Виктор БРЮХОВЕЦКИЙ. Однажды вернусь
Сергей ВАСИЛЬЕВ. Осень горчит, словно жизнь человечья
Владимир СКИФ. Когда царит осенняя печаль
Екатерина КЛИМАКОВА. Помнишь, как в детстве пахли рассветы?.., дебют
Олег ГУБАНОВ. Солнечные зайчики, дебют
МНОГОГОЛОСИЕ. Г. Аксаментов, Ю. Гарднер, Н. Гребенюкова, Г. Звездов, А. Иванов, Т. Колесникова, Г. Левкин, Е. Муковозова, К. Распутин, В. Струнов, С. Сущанский

Виктор БРЮХОВЕЦКИЙ

Однажды вернусь

Из детства

Босиком, в одной рубахе
Вышел из дверей...
Мне — что ямб, что амфибрахий —
Все одно — хорей.

Я шныряю в огороде,
Огурцы жую.
Между грядок Дева бродит.
В сторону мою

Не глядит. Не замечает.
С дудочкой в руке —
То подсолнух покачает,
То шмеля в цветке.

Плети трогает руками.
Полет повитель...
Что за дива?
Кто такая?
Для чего свирель?

По сено
(из юности)

Бескрайний снег. Россия. Купыри.
Травы созревшей пышные метелки
Опушены морозом. В волчьи холки
Рассвет вплетает ленточку зари,

И слышно, как токуют глухари
За речкой, на бору, у самой кромки...
Пристяжка рвет и дышит на постромки
Серебряным туманом из ноздри.
И, серебром окутанные, сани,
Визжа, идут в раскат на вираже,
И ты, вращая крупными глазами,
Стоишь в санях в хозяйском кураже,
Чуть шевеля подобранной вожжой,
Весь в инее, бессмертный и большой.

***

Ульяне

Мне нравятся беременные женщины.
Цветы — в бутонах!
Вот еще чуть-чуть...
Светящиеся, Господом отмечены,
Они, по сути, представляют суть.

Всему начало и всему основа!..
Припухли губы, носик на боку,
Но я лица такого никакого
Прекраснее не видел на веку.

Распущенные волосы, что крылья.
Халатики не сходятся... Растет!..
Она привстанет, соберет усилья
И павой несказанною пойдет.

Она идет прямой дорогой в мамы.
Набухшая, вся в солнечном свету!
Хочу — и хулиганы чтоб, и хамы
Такую огибали за версту!

Она идет — ни берегов, ни края! —
Сравнима с полноводною рекой...
В который раз смотрю и, замирая,
Склоняюсь перед радостью такой.

Летний дождь

Он зашумел сначала по верхам,
Потом деревьям вымочил коленки
И первые серебряные деньги
Рассыпал по зеленым лопухам.
Загоготала птица невпопад.
Петух забрякал шпорами и смылся,
Из-за ограды в небо ветер взвился
Пучком травы и рухнул в палисад.
И началось! Разорванный, кривой,
Он закружил, вскипая темной силой,
И все дома в селе перекосило;
Журавль деревянной головой
Задергался, и цепь загрохотала.
Ударил гром — и все нездешним стало!
И от удара встало на дыбы,
И даже телеграфные столбы —
Прямые — на мгновенье покривели...

И захлебнулся небом водосток!
Минуту... пять...
Но вот уже восток
Очистился, и ласточки запели!
И вышли мы смотреть, как за селом
Летала туча с белым помелом.

Старое фото

Июня двадцать первого числа
По площади, где нынче бродят кони,
Она не шла, она себя несла,
Как белую голубку на ладони.

Вся в белом-белом (только смуглость рук!),
Вся — чистота (легка и горделива!).
И белых каблучков точеный звук
Был тоже белым. Это ли не диво!

...Поверь, фотограф, в силу ремесла
И подпиши: Елена! город — Троя!
Дворец Растрелли и... двадцать второе
На фоне двадцать первого числа

Проявится!..
А Троя ни при чем!
И девушка, пожалуй, не Елена...

Но обвивалось платье вкруг колена,
Как древко — при атаке — кумачом!

Июнь

1

Еще тебя не трогала коса.
Еще ты кучерявый и пушистый,
И в час, когда с небес течет роса,
Ты кормишь нас душистою ушицей.
Корми, корми!
Нам силы набирать...
Еще дергач над сонною рекою
Успел не все поленья разодрать
И просушить под рыжею луною,
Которая осыпала трухой
Высоких сен метелки золотые
И высветила лезвия литые
Литовок, что таятся под стрехой.
Корми, корми...
Но, отходя ко сну,
Ты укажи нам, где перепелята
В густой траве бескрыло-виновато
Ночную караулят тишину.

2

Июньское небо.
Распластаны крыши.
В дурмане сосновой хвои
Табунные травы все ниже и ниже
Метелки склоняют свои.

Высокие звезды синее и чище.
Теплей и длинней вечера...
Примерит хозяин к руке косовище
И коротко скажет: пора!..

Возы заскрипят, и порушатся травы,
Смешаются ночи и дни.
Немереный труд!
Ни награды, ни славы —
Жара, пауты да слепни.

Да солнца сверкающий белый осколок.
Упавший, как бич, на село...
Не жалко себя — только жаль перепелок,
Не ставших еще на крыло.


