу и с полкилометра, изо всей силы давя на газ, ехал по асфальту на первой скорости, пока не начал понемногу приходить в себя. Доехав до Яранска и остановившись на ночевку на АЗС, я уже начал посмеиваться над собой и решил, что больше по шестнадцать часов подряд ехать не буду, а то еще и не такое примерещится от усталости.
В следующем, 2006 году, тридцатого августа и также на обратном пути, случилось так, что проезжал я мимо этого же места и тоже вечером, но пораньше, в десятом часу. И чтобы не думать больше об этом случае и не теряться в догадках, решил я опять здесь переночевать. На этот раз была отличнейшая летняя погода, еще не совсем стемнело, на небе появилась полная луна и не наблюдалось ни одного облачка.
Остановившись точно там же, я рассмотрел остатки фундамента из старого красного кирпича, походил по кладбищу и ничего необычного не обнаружил: просто старое заброшенное кладбище. Между тем стемнело. Я забрался в машину и начал готовиться к ночлегу. Решил: чего бы это ни стоило, ни на что не обращать внимания. Но на всякий случай положил рядом с собой туристский топорик. Сон, как и прошлый раз, не приходил. В двенадцатом часу ночи я начал ощущать нарастающее беспокойство. Но на этот раз я был к нему подготовлен и, как мог, старался не обращать внимания. Сел, закурил, начал смотреть по сторонам. Светила луна, и кромешной тьмы, как в прошлом году не было. И тут мне показалось, что со стороны кладбища очень быстро скользнула в мою сторону какая-то смутная, еле различимая фигура. Но, может быть, это мне показалось? Однако вот и четкий троекратный, как и в тот раз, стук по крыше сзади, только уже с моей стороны. Снова потеряв самообладание от подступившего страха, я решил больше не искушать судьбу и начал заводить машину, которая и на этот раз завелась не сразу, и как мог быстрее выехал на дорогу.
Я решил это дело так не оставлять и, переночевав на той же АЗС, утром заехал в Яранск, который был совсем рядом. Расспрашивая прохожих, нашел на окраине городка в частном домишке пожилую пару. Марии Петровне и Николаю Фомичу было по восемьдесят два года каждому. Только я рассказал, что со мной приключилось, как тут же Мария Петровна заголосила:
— И-и-и, парень, и зачем ты второй раз туда поехал? Ох, жди теперь беды, обязательно жди. Ох, ведь это нетопырь был…
Дед начал ее урезонивать:
— Не пугай, Марья, человека зря, может, еще и обойдется.
Этими словами он действительно напугал меня. Они рассказали, поправляя друг друга, что в том краю было несколько деревень. Одна из них находилась возле кладбища. На том месте, где я останавливался ночевать, находилась церковь, ее развалины я и видел. Церковь снесли безбожники незадолго до войны. Но до этого в деревнях существовал обычай отпевать покойников в церкви и оставлять их там на ночь. В деревне жил «черный», как сказала Мария Петровна, колдун. Кто с ним не поладит, у того ни с того ни с сего или корова, или свинья, или лошадь сдохнет. Изредка вроде бы вполне здоровые люди внезапно умирали. В общем, все жители опасались его.
В начале тридцатых годов и сам колдун умер в возрасте девяносто лет. Понесли его в церковь, но батюшка не пустил и отпевать отказался. Гроб оставили в пристройке с тем, чтобы на другой день похоронить. Когда пришли хоронить, то обнаружили гроб пустым, куда девался покойник, никто не знал. Но с тех пор на кладбище или возле него стали происходить очень странные вещи. Иногда по ночам жители стали встречать какого-то вроде бы человека, при встрече с которым на людей нападал страх. Если первая встреча заканчивалась благополучно, то во второй раз с человеком обязательно случалась какая-нибудь беда. Дошло до того, что с наступлением темноты люди вообще перестали выходить на улицу. Священника уже не было, церковь позднее вообще разрушили, и прогнать нечистую силу было некому.