***

Однажды вернусь. Я обязан вернуться
Туда, где деревья под ливнями гнутся,
Где старая лодка у синего плеса
Гниет в камышах, где я мазал колеса
Разбитой телеги пахучим тавотом,
Где серая птица гордится болотом,
Где бродят в обнимку поверья и сказки,
Где ныла спина от ремня и указки,
Где батя учил меня зло и толково,
Что нету на свете другого такого
Весеннего неба, осеннего пала,
Где тысячу лет проживи — и все мало!

За синими горами

Не говорю, что точно, но примерно
В той стороне, там, где встает луна,
За синими горами есть, наверно,
Прекрасная и добрая страна.

Там зреет рожь, там пахнет повиликой,
Там у затонов чахнут камыши,
Там в зарослях дремучей ежевики
Известно о бессмертии души.

Там помнят всех и помнят обо всем,
Там каждый куст излечит от тревоги,
Там около задумчивой дороги
Стоит, наверно, очень старый дом.

И в доме том по вечерам пьют чай
За столиком с клеенкой голубою,
И стены в нем, наверно, без обоев,
И в рушниках Угодник-Николай.

Там под окном еще грустит ветла,
И женщина встает там очень рано,
И я однажды брошу все дела,
Поеду и спрошу:
— Ну, как ты, мама?..

Сергей ВАСИЛЬЕВ

Осень горчит, словно жизнь человечья…

***

В деревне, знаешь, славно. Там твоих
Подружек нет, чтобы пойти налево.
И мир там создан Богом для двоих —
Сплошь пустота, а есть Адам и Ева.

Что, яблоко? Но и оно не в счет,
Когда в простом словце души не чаешь.
И время так медлительно течет,
Что, в общем-то, его не замечаешь.

И, запивая полночь молоком
Парным, совсем легко понять, что каждый
Из нас друг к другу не тоской влеком,
А вечности пленительною жаждой.


***

О вечности? Постой, ты, право, не права!
Нарвем-ка лучше мы кувшинок желтоглазых
В мелеющем пруду, чтобы в глубоких вазах
Их после утопить, расцеловав сперва.

Когда бы мы могли хотя бы по складам
Читать живой букварь природы,
в каждом слоге
Мы находили б смысл и помнили о Боге,
Несущем благодать деревьям и стадам.

А человек, он жив тем, что в его крови
Послушно шелестит вполне земная птица,
И мы обречены — чтоб в этом убедиться,
Рви стебли влажные, ведь им не больно, рви!

***

Небо зимнее над нами,
А под нами белый круг —
Не тревожься, временами
Это тоже сходит с рук.

Если Бог того захочет,
Приподняв заветный гнет,
И русалка захохочет,
И чудовище всплакнет.

Мы с тобой одеты ленью
В этой сумрачной глуши
Не по щучьему веленью —
По велению души.

Потому и небо в звездах,
А земля в колючей тьме,
Потому и плачет воздух
Колыбельную зиме.

И кусочки Божьей плоти
Так пронзительно нежны,
И в томительном полете
Даже крылья не нужны.


***

Я бы тебя ублажил, да уж больно крут
Нынешний вечер — зима и мороз под сорок.
Так что о лунных на время забудь просторах,
Лучше поставь чайку, не сочти за труд.

Что там луна пред сухим шелестеньем крыл
Крови и перед тем, что зовут судьбою!
Разве не август постель нам стелил с тобою?
Разве не Бог нам о верности говорил?

Не оскудеет от нежных щедрот рука,
Не перестанет ждать жертвы угрюмый идол
Страсти. А если я вдруг чем тебя обидел,
Ты уж, родная, прости меня, дурака!


***

Нам бы с тобою в окошко смотреть,
Дождичек слушать и веровать в Бога,
Нам бы не знать, что смиренье убого,
И не тужить, не печалиться впредь.

Нам бы с тобой чепуху городить,
Камешки сплетен бросать как попало —
Только куда-то она запропала,
Страсть эта — душу свою бередить.

А не пойти ли нам в лес по дрова?
Там берегиня нам почесть окажет,
Кукиш покажет и правду расскажет,
Я ли не прав, или ты не права.

Там по опенку на каждом пеньке,
Там, не считая чужие увечья,
Осень горчит, словно жизнь человечья,
Словно рябинка на коньяке.


***

Сбросим одежды, отбросим стыд
И поглядим друг другу в глаза —
Грех не утешит, но Бог простит,
А потому ни к чему слеза,

Выкатившаяся из твоих
Не голубых, зеленых очей.
Небо не делится на двоих:
Если ты Божья, то я ничей.

Рыбкою, вынутой из пруда,
Бьется печаль, но кому повем?
Знать бы, что будет со мной, когда
Я тебе, ангел мой, надоем.


***

«Господи, — сказала ты, —
Ты прости, но я устала
От напрасной нищеты,
от того, что с нами стало».

Я сказал, что я прощу:
Мол, не сватали в холуи.
Я сказал, что возвращу
И слова, и поцелуи.

Ты сказала: «Бог с тобой!
Я ведь, знаешь, не об этом!»
Дождь по крыше бил слепой,
Как всегда бывает летом.

И от радостной тоски —
Кто по ней не изнывает! —
Снег ложился на виски,
Как всегда зимой бывает.


***

Не о том, не о том говорю —
Не о смерти и Боге, о разном.
Словно шапка на воре, горю
Синим пламенем, полымем красным.

То ли вправду душа изо льда,
То ли ворон кривляться заставил:
Жил как будто, а глядь, ни следа
На сырой на земле не оставил.

Что ж, теперь, что ли, помнить про стыд!
Лишь бы девка грехи не скостила.
Бог-то, он, вероятно, простит.
Я хочу, чтобы ты не простила.


***

Луна кругла, а груша треугольна,
Земля тверда, а в небе есть дыра —
И сразу ясно, что не только голь на
Уродливые выдумки хитра.

Я б в степь ушел, да выдаст первый встречный!
Я б жизнь прожил, да не об этом речь!
И чиркает всю ночь сверчок запечный,
Стараясь спичку серную зажечь.


***

Не знать бы, что ждет на другом берегу,
А знать бы, что нас ожидает на этом,
Где ты не слукавишь и я не солгу
Ни летом прошедшим, ни будущим летом.

О Господи, что там еще впереди —
Европа с быком иль Дионис с коровой?
А Зевс кочевряжится — ты погляди,
Какой он сердитый, большой, златобровый!

Ни в сказке сказать, ни пером описать —
Таким мужичинам ни плену, ни тлену —
Орел, да и только. А правду сказать,
Дурак дураком, коль профукал Елену.

Елену? Прекрасную? Как ни спроси,
Все просится в Святцы. Не будь Одиссеем,
Я б вечность посеял на грешной Руси,
Когда-нибудь мы ее вместе посеем.

Владимир СКИФ

Когда царит осенняя печаль

Танцующие змеи

Я видел змей, танцующих под небом
В японском доте, в темном склепе дней.
Их танец тайной для природы не был,
Он был изъяном красоты скорей.

А змеи танцевали, обнимались,
Шипели, поднимались над песком,
То распадались, то опять свивались
Живым узлом, клубящимся клубком.

Мы — матросня — тяжелыми ломами
С лица земли срывали старый дот,
А змеи дот японский обнимали
И людям загораживали вход.

Но вот мы смертный круг образовали
Над ними, танцевавшими в кругу...
О, как мы их ломами убивали,
Крошили на пустынном берегу!

Потом купались и орали громко
У океана Тихого в горсти...
И только Мишка Яковлев из Ровно
Сказал змее растерзанной: «Прости!»


***

И вкривь, и вкось стоят заборы
На чахлой родине моей.
Молчат тележные рессоры,
Горчат седины ковылей.

Не вижу золотого хлеба,
Что убирали в сентябре...
Лишь конопля растет до неба
В пустом, заброшенном дворе.

Бестолочь

Он бестолочь, как ни крути:
Лопочет без умолку
И все пытается найти
В ночном стогу иголку.

Среди толковых мужиков
Все делает без толку.
Из ровных досок и брусков
Собрал кривую полку.

У поля бестолочь сидит,
Сгрызает паляницу,
На поле бестолочь глядит,
В мешке несет пшеницу...

Вот кажется, что он сумел
Не тыкать пальцем в небо.
Засеял хлеб, взошел пострел*
На поле вместо хлеба.

И снова бестолочь сидит
На глине возле леса
И сам с собою говорит —
Мол, в глине есть железо.

Казалось, он без толку рыл...
Туннель прорыл у леса...
И что же бестолочь открыл?
А вот! Открыл железо!


***

Та жизнь, что была — утекла из сознанья.
Забыл я летучих коней на лугу,
Деревьев и трав золотые названья
И клинопись птичьих следов на снегу.

Та жизнь оступилась и стала обманом,
Ушиблась душа и листочком дрожит.
Трясет пол-России дырявым карманом,
И глохчет паленую водку мужик.

Земля поросла трын-травой и дурманом,
В деревне крест-накрест забито окно,
И небо сверкает граненым стаканом,
Упершись в российское твердое дно.


***

К родной земле любовь невыразима,
Когда царит осенняя печаль.
Моя душа, заботами теснима,
Уносится в неведомую даль.

Она свои распахивает крылья,
Летит среди небесной синевы
И обретает новые усилья
В очарованье света и листвы.

Ее поля и рощи привечают,
Никто не бьет наотмашь и под дых.
Как мягкий хлопок, стебли иван-чая
Сулят ей отдых в кущах золотых.

Душе от счастья никуда не деться:
В родном  краю смогла себя согреть,
И хочется ей просто разреветься
И посреди России умереть.

Екатерина КЛИМАКОВА

Помнишь, как в детстве пахли рассветы?..

***

Я люблю, когда лето в разгаре,
В череде сонной праздности дней
Наблюдать, как шустрит от амбара
По двору деловой муравей.

Нахлобучив соринку на спину,
И соринкою обременен,
Он упорно спешит сквозь малину
В муравейник под сохнущий клен.

И конечно, я знаю: бывало,
В городской бездыханности дня
Сквозь космическое покрывало
Кто-нибудь наблюдал и меня...

Потому что иначе пустынно
В беспричастности собственных дней
Наслаждаться под космосом стылым
Исполинскою силой своей.


***

Миндальные искры капели,
Дыхание терпкой весны,
И дети стараются мелом
Впечатать в асфальт свои сны.

Проплешины черных проталин,
Седые волосья зимы...
Живые мимозы — для мамы,
Бессмертные вербы — в умы.