Беседовал я со стариками около часа, и очень много интересного рассказали они мне. Попрощавшись, я сел в машину с тем же напутствием: «Ох, смотри, осторожнее езжай!». И поехал, размышляя об услышанном и о том, что, вероятно Н. В. Гоголь написал своего «Вия» не на одном воображении.
Пару дней я действительно осторожничал, ехал не более восьмидесяти километров, но потом все это надоело и я поехал как обычно. Шестого сентября вечером из Чернышевска, находящегося в конце Читинской области, я поехал по вновь проложенному и уже заасфальтированному участку дороги. Примерно в двадцати километрах от Чернышевска появились приближающиеся огни фар перегонщиков, которые выезжали как бы снизу. Подумав, что это просто пригорок, включил ближний свет и сбавил скорость до семидесяти километров. Справа виднелась еще какая-то пара очень тусклых огоньков, я не придал этому значения. Когда последняя машина проехала, я включил дальний свет и прямо перед собой в двух десятках метров увидел огромный БелАЗ. Резко тормозить было поздно, все равно я бы в него врезался. Нажав на педаль тормоза, но так, чтобы не занесло, я крутанул руль влево, машина накренилась, чуть не перевернувшись, обогнула БелАЗ и за ним, тоже метрах в пятнадцати — двадцати, я увидел еще один БелАЗ и рядом с ним экскаватор. Проезда не было — строился мост.
Держа ногу на тормозе, опять крутанул руль, теперь уже вправо, скорость была еще достаточно большая, машина опять накренилась, пробила каменную бровку (она меня и спасла) и повисла серединой кузова на краю десятиметровой каменной насыпи. Передние и задние колеса висели в воздухе. Один из подбежавших строителей воскликнул:
— Ну, брат, такого циркового номера мы еще не видели!
Вылезая из машины, на это я ответил:
— Вы хоть бы знак поставили. И ваше счастье, что никого из вас не оказалось между машинами.
Странно, но я опять, как и в ДТП, произошедшем в 2004 году между Вологдой и Ярославлем не по моей вине, был совершенно спокоен. Машина, пробив каменную гряду, не получила никаких повреждений. Уже в Советской Гавани, заехав на эстакаду, я увидел только две небольшие вмятины на середине кузова. Да строители, стаскивая машину, оторвали с одной стороны бампер.
Когда приехал домой, моя искренне верующая мама сразу же спросила:
— Сынок, что с тобой было шестого сентября в одиннадцать часов вечера?
Именно в это время она увидела тревожный сон, будто бы я пришел домой пешком, сел на диван и сказал, что у меня сломалась машина. Проснувшись, она сразу же помолилась за меня.
А знак объезда был! Но кто-то его зацепил машиной, и он упал. Разумеется, я не мог его видеть. Вот и сейчас проезжаю эти места, но посетить как-будто желания не возникает. Пусть будет черту — чертово, а людям — свое. Те случаи сейчас воспринимаются как нечто отстраненное и нереальное, и даже не верится, что это было со мной, и именно потому, что нет логического или научного объяснения. Но, тем не менее, это было!
Дальше в стороне городок Шахунья, потом Урень, где-то за ним я заночевал, съехав с дороги в сторону.
Проехал за день тысячу восемьдесят шесть километров.

12 июля
В шестом часу утра еду дальше. Городок Семенов, дальше за Линдой перекресток Нижний Новгород—Городец. На одном указателе до Нижнего Новгорода тридцать три километра, почти рядом, с другой стороны — сорок шесть. Где правда — неизвестно. Такое встречается часто, на одном указателе одни цифры, через два-три километра — совсем другие.
От перекрестка до Ярославля моя дорога уже не федерального значения, узкая, но хорошая. Городец, маленький и уютный город, основан в 1152 году. Почти на всех улицах новый асфальт. А когда проезжал по нему первые два раза, все улицы в городе были вконец разбиты. Горьковское водохранилище. ГЭС. Въезжаю на самую длинную в мире дамбу, которая с одной стороны протяженностью шесть с половиной километра, а с другой — семь с половиной. ГЭС и дамба строились руками заключенных в 1946–1950 годы. Об этом сказали мне в прошлом году гаишники на посту ДПС. Действительно, все «великие стройки социализма» до середины пятидесятых годов строились только руками заключенных. По всей дамбе движение пятьдесят километров в час. Обгонять никто даже и не пытается — видеонаблюдение по всей дамбе не только за движением, но и вообще за всем.
За постом ДПС, возле отворота на город Чкаловск, ни с того ни с сего лопнуло, буквально взорвалось, лобовое стекло, рассыпавшись на кусочки. Прямо передо мной словно из ружья выстрелили, такой был громкий звук. Стекла на наших машинах двух типов. Есть стекло «сталинит», с проложенной между листами пленкой, оно безопасно, и даже при сильном ударе лишь покрывается трещинами. А есть и так называемые — «каленые». Такое стекло тоже безопасное но при ударе рассыпается на мелкие кусочки, о которые, впрочем, нельзя порезаться. Но это стекло напряженное, и иногда бывают с ним такие вот случаи. Пришлось заезжать в Чкаловск и покупать новое стекло. Прозрачное стоит семьсот пятьдесят рублей, но я беру уцененное, с небольшой трещинкой в правом нижнем углу, и за двадцать минут вставляю.
Дальше поселок Пестяки, где дорога тоже полностью отремонтирована. Ехать по дороге через Городец на Иваново через Шую, который тоже в стороне, одно удовольствие. Деревня Мыт Ивановской области с полуразрушенной церковью. Дорога тоже заново отремонтирована. Хотя и так была хорошая, но — расширили. Деревня Пустынь, несколько разрушенных ферм, старые покосившиеся домишки, церковь, переделанная под склад. Афанасьевское. Церкви нет, осталась одна громадная колокольня, с целым куполом и местами сохранившейся на нем позолотой. Не ободрали крышу колокольни только потому, что не достать.
Поворот на Иваново и Шую. Прошлый раз, когда возвращался, поехал из Иваново на Кострому, через тридцать километров повернул на Шую и ехал через нее. Там почти в одном месте пять громадных церквей не церквей — соборов. Четыре восстановлены. Говорили, есть и еще несколько. Родом из Шуи знаменитые боярские и царский род. Вспомнить хотя бы царя Василия Шуйского.
Скоро Иваново и та самая АЗС, возле которой в прошлый раз состоялась моя запомнившаяся встреча с немцами.
В июне 2006 года, подъехав к этой АЗС, находящейся после поворота на старинный город Палех, я увидел два стоявших необычных микроавтобуса, несколько похожих на наши «газели», но с иностранными номерными знаками.
Остановился и подошел к группе людей около автобусов — полюбопытствовать. Оказалось, это были две семьи немцев, путешествующих по нашему Золотому кольцу на кемперах. Кемпер — это такая машина, можно сказать, дом на колесах, в которой есть все необходимое для путешествия и отдыха. Всего путешественников было восемь человек: двое мужчин, их жены и четверо детей в возрасте от десяти до пятнадцати лет, все мальчишки. Немцы очень охотно вступили в разговор, языкового барьера не оказалось. Все они, в том числе и дети, прилично говорили по-русски. Я сначала подумал, что это наши, «русские» немцы-переселенцы, но оказалось, что они немцы коренные и все перед непродолжительной поездкой в Россию посещали курсы русского языка, где им рекомендовали видео- и аудиоматериалы для самостоятельной учебы. Один из мужчин, Дитрих, оказался управляющим строительной компании, второй, Вальтер, работал в той же компании простым каменщиком.
Я очень удивился такому социальному неравенству, ибо у нас в России невозможно представить, чтобы управляющий или директор пустился в путешествие со своим рабочим (да он с ним и не поздоровается). Спросил, не родственники ли они или, скажем, друзья детства. Оказалось, нет. Вальтер ответил:
— Мы просто коллеги по работе.