Колючие первые лужи
Смеются на матовом льду.
Искрящимся царством жемчужин
Я в тающий вечер иду.

Октябрь

Бальзаковский возраст: еще хорохорится роща.
Вино и конфеты, и росчерк лихой: «Ностальжи»...
Холодного ветра слепая сердитая ощупь
На дланях листвы, протянувшихся к солнечной лжи.

Хихикает желтою розой звезда небосвода
Над зябнущим миром, укрытым трусливым снежком,
И абрисом храма вздымаются трубы завода,
Прет предпенсионный троллейбус, набитый битком...

Приемник плюется эстрадой в фальшивом миноре,
И с первым свиданьем последний парад vis-a-vis.
Пылится с кокетливой шляпкой впотьмах антресолей
Шагреневой кожей мечта о последней любви.


***

Два алкаша, три бабки и полынь,
И никнет лето в дымчатых бурьянах,
В окошках битых, да в ухабах пьяных,
Да в воплях двух раскормленных гусынь.
И кажется, что век заночевал
Бродягою в заброшенной избенке
И бестолковым маленьким теленком
Заперся на соседский сеновал.

...А где-то там мелькают поезда,
Летят куда-то радиосигналы...

И птенчиком, упавшим из гнезда,
Ночует век на ветхом сеновале.
Остановились старые часы,
Безвольно гирьки вдоль стены повисли,
И лаются впотьмах цепные псы,
Ползут несвоевременные мысли.

Живое на пороге эпилога —
Как часть давно потерянных святынь.
И за тобой три вековых итога
Выходят попрощаться на дорогу:
Лишь алкаши, старушки да полынь.


Помнишь, как в детстве пахли рассветы
Рыжим весельем, бессмертьем и летом,
Речкой, березкой, полянкой и мамой,
Самой любимой, надежною самой?

Листья осенние пахли нетленьем,
Солнце — теплом, а луна — озареньем.
Там голосами звенела округа,
Там мы клялись в вечной дружбе друг другу.

Девочка с бантиком, плюшевый зайчик,
Девочка, мальчик, девочка, мальчик...
Мы вырастаем с майской сиренью
Под соловьиное благословенье.

Книжные битвы, мечутся флаги,
И вдоль дороги брешут дворняги,
И отцветает весна за весною
Под невозмутимость вечных прибоев.

И удаляются верные руки
В зеркале заднего вида без звука,
И ненавязчиво шепчет дорога
Старую притчу о сущности Бога:

«Чувствуешь, пахнут, как в детстве, рассветы
Рыжим весельем, бессмертьем и летом.
Речка с березкою голосом мамы
Шепчут о светлом, тихом и самом важном...»

Флаг

В белой полосе — твои снега,
Лебеди, твердыни, облака,
Храмы, ветки яблони в цвету,
Сыновья... И путь Твой ко кресту.

В красной полосе — бравурный вой,
Алые знамена над страной,
Цвет закатов, на закате даль,
Сыновья... И влитое в Грааль.

Синим не начертано словес.
В цвете непроснувшихся небес
Снегом алым на мою струну —
Сыновья, что пали за страну.


***

Что мне до этого Древнего Рима? Мне наплевать на Рим.
Белая чайка над белым Крымом жадно глотает дым,
Тихо стекает снег порыжелый в желтый поток Сунгари,
В древнем соборе под плитами белыми шепчутся тихо цари.

Недоуменно молчат Богородицы, плачут со славных знамен.
Все отболело, чтоб больше не вспомниться... Нет ни числа, ни
имен...
Степи и конницы — Азии дети, и не сочтет карандаш,
Сколько эмалевых белых соцветий скрыли Амур и Сиваш.

Что мне до этого давнего времени, где — как в последнем бою?
Это мою распинали Империю! Жгли Византию мою!
Это меня отшвырнули от храма... Как мне вернуться теперь?
И предо мной, пред подобием хлама, хлопает нужная дверь.

Пей! Веселись! Все как будто устроилось, только не верится
мне —
Часто мне лгали старые повести с князем на белом коне.
Вот мне и снятся степи да конницы, сотни в походном строю,
Где я иду воевать против вольницы за Византию мою.


***

Я слышу: гречиха смеется рассвету,
Вся в белом дыму от цветущих стеблей,
Как в пышном снегу средь янтарного лета,
Как в царских мехах дорогих соболей.

Я чувствую запах, медовый и вязкий,
В тягучей жаре, во пчелином раю,
И чудится, будто в ушедшую сказку
Вошла и старухой у поля стою.

И плещется бело-зеленое время:
Гречишное поле, деревни, пути,
Где чрево земли носит черное семя
И женщина держит дитя у груди.

Я в выцветшей шали, с жалеющим взглядом,
Руками-крюками, ветвями ракит,
И в чем-то девичьем, старинном, нарядном,
В последнем уборе... И призрачный скит

Виднеется где-то за полем в рассвете,
За пенной волною цветущих стеблей.
Я в поле дремучее вечного лета
Войду неприметной тропинкой своей.

Олег ГУБАНОВ

Солнечные зайчики

Маята рыбака

Не то чтоб сильно обнищал,
На жизнь озлился городскую —
Смягчить характер обещал, —
Ушел в путину я морскую.
Хоть не в пучину — тьфу-тьфу-тьфу!
Над ней скользили мы с волненьем —
Покинул кто Москву, Уфу
И я, приморский от рожденья.
Мы для стихии все — щенки!
Она на всех нас — ноль вниманья!
Попробуй не подставь щеки —
В борт долбанет и — до свиданья!
Забудь про ссадины, нарывы,
Крик чаек-даунов весь день.
Вокруг все думают о рыбе,
А о тебе — никто нигде…
Когда кровать сродни качели,
Когда в тоске увязнул ты,
Все чаще мысли: а зачем мне
Романтика до тошноты,
Те обещанья, те порывы
Хоть что-то изменить в судьбе?
Вокруг все думают о рыбе,
А я вот только о тебе!

Милая

В небе вечер разлит чернилами,
Огоньки зажелтели грушами.
Дорогая, хорошая, милая!
Скушно мне.
Звезды в небе синими льдышками,
А душа не найдет отдушины —
Разве помним мы, как все вышло там,
Что сердец своих не послушали?
Не докличешься, не дотянешься
Через время неуловимое.
С кем смеешься, о чем печалишься,
Дорогая, хорошая, милая?
Время прямо, а жизнь извивами,
Чем утраты души восполнятся?
Дорогая, хорошая, милая,
Помнишься.

Воздержись!

Стаханов, Корчагин,
Абрамович, Билл Гейтс —
Много было и есть
Режиссерских студий
Для контрафактных судеб.
Граждане, даже случайно
Не нарушайте секрет,
Где сказано: воздержись
Копировать чужую жизнь,
А то прокрутишь запись,
И окажется: тебя нет,
А за тебя живет зависть…

Новогоднее

Средь обшарпанных зданий
И сухих тополей над пенечным погостом,
Средь веревок с бельем,
Околевшим в декабрьский мороз, —
Зеленеет сосна, может в два моих роста,
Снег на лапах, а лапы — вразброс.
Неказиста она — городская сосна,
Только к месту теперь, очень кстати.
Сквозь окно я ищу взглядом чуть свет,
Эта зелень ее мне добрая весточка на день —
И работать полегче, как будто убавилось лет.
Да еще Новый год —
Рубикон притерпелости, праздник душевный —
Как бы ни было, есть очищения час.
Будет хлеб дорожать или станет дешевле —
Все потом, все потом — нет дороже канунов для нас!
Уж готова душа
В небылицу любую поверить без спроса,
И сосна распушилась, как тот лукоморьевский Кот,
Что мне чудо явит
Средь обшарпанных зданий над пенечным погостом,
Средь веревок с бельем,
Чистым,
Как не прожитый еще
Новый год.

Не падай духом

В сорок лет жизнь не кажется вечной,
В шестьдесят она кажется прошлой.
Лет еще через пять — делать нечего,
Вспоминаешь лишь детство хорошее.
Планы строишь опять грандиозные —
Из фантастики, что называется,
И — о чудо! — казалось бы поздно,
Но порой кое-что и сбывается.


***

Солнечные зайчики,
солнечные зайчики —
скачут по стене.
Солнечные зайчики,
Что вы обещаете
взрослому мне?
Вы привет от неба ли,
Солнца след?
Что это вы не были
Столько лет?
Вас любя по-прежнему,
Я грустил.
А что света вешнего
В детстве недовесили,
Я простил.
Солнечные зайчики,
солнечные зайчики —
Добрый свет.
Солнечные зайчики,
солнечные зайчики —
Лишь бы вас не застили
Толщи лет…

Весна

Весна — сюжет,
И стресс и встряска.
Весна — завязка и развязка,
Прелюдий всяческих цепочки.
Весна — проблемы сердца, почек.
Весна — реальность и обман,
Мираж, призыв в густой туман.
Весна — сосульки и подснежник.
А спонсоры весны — Надежды!

У моря

А. Плетневу
В. Пожидаеву

Оказало море милость:
Десять рыбок для начала.
Был костер, уха варилась,
Все мы творчески молчали.
Были рукописи где-то
Среди хлеба, соли, лука,
И о том, что мы поэты —
Ни звука.
Те стихи — такая малость,
Море слышало получше.
Что нам делать оставалось?
Море слушать.
Было лето, ночь и море,
Звезд была мозаика.
Было трое нас, поэтов,
Стало три прозаика.

МНОГОГОЛОСИЕ

Геннадий АКСАМЕНТОВ


***

Стелет вьюга мягко,
ночь закрыла ставни,
белою канавкой
стал овраг недавний.

Тишина такая,
что души не слышно.
Ничего из рая
нашего не вышло.

На ночном пороге
прежние желанья
свалены, как боги
в пору увяданья.

От ненужной дани
легкая тошнота,
сон — в полудыханье,
взгляд — вполоборота.

Но всему есть мера,
сердце, будь же мудро,
возродится вера,
возвратится утро.

Морозное утро

Сухое морозное утро.
Безлюдно. Кануны весны.
Простимся спокойно и мудро
с той жизнью, где видели сны.
Где все нам осталось знакомо
и живо, пока не уйдем,
и все мы из этого дома,
чьи стены ломаем и жжем.

Земли нашей мается тело
от свежих границ и рубцов,
забыли мы общее дело,
достойное наших отцов.

Нам нынче сурово и трудно.
Вокруг молчаливая даль,
сухое морозное утро,
безлюдный тревожный февраль.

Август

Расцветают астры, лето на исходе,
потемнела зелень, огрузила сад.
Август у Байкала при любой погоде —
месяц расставаний, боли и утрат.