Впав в крайнее любопытство, я устроил немцам форменный допрос, причем на все мои вопросы отвечал преимущественно Вальтер, остальные стояли рядом, все время улыбаясь и кивая головами в подтверждение всего, что он говорил. Задал я ему и вопрос, который мы, русские, первым делом задаем друг другу в последние годы при встрече. Как, мол, у вас с зарплатой? Потому что не мог я себе представить, чтобы наш каменщик раскатывал на машине, стоящей сорок восемь тысяч евро, по заграницам вместе с семьей. Официальная фиксированная зарплата Вальтера, меньше которой он получать не может, три с половиной тысячи евро. У Дитриха, управляющего фирмой, в которой работает почти пятьсот человек, девять тысяч.
Видя мое удивление и неправильно поняв его, Вальтер сказал, что для управляющего такой фирмой это не очень много, поскольку у него и работы, и ответственности гораздо больше. И эта наша зарплата не основной доход, основной доход приносят дивиденды. Все работающие в фирме являются ее акционерами, акции распределены примерно поровну. У меня, сказал Вальтер, акций даже больше, чем у Дитриха. И управляющего они выбирают сами на общем собрании из самых достойных и образованных акционеров, и зарплату ему устанавливают тоже акционеры при назначении на должность. Тут я впал, что называется, в ступор, и задал самый глупый, на взгляд немцев, вопрос:
— Как, разве у вас в Германии управляющие не сами себя выбирают и зарплату себе начисляют?
Улыбнувшись моей неразумности, Вальтер терпеливо объяснил:
— Герр Андрей, если поступать подобным образом, то это будет социально несправедливо, ибо директор может себе зарплату завысить. Иногда так и случается, если предприятием, созданным, что называется с нуля, владеет всего несколько человек и все акции находятся у них. Но тогда в действие вступает прогрессивная шкала налогообложения и поэтому работодателям в любом случае невыгодно платить работникам мало, а себе много. Да и профсоюз не позволит занижать зарплату работникам. Оплачиваемый отпуск две недели, но можно брать за свой счет сколько угодно, можно вообще не работать, жить на дивиденды. Но этого никто не делает, таких людей у нас не уважают. Все заинтересованы, чтобы фирма приносила как можно больше прибыли, а для этого нужно всем очень хорошо работать. Наши жены работают продавцами в магазине, и зарплата их от трех до четырех тысяч евро в месяц: зарплата зависит от выручки...
Попросив разрешения, я вошел в один из кемперов, именно вошел: даже мой рост в сто восемьдесят пять сантиметров позволял находиться в машине не сгибаясь. Сразу на входе справа находилась маленькая кухонька с двухконфорочной газовой плитой, та же плита при необходимости может работать и на обогрев в автоматическом режиме. По периметру кузова расположены батареи, система заполнена незамерзающей жидкостью. Рядом с кухней туалет с умывальником и столитровой емкостью с водой, а дальше довольно просторное купе с мягкими диванами по бокам и двумя поднятыми подвесными койками. Всего спальных мест четыре, но при необходимости внизу раскладывается стол и получается уже шесть спальных мест. Большой телевизор, с находящейся наверху самонастраивающейся спутниковой антенной, тонированные окна с жалюзи. Я смотрел на все это великолепие с таким же, наверное, чувством, с каким голые папуасы, впервые увидев европейца, глядели на Миклухо-Маклая.
Вошедшие следом немцы сели на диваны, Вальтер жестом предложил мне сделать то же самое, и мы продолжили беседу. В частности Вальтер сказал, что они удивлены тем, что очень многие наши водители сплошь и рядом, иногда грубейшим образом, нарушают правила дорожного движения, а скоростной режим вообще никто не соблюдает. Но еще более удивительно, что никто на это не реагирует. У них в Германии каждый добропорядочный немец, будь то водитель или пешеход, считает своим долгом немедленно сообщить о нарушении в полицию. Штрафы за нарушение ПДД очень большие, и впредь виновник не один раз подумает, прежде чем нарушать. Поэтому нарушают редко и в основном иностранцы.