Делаются зримы имена и лики,
всякая неточность выявляет строй,
в редких средоточьях тишины великой
обретает сердце силу и покой.

То ли изобильно, то ли просто больно.
Крут подъем, и впору дух перевести,
и закончить «Август» легкой рифмой
«вольно»,
пожеланьем добрым долгого пути.

Юлия ГАРДНЕР

Время

Дым накрыл с головою осенние дали.
Я люблю это небо, осеннее глупое небо.
Время катится быстро, активно вращая педали.
Может, бродит сейчас по лианам какой-нибудь Рембо.

Может, ждет корабля с островка Робинзон постаревший,
Может, ищет обидчиков смелый несдавшийся Робин.
Или музыку пишет наш будущий Гершвин,
Такт ногой выбивая сейчас в материнской утробе.
Время катится быстро по кругу мгновений.
Все, что ЖИЗНЬ, повторяется вечно и в сроки…
Я люблю это небо, и воздух, прозрачный, осенний,
И стоящие вечность угрюмые синие сопки.

Наталья ГРЕБЕНЮКОВА


***

Ax, дворник, черный инквизитор,
Злодей усатый. Поутру
Метлой березовой грозит он
И осень волочит к костру.

Ей руки хрупкие ломает
И волосы ржаные рвет.
А осень шелестит, немая,
В дыму сиреневом плывет.


***

Подернут лес багряной пылью,
И зябко сердцу моему.
Тихонько розовые крылья
Сложу в заплечную суму.

За лугом заливным — коровы.
Звенят хрустально бубенцы.
Ушибов не боясь и крови,
Порхают глупые птенцы.

А я-то не могу поверить,
Что за спиной не парашют:
Свеченье сфер и сладость ветра
В душе я с детских лет ношу...


***

Какая сладчайшая мука!
(Я радости той не снесу) —
Услышать мелодию Глюка
В стеклянном осеннем лесу.

Лазоревый цвет при дороге.
Коснешься его — запоет.
И мальчик, печальный и строгий,
Со мною неслышно идет.

Молчит он, о чем-то вздыхая,
Как ясень, прекрасен и чист.
И ластится мгла золотая,
И кружится розовый лист…


***

Сквозь бирюзовое стекло
Простое кажется волшебным,
Дурное — вещим и блаженным.
И вовсе исчезает зло.

В сплетенье радужных лучей
Любовью кажется измена,
Словам и чувствам нет размена,
Не существует мелочей.

Геннадий ЗВЕЗДОВ

***

Памяти Н. П. Задорнова

Нас поучал прозаик строгий,
Седые теребя виски:
— Беда России — не дороги,
И уж никак не дураки.
Не трогала литература
Другую тему никогда —
Что самогон и политура,
Попойки — русская беда…
Мы сами стали стариками
(Уже немало лет прошло),
Но до сих пор перед глазами
Его печальное чело.


***

Я лет пятьдесят позабыть не могу
Разумного детства начало:
Из радиорупора на берегу
«Легенда о Данко» звучала.
У пристани нежась на желтом песке,
Глаза безмятежно прикрою —
И вижу, как ярко пылает в руке
Горящее сердце героя.
Не думаю в миг замечательный тот,
Под небом безоблачным лежа,
Что мать меня дома голодного ждет
И сестры волнуются тоже.
Как были те летние дни хороши,
Как в спину песчинки кололись!
И нету, казалось, кругом ни души,
Лишь я, предвечерье и голос.


***

Комсомольчанин Остриков
Не пишет, не звонит,
А мне б писульки простенькой,
Не праздничной на вид.
Мы чуть ли не за партою
Сидели за одной, —
Я был слабохарактерный,
Он парень заводной.
Беспечно детство крутится,
Промашки так легки.
Наган его конструкции
Я резал из доски.
Махнул неосторожно я —
И пальцы по ножу.
Заметный шрам от ножика
До сей поры ношу.
Выпускникам не хнычется.
Дерзай — и в руки флаг!
Он был в политехническом,
А я кончал филфак.
Седины и залысины,
Болячки в том числе…
Он в городе безвылазно,
А я в своем селе.
Года мелькают пестрые,
И жизнь прошла зенит.
Израильтянин Остриков
Не пишет, не звонит.


***

Работа нужная никак не клеится
На двадцать третье февраля…
Пирует сельская интеллигенция,
Гуляют вскладчину учителя.
Сценарий праздника течет размеченно.
Закуски множество. Питья в обрез.
В честной компании лишь только женщины,
Защитник Родины один как перст.
Директор ежится, смеется жиденько,
Хотя для сухости и нет причин.
Мне правда нравится ярлык защитника,
Но как-то совестно, что я один.


***

Согрев концертом дни сырые
Моих любимых земляков,
— Незамутненная Россия! —
Сказал о людях Спиваков.
О, слова доброго всесилье!
Хоть в горожане не гожусь,
Меня как будто похвалили:
Я и краснею, и горжусь.

Артем ИВАНОВ

Вспоминая ее мобильник

И только после передачи голоса
Все отключила вселенная
И через бездну дрожь моя неслась

Но дрожь непроводима в связь
Замолчало все
Мой выдуманный диалог остался в воздухе
Отключилась после салюта песнь
Песнь твоего голоса

А я жаждал
До боли в глазах
До боли в том месте
Где сердца мышца
Тряслась —
услышать еще раз «привет»
Еще и еще раз
«привет»
Но ответ —
воскресная
Майская бездна.

***

Садоводческий синдром
Паломничество за город
Тысячи брюкв
капуст
малин
рассажены по углам огородов-дач
Какая-нибудь из женщин
(мужчина обычно ленив) с
чувством переполненного долга
подвязывает под беспощадным солнцем
стручки
гороха
Или копается на картофельной грядке

Да… Знать людям есть чем заняться
Ведра набрав возвращаются в город
Пот смывают и говорят: Ух
намаялись, черти!


***

....и если любить друг друга
то может Бог и заметит
что счастье есть и у этих
и смерть отступит
навеки

в цветы
в цветы погрузятся
наши простые руки
наши усталые лица
(с линзами
и без линз)

мы лицемерье забудем
и будем верить вовеки
что счастье — есть в человеке
и это божественный
груз...

Татьяна КОЛЕСНИКОВА

Осенняя женщина

Прекрасно, билеты в кармане!
У всех юбилеев в долгу,
На этот-то раз все же к маме
В деревню приехать смогу.
В дороге мечтаю, как буду
Из влажного снега круглить
Снежки. И по белому чуду,
Едва наступая, ходить.
Вот праздник к полудню, а дальше
Покатится время с холма.
Накину я виды видавший,
В котором зима — не зима,
Тот мамин родной полушубок,
И детством далеким пахнет.
С обветренных срезов зарубок
Смолистые слезы, как мед…


***

Мне снился сон, в нем было все знакомо,
Твой дом ласкала ясная заря.
Я ветерком влетела невесомо,
И встрепенулся лист календаря.
Над полом цвета зреющей пшеницы,
Стен белизну тенями серебря,
Порхали, будто бабочки, страницы
Из нашего с тобой календаря.
Тревожа листья солнечной герани,
Деля восторг цветочного огня,
Я поняла: ушедший ранней ранью
Ты где-то есть, но нет нигде меня.


***

Зазывала тебя, чтоб любовью согреться,
Но сама обжигала печалью, любя.
Золотится листва. Я — осенняя женщина,
Я осенний свой свет берегла для тебя.
И пурпурный венок источает нетление,
Свеж и ясен кленовый его аромат.
Я — осенняя женщина. Это прозрение.
В этом воздух, прозрачный как лед, виноват.


***

Занавешено окно
Старой шторой поперек —
В желтом полюшке ромашки
Да нечастый василек.
За окошком ясный полдень,
В бликах солнца водоем.
Под салфеткой ждет нас полдник,
Нынче мы с тобой вдвоем.
В лепестках пахучей руты
Затерялся алый мак.
И бегут, бегут минуты,
А часы тик-так, тик-так.


***

Далекой дубраве тенистой
Таинственный снится покой...
Солдатику в робе пятнистой
Любимый мой город — чужой.
Из скального грунта деревья
На сопках понурых растут.
Над мхами болот недоверье
Вершит комариный свой суд.
Мальчишки, пехота лесная,
Простите за вольность, не зря ж
В таежности отчего края
Оттенки берет камуфляж.
И в дальних тенистых дубравах,
И в цельности скальных пород
Мужчиной быть — гордое право
Исток неизбывно берет.

Григорий ЛЕВКИН

***

Стучит в окошко кисть рябины,
Как будто просится в тепло.
И крик последний журавлиный
Куда-то ветром унесло.

Стоит у яра клен багряный,
Как отблеск давних теплых зорь.
Он — как открывшаяся рана
Или души распятой взор.

С березы сыплется монисто,
В озерной сини тишь и гладь.
А клюква на болотце мшистом —
Рубинов россыпь... Благодать!

Лимонник, гроздья винограда,
Калину красную в лесу —
Вам это все увидеть надо,
Чтобы понять тайги красу.

На западе синеют горы
С коротким именем — Хехцир!
И не нужны ни с кем мне споры,
Что он прекрасен, этот мир…

Елена МУКОВОЗОВА

***

На кладбище забытых кораблей
В песок уткнулись их тела стальные.
В былые дни хозяева морей —
Торпедный катер, сейнерок, иные...

Какая жизнь кипучая была!
Их ждали здесь с победой иль уловом —
Звенела рында, пели вымпела,
В эфир летело экстренное слово.

Давно не слышно рокота винтов...
Тех кораблей истерзанные туши —
Как стадо обезумевших китов,
Что в одночасье кинулись на сушу.

Лишь стаи птиц хозяйничают там,
Да ветерок посвистывает в трюмах,
И ржавчиной покрытые борта
Глядят на солнце тускло и угрюмо...

Вы знали толк в работе и в бою —
Морские работяги и солдаты…
На берегу притихшая стою,
Как будто перед ними виновата.

Сезоны

Усердствует зима, и от порога
До горизонта выткала она
Сверкающую ровную дорогу
Добротного льняного полотна.
Струится ткань — недорого, но мило:
То веточка, то первый клейкий лист —
Весна на перелески обронила
Полупрозрачный девичий батист.
А лето пожелало обрядиться
В оборки, рюши, прошвы, кружева,
Теплом цветков веселенького ситца
Согрета разомлевшая трава.
Но скоро кленов трепетные свечи
По сопкам запылали, как пожар, —
Степенно осень драпирует плечи
В скользящий переливчатый муар.