Вальтер также посетовал на состояние наших дорог, сказав, что они очень плохие. На это я хотел сказать ему, что по нашим плохим дорогам они еще не ездили, эти дороги, по которым они едут, по нашим меркам очень даже хорошие. Но не сказал — обидно все же за державу. Также их удивление вызвало то, что ваши, как он сказал, дорожные полицейские, имея в виду гаишников, не один раз их останавливали просто так, полюбопытствовать. В Германии это недопустимо: полицейский должен иметь очень веское основание, чтобы остановить тот или иной автомобиль. Но, сказал Вальтер, претензий они к ним не имеют, поскольку относились «полицейские» к ним доброжелательно и в каждом случае предлагали свою помощь. Со своей стороны, могу еще раз подтвердить: ко мне гаишники относились тоже вполне лояльно и даже сочувственно, никаких конфликтов с ними за все мои четыре поездки из Хабаровского края до Пскова я не имел, если штрафовали, то за дело, зря никто никогда не придирался.
Когда я спросил, как они ориентируются в дороге, Дитрих показал мне спутниковую навигационную систему, в которой я мало чего понял. Потом сказал что-то по-немецки своему сыну, и тот достал из шкафа огромнейший атлас дорог России. Именно России! Таких я в жизни не видел. За каждой страницей мелкого масштаба находилась сложенная в несколько раз такая же карта гораздо более крупного масштаба. Планы больших городов указаны отдельно: асфальтированные дороги, проселочные и даже тропки, указаны все АЗС, гостиницы, кемпинги, автомастерские, расстояния в километрах. Словом — все! Указаны даже геодезические знаки, причем — все очень точно. Имея подобный атлас, просто невозможно заблудиться. Все названия даны по-русски и по-немецки. Как пояснил Вальтер, подобный атлас можно купить у них в любом книжном магазине. В том же магазине можно заказать карту любой страны и любого масштаба, на другой день она будет готова, и вам доставят ее прямо домой.
Как ни странно, задел меня именно немецкий атлас наших дорог. Может, потому, что когда я поехал первый раз в 2002 году в Псковскую область, то немало плутал благодаря именно нашему новейшему, как было на нем написано, атласу автодорог, на котором все было указано весьма приблизительно, а многое — вообще отсутствовало. И благополучно доехал я только по пословице — «язык до Киева доведет». А на некоторых загородных перекрестках без указателей стоял, как тот витязь на распутье, до тех пор, пока не останавливал какой-либо автомобиль, чтобы спросить. А надо сказать, что остановить чужой автомобиль, чтобы сориентироваться, на наших дорогах не так-то просто, особенно ночью. После просмотра атласа у меня возникло чувство даже не зависти, а просто какая-то уныло-безнадежная констатация факта: живут же люди.
Тут немецкие дамы, суетившиеся на кухне, принесли обед. Особенно меня удивил тот факт, что они из уважения ко мне приготовили русский борщ и пельмени: у них в машине был и холодильник, сами же они ели какой-то суп, а на второе — традиционную немецкую еду: сосиски с картошкой и капустой. Еще и извинились, что борщ консервированный, кстати, как и вся их еда, но если бы они этого не сказали, я ни за что бы не подумал, что все это приготовлено не из свежих продуктов, настолько борщ выглядел натурально и по виду, и по вкусу. Выпив кофе, я поблагодарил дам и стал прощаться. Немцы всей компанией вышли за мной, и мы подошли к моим «Жигулям». Здесь Вальтер с каким-то сочувствием спросил меня:
— Герр Андрей, и на такой машине вы один едете так далеко?
Когда же я ответил, что еду на этой машине уже в третий раз, он как-то задумчиво произнес:
— Теперь я окончательно убедился, что вы, русские, очень странные люди и совсем не похожи на нас, немцев.
Не знаю, что он имел ввиду, но сказал именно так и, видно, желая что-то прояснить для себя, начал задавать мне вопрос за вопросом. Не буду их здесь приводить, скажу только, что я ответил на все как мог обстоятельно. В процессе нашего разговора Дитрих снимал нас на видеокамеру. Я пропустил мимо ушей только вопрос о моей зарплате, деликатные немцы сделали вид, что не заметили этого. Давно прошли те времена, когда на Дальнем Востоке зарабатывали в два-три раза больше, чем на «Западе». И если бы не вынужденные побочные заработки, то герр Андрей мог бы в свою Псковскую область разве что пешком ходить из Советской Гавани. Но зато я могу гордиться тем, что живу в районе, приравненном к Крайнему Северу. Не поняли бы немцы всего этого, да и не хотел я перед ними унижаться.
Расстались мы настоящими друзьями. На прощание они хотели подарить мне тот самый атлас наших автодорог (вот тебе и немцы-скряги!), видя, с каким вожделением я его листал, но я, скрепя сердце, отказался, сказав, что он им нужнее. А вот незадуваемую зажигалку с изображением знака почетного сотрудника КГБ СССР взял. А так как в ответ трехрублевую китайскую зажигалку дарить было стыдно, то подарил им две своих фотографии на фоне нашей Советской Гавани с приглашением посетить ее и с адресом. В свою очередь и они оставили мне свои адреса и телефоны, сказав, что очень хотели бы увидеть меня у себя в Германии и если я приеду, чтобы обязательно зашел, они будут ждать.
Когда сел в свои «Жигули» и поехал дальше, меня долгое время не оставляло чувство, что я пообщался с какой-то другой цивилизацией и что, может быть, правы были их не столь уж далекие немецкие предки, которые написали на воротах всему миру известное: «Каждому свое»…
Подъезжаю к Иваново, бывшему советскому городу невест, как пелось в советской песне. Теперь, наверное, многие из нынешних невест тоже стоят на обочине дороги в коротких юбках и с сумкой через плечо. Всегда в этом городе плутаю, хотя и указатели есть, но дорога уж больно путанная, поэтому пристраиваюсь за грузовиком с ярославскими номерами и вместе с ним благополучно выезжаю из города. От Иваново до Ярославля сто километров. Тут же еще один указатель, на нем — девяносто три. Деревня Осенево, где в небольшом сквере напротив полуразрушенной церкви памятник самому «безвредному» из большевиков — М. И. Калинину. Сидит он и смотрит на дело рук своих. Во многих деревнях осталось по нескольку домов, и потому церкви здесь, по всей видимости, никогда не будут восстановлены. Не для кого.
Ярославль. Сначала налево, на объездную, потом мост через Волгу, а после, вроде бы и объездной дороги не было, больше получаса по городу, правда, по окраине. Можно ехать и по городу, это довольно просто. Один раз я по нему ехал в обратном направлении, но это было тоже ночью, а сейчас день и машин более чем достаточно. От Ярославля до Вологды сто девяносто километров и дорога тоже оставляет желать лучшего. Несколько десятков километров узкая и извилистая, очень трудно идти на обгон за медленно ползущими грузовиками. Деревня с многообещающим названием — Бухалово. Еще встречались деревни Криволапотная, Сохобезводное и другие. Велик и богат русский язык.
По всей дороге воспоминания. Проезжаю три поворота на древний город Данилов, примечательный своим старинным женским монастырем. Вот и последний перекресток, на котором три года назад мы чуть не погибли. Ехал я уже обратно и в прямом направлении по главной дороге. Второстепенная примыкала к ней плавной дугой справа. Подъезжая к перекрестку, и увидев знак «Пересечение со второстепенной дорогой», я сбавил скорость до восьмидесяти километров и уже почти на самом перекрестке увидел фуру КамАЗ длиной с железнодорожный вагон. Шофер КамАЗа, слишком поздно увидев мою машину, попытался взять вправо, благо место позволяло, чтобы получилась большая дуга и чтобы я тоже успел отвернуть вправо.
Так бы оно и было, если бы это была простая машина, а не длиннейшая фура с шестью «мостами», к тому же — тяжелогруженая. Когда я ее увидел, до нее было метров тридцать, и я, сам не зная почему, надавив педаль газа, резко повернул влево наперерез КамАЗу и… успел! Удар пришелся скользом по правому заднему крылу, зад отбросило влево, при этом оторвало задний фонарь, который я так и не нашел потом. Сзади меня ехал точно такой же КамАЗ, я его незадолго до этого обогнал. Он остановился, из кабины вылез шофер и сказал мне:
— Тебя, мужик, сам Бог спас! Я все видел: любой другой на твоем месте просто инстинктивно повернул бы вправо и был бы раздавлен.