Предчувствие

Еще не песня, но уже мелодия,
И только мне пока еще слышна
Таинственная нежная рапсодия.
Тиха и незатейлива она.
Но целый день твержу ее, усердная,
Она, сопровождая каждый шаг,
Еще не в сердце, но уже в предсердии,
И ей уже откликнулась душа.
Что это — вдохновение? напутствие?
Напевы, как дыхание, легки...
Еще не чувство, но уже предчувствие,
Уже предощущение строки.

Константин РАСПУТИН

Романс

Старинный романс, словно в майское утро,
Прохлада лесов и цветов аромат.
Слова и напев — немудреная мудрость,
В грядущее зов и к былому возврат.

Любви и страданий извечные темы,
Свиданий восторги и горечь разлук.
Стирается грань между явью и тенью,
И душу щемит заколдованный звук.

Я некогда пел под тальянку частушки,
Печатал под песни солдатские шаг,
Мелодии юных — всегда мне подружки,
И песнь хоровая всегда хороша.

Романс же, как сладкая боль, неизменно
Рождает тревожную радость и грусть,
И слышится мне сквозь напев сокровенный
Сама необъятная матушка Русь.

Валерий СТРУНОВ

***

Светлой памяти Н. Р.

Спешите говорить любимым
простые нежные слова:
Сегодня облака над ними,
а завтра может быть трава…
Туда, к Нему, к высокой встрече,
которой все тревожно ждут,
несказанные вами речи
они с собой не унесут.
Что если Там, где все виднее,
где воплощаются молитвы,
они окажутся беднее,
несчастнее, чем быть могли бы?


***

Мой дом — вагон мудрейших книжек,
он от миров и мыслей тесен,
но он тебе неинтересен:
тебе, красивой, ум — излишек.

Я фантазер, но не мечтатель:
насчет себя амбиций нет:
среди поэтов я читатель,
среди читателей — поэт.

Что делать? — я не Мастрояни...
Тонка моей тенеты нить:
пытаюсь, чтоб привлечь вниманье,
изящным словом удивить.

Но русский твой далек от нормы,
И тщетны все мои старанья…
Но — к черту! Я за прелесть формы
тебе прощаю содержанье.

Ты мне явилась — не стереть!
Кто изваял тебя такую?!
Я на тебя иду смотреть,
но слушать я хожу другую.

***

Ax, оставьте иронию!
Ну какой же мы край,
если слева Япония,
справа — тот же Китай?!
Наваждение странное:
все бы в гущу, в среду!..
Я живу на окраине,
чтобы быть на виду!
Где с охранною грамотой
по тайге и теперь
бродит помнящий мамонтов
экзотический зверь.
За болотными всхлипами,
где метель комаров,
пахнут кедром и липами
наши розы ветров.
Не сулите мне теремов
И столичных утех,
Заболевшему Севером
Не расстаться вовек
с перекатами-бродами,
островами дубрав,
с золотыми широтами
увядающих трав.

Сергей СУЩАНСКИЙ

***

Владиславу Михайлову

Мой друг покинул Колыму —
Решать семейные вопросы.
Ему отныне ни к чему
Морозы, снежные заносы,

Дождей сплошную пелену
И сопок каменистых кручи.
Тайгу, что подошла к окну,
И комаров звенящих тучи.

Но вот, который год подряд,
Он наш поселок вспоминает.
И память в юность возвращает,
И сердце просится назад.

Романс

М.Н.П.

Здесь восемь месяцев зима
И снег порой валит в апреле.
А я без Вас схожу с ума,
Брожу по городу без цели.

И гостем на чужом пиру
Волшебное глотаю зелье.
Наутро мучаясь похмельем —
Бельем мотаюсь на ветру.

То кисну, словно в мае снег,
То мерзну — как в мороз мимозы.
Шальные выкатились слезы
Из-под полуприкрытых век.

Всего не выскажешь в стихах,
Всего, что так терзает душу.
Но Ваш покой я не нарушу,
Чтобы не каяться в грехах…



Не спится… Ветер за окошком,
Собаки лают в темноте.
Луна прилипла к небу брошкой
Во всей спокойной красоте.

Игра теней по стенам: вроде бы
Я строю замки из песка.
Спать не дает тоска по родине,
А жить — по Женщине тоска.


***

А жизнь вокруг — трагична и смешна,
То страсть кипит, то ужас пробирает.
На улице — апрель, но снег не тает,
И ты молчишь — печальна тишина.
Как долго нет тебя! Жду и тоскую.
Вдруг промелькнешь — как тень в немом кино.
Мне остается лишь смотреть в окно,
Но подойти, окликнуть — не рискую.
Ну вот, смеркается… Опять в проеме рамы
Дома, как корабли, плывут в тумане,
И телевышки — мачты корабля.
…Автобусы снуют по Магадану,
Прилипли телезрители к экрану,
И в неизвестность движется Земля…


***

Снегопад над Колымою
Разыгрался не шутя.
Томик Пушкина со мною,
Вновь страницы шелестят.

Печь в бревенчатой избушке
Раскалилась докрасна.
Выпить, что ли? «Где же кружка?»
Нет ни кружки, ни вина.

Тлеют угли под золою,
Ночь безлунная темна.
Снова Пушкин: «Буря мглою…»
Стол и свечка у окна.