На подобные ситуации я реагирую неадекватно, порой в довольно энергичных выражениях. Сейчас же почему-то у меня было полнейшее спокойствие, словно это не я только что избежал смерти. Я даже успокоил схватившегося за голову шофера «моего» КамАЗа.
— Ничего, не переживай, бывает у тебя, бывает и у меня.
У его машины был только слегка погнут бампер. Вызывать ГИБДД не стали, сошлись на компромиссе, который остановившиеся шофера оценили в сто пятьдесят «условных единиц». С тем и разъехались. Купил фонарь только на другой день. Вмятый бензобак (он-то и спас от более разрушительных последствий) и крыло заменил уже дома.
Вот с тех пор и уверен, что спас меня именно Он. Ну никак я не мог за тысячную долю секунды принять единственно правильное решение! Любой человек не смог бы. Как будто кто другой, помимо моей воли, нажал тогда на газ и крутанул руль влево. Вспоминая эту ситуацию, я именно к такому выводу и прихожу, и никакие ссылки на мой профессионализм не убеждают.
Вологда. Проезжаю город тоже по объездной: она проложена на большом расстоянии и частично по окраине города. От Вологды дорога прямая как стрела — сто тридцать пять километров. Машина идет не шелохнется до самого Череповца, который остается слева, видно только множество дымящих труб. Река Суда. Дальше дорога тоже хорошая, только уже не совсем прямая. Шексна, город и река. Большой горбатый мост через реку. Дорога ремонтируется, недолгий объезд через Пикалево. Дальше на дороге возле роскошной АЗС с магазином, кафе, шиномонтажкой и еще какими-то службами, на постаменте с надписью «Автомобилистам Вологодской области» грузовик ЗиС-5.
Ленинградская область. Останавливаюсь на ночлег на том же месте, где ночевал и все прошлые поездки — возле АЗС в трехстах километрах от Санкт-Петербурга. Как-то я всегда подгадываю с ночлегом именно на этом месте.
Проехал за день тысячу пятьдесят восемь километров.

13 июля
Всю ночь было не то что светло, а как-то сумеречно, хотя пора белых ночей вроде бы уже закончилась.
Утром — дальше, уже с большим нетерпением. Дорога здесь изрядно подношенная, долгое время идет через болота. Отворот влево на Тихвин, дальше опять влево на Волхов, но туда мне тоже не надо. Еще немного прямо и, наконец, автомагистраль Санкт-Петербург — Мурманск. До Санкт-Петербурга сто двадцать четыре километра. Но до него я не доезжаю двадцать километров и сворачиваю налево, на Всеволожск, который совсем рядом. Цель: навестить старинных друзей нашей семьи. За счет сокращения пути на пароме через реку Вятку, на спидометре десять тысяч сто шестьдесят километров от Советской Гавани. Израсходовал восемьсот тридцать литров бензина. По дороге было шесть поломок, но все они оказались легко и быстро устранимы. Проехав за десять дней через два края, восемнадцать областей и две республики, я на одиннадцатый день в двенадцатом часу дня был возле Санкт-Петербурга.
Переночевав, несмотря на настойчивые уговоры остаться еще на несколько дней и пообещав приехать потом, еду дальше. Раньше проезжал через Кировск, Колпино и Пушкин на автомагистраль Санкт-Петербург—Таллин. Теперь же от Кировска открыта ранее долгое время закрытая военная дорога «бетонка». По ней еду на Волосово и потом выезжаю на ту же автомагистраль, только гораздо ближе к конечному пункту и быстрее. Город Кингисепп. От него до эстонской Нарвы всего тринадцать километров. Но мне прямо на город Сланцы. Пятьдесят километров по очень хорошей дороге. Еду через город, здесь меня останавливает, молодой гаишник и, не прося предъявить документы, спрашивает: где находится 27 регион? Еще десяток километров и, вот она, Псковская область. Еще около тридцати километров и — город Гдов, на берегу Чудского озера. От него до моей деревни тридцать пять километров. Здесь живут мои родственники.
Все, приехал!